Лягушка выпрыгнула из банки, уселась на камень и уставилась на нас. Сердце у нее так бешено колотилось, что животик у бедной лягушки все подымался и опускался: туда-сюда, туда-сюда. Рядом стояла банка с водой, там теперь оставался только один головастик.

— Но мы сделали только полдела, — пробормотал Умпин.

Сначала я не понял, о чем речь.

— Кто из нас поцелует лягушку? — продолжал он.

— Чур, не я! — закричал я, потому что у меня не было ни малейшего желания целовать мерзкую лягушку.

— Мы ОБЯЗАНЫ ее поцеловать, если хотим, чтобы она превратилась в принца. Весьма странно, что тебе противно поцеловать лягушку.

— Почему это?! — спросил я, чуть не плача.

— Потому что когда-то ты и сам был лягушонком, — сказал Умпин и коснулся меня волшебным прутиком.

Тут я расплакался.

— Я… никогда… никогда не был никаким лягушонком, — смог я произнести, наконец.

Вместо того, чтобы успокоить меня, гномик только покачал головой.

— Кристоффер Поффер, — произнес он. — Разве мы не договорились, что ты настоящий принц? Или я угощал тебя своими замечательными блинчиками по недоразумению?

Я так и замер на месте.

— И разве мы не договорились, откуда берутся принцы? — продолжал Умпин нетерпеливо.

Эти слова поразили меня как громом.

— Разве не ясно, что когда-то ты был лягушонком?

И он посмотрел на меня своими черничными глазами. Я не удивился бы сейчас, если бы они вышли из орбит и покатились бы по лесу.

— Я появился из маминого живота, — сказал я. — А туда я попал, потому что папа поцеловал ее. Ведь когда он поцеловал ее, к ней в животик попало несколько таких маленьких штучек.

Мне и самому было ясно, что объяснение такое длинное, что смахивало на оправдание. Наверное, поэтому Умпин уселся на пенек и потер себе лоб, как будто бы очень устал. А лягушка важно восседала рядом на камне и продолжала пульсировать.

— Мы сразу же должны решить один важный вопрос, — сказал гномик. — Какие такие еще штучки, если не головастики, приплыли в животик твой мамы, когда твой папа ее поцеловал? И разве ее поцеловать лучше, чем лягушку? Кроме того, разве папа с мамой никогда не называли тебя, купая в ванне, своим лягушонком? И как ты думаешь, мог бы ты умудриться жить у нее в животе, если бы не умел плавать как лягушка?

Возразить мне было нечем, но я почувствовал, что ненавижу и эту мерзкую лягушку и упрямого гнома.

Умпин снова прикоснулся ко мне волшебным прутиком.

— Конечно же, ты можешь сколько угодно ненавидеть лягушку, — сказал он. — Но я хочу сказать тебе, что тебе нужно только совсем слегка чмокнуть ее в мордочку. Потому что, если ты не сделаешь этого, то мы никогда не доберемся до большого замка, в котором живет принц, и никакой сказки не будет!

Я понял, что выбора у меня нет. Если я не послушаюсь гнома, он может дотронуться до меня своим волшебным прутиком и превратить в лягушку. Ведь если лягушка может превратиться в принца, то, наверняка, и принц может превратиться в лягушку.

Тогда я лег на землю и поцеловал гадкую лягушку в саму мордочку, ощутив при этом губами слизь.

— Приветствую вас, господа, — произнес принц.

Лягушка исчезла в то же самое мгновенье, как только я поцеловал ее, и прямо перед нами стоял настоящий принц. На его плечи была накинута бархатная мантия, на голове была маленькая золотая корона, усыпанная рубинами, а на серебряном поясе висел настоящий меч.

Тут я совсем смутился. Оказаться в таком обществе, с одной стороны — гном Умпин, с другой — этот принц. Сам-то я — всего-навсего обыкновенный лесной принц, а это был настоящий, из тех, что живут в королевских замках, я это сразу понял.

— А позвольте узнать имя принца? — спросил Умпин.

— Меня зовут Каролюс-рекс, принц Каролюс, — ответил он с важным видом. — Но это было давно.

Я ничего не понял, и Умпин — тоже.

— Когда-то я был наследным принцем в большом замке, — объяснил он. — Но в один прекрасный день меня превратили в тысячу головастиков. Это случилось потому, что я не хотел отдавать свое сердце злому гному, который жил в пне под замковой горой. Но теперь вы снова собрали меня в единое целое, и я вас отблагодарю за это.

Я повернулся и посмотрел на Умпина: теперь он в своей высокой шапочке-колпачке уже не казался мне таким рослым. И на этот раз он уже не предлагал никаких блинчиков с земляничным вареньем. Вместо этого он произнес:

— Очень интересно! Только совершенно невозможно, чтобы это был мой родственник, потому что в нашем роду нет таких бессердечных.

— Чепуха, — возразил принц.

— Ни у кого из гномов нет бьющихся сердец, как, например, у людей и лягушек. И поэтому гномы постоянно охотятся за сердцами людей. И чаще всего это происходит среди сугробов при свете полной луны…