Не только принимали участие, но у них была найдена добрая половина вещей не только моих, но и соседей. Но дети-то здесь ни при чем, их вот и надо спасать.

И он выполнил данное мне слово, жену дворника не арестовали, а мужа выпустили через два года. И это мне тоже обошлось довольно дорого.

Встретив меня, мои знакомые говорили:

— Вы слышали, вашего «крестника» выпустили.

Когда я пришла поблагодарить адвоката, он широко улыбаясь, сказал: «Вам спасибо».

Но ни дворник, ни его жена не пришли поблагодарить. Да я, собственно, не претендовала, была рада, что детям вернули отца и мать.

Было горько и больно, что такие суды военного трибунала в борьбе с жуликами и мародерством должны были проходить в нашей стране в тот героический момент, когда все московские радиостанции во всю свою мощь сообщали о бессмертных героических подвигах и гибели нашей прекрасной молодежи, такой как Зоя Космодемьянская и другие. Зое было восемнадцать лет, она погибла, ее замучили немцы. Она долго висела на веревке, к ужасу всех жителей. Ветер раскачивал ее тело, и оно стучало окоченелыми конечностями о виселицу.

— Нас много, всех не перевешаете, — произнесла Зоя перед тем как ей набросили веревку на шею. Она шла на виселицу гордо, не жалея себя и своей молодости. Она пошла защищать спокойное будущее своего отечества, людей, детей и молодых, как она, девушек.

И я вспомнила в этот момент, как предо мной предстала молоденькая красавица Наталия. Волосы завиты, как стружки, блестят золотом. Глаза черные с искоркой.

— Нина Ивановна, поздравьте меня, иду на фронт.

Даже грубая одежда солдата, огромные сапоги, несуразная юбка и гимнастерка, в рукавах которой утонули ее руки, не портили ее изящества.

— Наташенька, ты — солдат? Да разве можно такую пускать в строй? На тебя все засмотрятся и забудут, куда стрелять.

Глядя лукаво, улыбнулась:

— Нина Ивановна, я им покажу в кого и куда стрелять надо.

Какая прекрасная у нас молодежь!

И сколько их было вот таких, что даже немцы… Э, да что там немцы, весь мир поражен был количеством женского героического персонала на передовых рубежах фронта. А сколько их было в партизанских отрядах, и с какой жестокостью расправлялись с ними немцы, когда они попадали к ним в плен, даже передать нельзя.

Наши войска Западного фронта в ходе жесточайших оборонительных боев на подступах к Москве с 30 сентября 1941 года сумели только 5–6 декабря отбросить немецко-фашистские войска, которые уже находились в 27 километрах от центра Москвы, где собирались расположиться на зимние квартиры. И перейдя 7-10 января 1942 года в контрнаступление по всему фронту, в тяжелых упорных боях 30 апреля 1942 года удалось отбросить противника от Москвы на 100–250 километров.

Это уже была не одна из, а крупнейшая победа нашей советской Красной армии над «непобедимой» фашистской. Сколько крови было пролито и сколько жизней положено за эту победу, невозможно даже подсчитать.

И когда я слышала, что бойцы нашей армии продолжают отбиваться от немецких танков бутылками с горючей смесью или обвязывают себя гранатами и бросаются под танки и им посмертно присваивают звания героев Советского Союза, я ходила, как больная.

Снаряды, писали, как будто тоже иногда попадают в танки, но особого вреда им не причиняют, поэтому бутылки с горючим и бойцы с гранатами оставались самим эффективным средством.

И вдруг, среди ночи, мне пришла в голову идея. Я разбудила Кирилла и сказала:

— Когда я работала в Институте цветных металлов и золота научным сотрудником в лаборатории легких металлов, я по специальному заданию проводила испытания смесей термитных порошков различных металлов. Цель этого задания заключалась в том, чтобы установить, какие смеси при взрывах и воспламенении могут создать температуру такой огромной разрушительной силы, при которой металл мог расплавиться, как воск, и погасить горение ничем было бы нельзя. И, ты понимаешь, если этим составом начинить противотанковые бомбы, наша армия получит оружие такой бронебойной силы, которая при прикосновении к броне танка прожжет, растопит, расплавит броню насквозь. И мы должны, должны это осуществить в самый кратчайший срок, вот сейчас и немедленно.

Кириллу надо было только дать идею, и его уже невозможно было оторвать от этой работы. Так мы, путешествуя весь январь и февраль по чужим квартирам наших знакомых, так как наша квартира была все еще необитаема, старались ночами работать над этой идеей. Нам казалось, что каждая потерянная минута — преступление. Так глубоко мы верили в то, что это оружие спасет тысячи и тысячи жизней.

И как только в апреле чертежи и объяснительная записка к ним были готовы, я, не чувствуя под собой земли, помчалась прямо в Кремль. По дороге туда я твердо решила, что никому, кроме Н. А. Вознесенского, я не передам в руки наше изобретение. Но мне сказали, что Вознесенский на заседании ЦК и ко мне он выслал какого-то своего заместителя. Пришлось с натяжкой, под расписку, передать наше изобретение и письмо, в котором просили как можно скорее приступить к производству такого оружия и что мы безвозмездно передаем наше изобретение в подарок Красной армии и тем бойцам и командирам, которые из-за отсутствия такого оружия рискуют жизнью.