«Ага, и этот туда же, — подумал Андрей, — неужели „духи“ такие дураки, что предусмотрели только эту лазейку?»

Андрей хотел высказать свои мысли вслух, но Белый опередил его:

— Вот видишь, командир, «архаровцы» все правильно рассчитали… Они просто заманивают нас. Хотят, чтобы мы ударили по лощине. — Помолчав, он добавил: — Не такие уж они хитрые, чтобы готовить нам двойной обман. Да ты не сомневайся, Андрей Иваныч.

Они давно были на «ты». Потому как не один раз бывали на боевых операциях еще в первую чеченскую войну, а однажды прапорщик даже, рискуя жизнью, вытащил раненого Андрея с поля боя. Да и в разведбат Псковской дивизии попали почти одновременно. Только Белый, в отличие от Андрея, прежде служил в погранвойсках, уволился, пожил немного на гражданке, но не понравилась ему жизнь спокойная, и пошел он на сверхсрочную. Ну а поскольку за ним числилось несколько задержаний нарушителей и был он хорошим следопытом, его направили к разведчикам. Он был женат, имел дочь, но к семье особой привязанности не выказывал, за что Андрей его поругивал. Сам он, Сухолитков, холостяк, вернее разведенный. Но о той давней своей женитьбе ему и вспоминать не хотелось, на что были свои веские причины.

Подумав, Сухолитков пришел к выводу, что его зам, так же как и Воробей, не совсем прав. «Духи» неплохо соображают. Но огонь на правом фланге надо все же усилить — пусть думают, что их уловка удалась. А рвануть нужно только вперед.

Он отдал соответствующую команду, добавив, что Белый с двумя бойцами будет прикрывать их, тем самым как бы подтверждая свое согласие с прапорщиком и старшим сержантом.

— Побольше шуму там! — усмехнулся Андрей.

— Да уж, дадим жару! — воскликнул Белый.

Солнце приближалось к зениту и припекало все сильнее. У некоторых из бойцов были уже пустые фляги. А пить хотелось все больше.

Сухолитков еще подумал, что пора, наверное, подымать людей, но тут сзади раздался шорох. Он обернулся и увидел рядового Романа Ряскова. Бойцы звали его Худым, каким он и был на самом деле. Высокий, под два метра, невероятно тощий, он мог есть за троих.

— Тебе чего, Рясков? — спросил Андрей у придвинувшегося к нему бойца. Ответить тот не успел. Кругом завизжали мины. По звуку Сухолитков определил, что у противника калибр оружия восемьдесят два, и подумал, что «духов» действительно снабжают неплохо. Взрывы становились все чаще, и Андрей понял, что им пора тоже начинать действовать, иначе многих перебьют и будет поздно. Он хотел вскочить, но тут совсем рядом разорвалась мина. Острая боль обожгла левую лопатку. Сухолитков ткнулся лицом в траву и потерял сознание.

Очнулся Андрей от сильной боли в левом плече. Она шла от нижнего конца лопатки к ключице. Значит, именно туда угодил осколок мины, разорвавшейся неподалеку. От тряски машины, в кузове которой их везли, — это была старая, довоенного выпуска трехтонка (как еще она сохранилась у «духов»), — боль усиливалась и спускалась по руке к локтю. Но дальше не шла, как бы удерживаемая бинтом, которым было крепко обмотано все плечо Андрея. В суматохе боя кто-то успел перебинтовать его и даже вколол промедол. Он хоть и был в забытьи, но укол иглы шприц-тюбика почувствовал.

В кузове их было всего двенадцать человек. Как ни горько это было сознавать, но пятеро, видно, погибли в последней схватке. И винить в их потере Андрей, кроме себя, никого не мог. Душманы оказались хитрее, чем он ожидал, ловушку устроили по всем правилам. Даже то, что десантники могут рвануть вперед, предусмотрели. Некоторых солдат накрывали сверху сетями, искусно замаскированными между ветвями деревьев, других выводили на заранее вырытые ямы, слегка прикрытые валежником. Разведчики падали в них и оказывались в руках бандитов. Но откуда «духи» все же знали о маршруте их движения? Эта мысль не давала покоя Сухолиткову.

Андрей обвел солдат в кузове повлажневшими глазами. Погибли отличные ребята: сержант Борис Пищулин — лучший снайпер роты; ефрейтор Семен Хорьков — искуснейший сапер; непревзойденный балагур Григорий Игорьков, со смешным прозвищем Перчик, и другие следопыты. Какие были люди! Шли за ним в огонь и в воду… У остальных, оказавшихся вместе с Андреем в плену, участь тоже была незавидной. Сухолитков знал, как ненавидят и издеваются над попавшими к ним федералами «духи», какие мучения приходится испытывать им.

Позади офицера примостились Гонец и Емеля. Рядовой Виктор Гонцов, разумеется, получил свое прозвище от фамилии. Он был лучшим радистом роты. Рядового же Якова Еремеева по прибытии в роту писарь, плохо расслышав его имя и фамилию, записал Емелей. Потом-то, разумеется, фамилию солдата написали правильно, но кликуха так и осталась за новичком. И он не обижался на нее. Был добродушным парнем, немножко увальнем, что, однако, не мешало ему быстрее всех преодолевать полосу препятствий. Оба бойца были рослыми ребятами, только у Гонца шевелюра была белая как лен, а у Емели темно-серая, точно присыпанная пеплом, и кудлатая. Он отличался еще и тем, что очень метко метал ножи на значительное расстояние, и их у него было не два, как у всех, а четыре, за что вначале он получал нагоняи от старшины роты. Но так было только вначале, пока не открылся его талант метателя ножей.

У Андрея не было сомнения в том, что их ожидает. Привезут в лагерь душманов, покажут соплеменникам, похвастаются: вот, мол, какой улов захватили. Поглумятся, конечно, и пустят в расход. Да еще могут и не расстрелять, а поотрубать головы, чтобы потом выставить их в лагере на кольях. Сухолитков видел фильмы такого рода — в батальоне их иногда прокручивали, чтобы люди знали, до какой жестокости доходит противник. Некоторые из молодых не выдерживали, покидали клуб. Таких потом отчисляли из батальона, как не способных быть разведчиками, которые должны иметь крепкие нервы и не бояться никаких трудностей. Их профессия самая опасная и увлекательная в армии. Недаром Сухолитков столько сил положил, чтобы перебраться из ментов в десантники. Ну и досталось же ему! И если бы не писатель Валерий Анатольевич Рощин… служить бы ему и сейчас в Приморье замполитом судебно-розыскной роты.