В ту ночь дела шли даже тоскливее, чем обычно в «Пучеглазом Моряке». Морячок был зверски злой. Он уволил Нэнси, которая уронила тарелку с прогорклыми гребешками на шампуре. Нэнси покинула помещение, плача и проклиная, и Тереза позавидовала жизнестойкости её чувств.

Ко времени закрытия она оказалась на террасе. Кеч покачивался на черном зеркале, невозмутимо-гладком даже при дуновениях ветра. Тусклое золотистое сияние лилось от линии иллюминаторов вдоль каюты, образуя мягкие туманные полоски над световыми люками. Желала бы знать Тереза, о чем сейчас говорят Линда и Томас, эти два отважных путешественника.

Легко ступая на полных ногах, к ней сзади подошел Морячок. Прежде чем она смогла развернутся и отпрянуть, он притянул её к себе и стал мять её груди, болезненно щипая соски. От него несло его обычными ароматами: рыбьим жиром, потом и дешевым ромом. Она изогнулась, отгораживаясь локтями, и он отпустил её. — Эй, — сказал он, сверкнув фосфорической ухмылкой. — Кто тебе еще даст?

— Пожалуйста, — сказала она, ненавидя мольбу в своем голосе.

Он пожал плечами и поморщился в гримасе терпеливой жалости и инфантильного упрека. — Эй, просто пытаюсь помочь. Я не хожу туда, где меня не хотят.

«Только пока не приспичит», — подумала она.

Выходя с террасы, он кинул через плечо: — Но знаешь что, милочка, если ты не трахнешься хорошенько в скором времени, твоя киска запаршивится. Так всегда случается со старыми бабами, которые не держат её сочненькой.

Позднее, лежа голой после душа в темноте комнаты, она все еще чувствовала синяки и грязь там, где Морячок коснулся ее. Банка содовой покоилась на её животе, создавая приятное ощущение холода.

«Парша свыше», — выдохнула она, чувствуя, как дрожащий смех вырывается сам по себе из ее груди.

После её прибытия на Залив, у нее были шансы избежать такой участи. Был водитель-дальнобойщик, который доставил партию товара «Судовой мелочевке», немного полный человек чуть за сорок. Он был очень вежлив, и, несмотря на его комичный акцент, произвёл впечатление по-житейски мудрого мужчины. Он спросил ее, не хочет ли она пойти пообедать в лучшее место, чем «Пучеглазый Моряк». Но как она могла воспринять всерьез человека, который носит бакенбарды Элвиса?

Потом был молодой матрос с одного из чартерных судов. Он проявил необъяснимую влюбленность в нее, зайдя настолько далеко, чтобы рискнуть питаться в «Пучеглазом Моряке», лишь бы иметь возможность пофлиртовать с ней. Возможно, матрос не был чертовски хорош собой, но он был довольно высокий, жилистый, с чистыми чертами лица и раскосыми голубыми глазами. Но однажды ночью он предложил им пойти искупаться нагишом в гавани. Её настолько потрясла одна только мысль о плаванье в этом супе из сточных вод, мертвой рыбы и пролитого дизельного топлива, что она сказала нечто достаточно оскорбительное, чтобы изгнать его.

Ну и ладно, подумала она. У людей случаются ужасные болезни. И неизбежно в жизни полно неприятностей, которые легко забываются, как это всегда бывало в прошлом.

Она снова заинтересовалась, как там Линда и Томас на борту старого парусника. Находятся ли они сейчас в постели, также как она? По крайней мере, они не одни. Она попыталась представить себе Томаса. Молодой Стерлинг Хейден [5] , пожалуй, с суровым лицом моряка, который счастлив, только когда плывет под парусом посреди синего-синего моря… Нет, что-то её воображение завернуло куда-то не туда. Человек, заставивший больную подругу одной отправиться на берег делать покупки… он должно быть какой-то негодяй. Неужели Томас никогда не покидает свою каюту? Тереза была почему-то уверена, что это Линда бросала якорь в тот первый вечер.

Теперь мысли рисовали ей каких-то бледных подземных существ, заставив хихикнуть. Вампир морской, водоплавающий. Но Линда не выглядела малокровной, это совершенно точно. Ментальная анемия? Нет. Что-то еще. Она не могла подобрать слово.

Внезапно Тереза почувствовал себя очень усталой. Она отложила баночку содовой в сторону и подтянула простынь.

Пока она дрейфовала ко сну, полу-грёзы всплыли вверх, сжатые и живые. Линда, обнажённая, прекрасные непроницаемо-тёмные глаза закатываются, рот открыт; тонкие ноги обернулись вокруг аморфной мужской фигуры, которая погружается в нее так же неустанно и неодолимо, как работающий поршень при замедленной съемке. Линда рвёт ногтями любовника, обнажив зубы в гримасе экстаза или боли.

Изображение поблекло, и ей привиделся старый парусник, спокойно стоящий на якоре; белый корпус светится в береговых огнях. Но вот корабль подчиняется ритму человека-поршня, и качающийся корпус начинает генерировать небольшую рябь. Тусклый свет якорного фонаря в верхней части грот-мачты рисует дугу назад и вперед сквозь беззвездное небо, и волны распространяются всё дальше и дальше по зеркально-черной воде гавани.

«Волны любви», — пробормотала Тереза, и даже находясь на пороге сна, она завидовала.

После полудня на следующий день, когда Линда вновь появилась в «Судовой мелочёвке», Тереза почувствовала странное замешательство, вспомнив свои ночные фантазии.

— Мне нужно несколько упаковок льняного каната, — сказала Линда тихим голосом. — Четверть дюйма.

Тереза сходила за товаром. Когда она вернулась, Линда тяжело опиралась на прилавок, а зрачки её глаз выглядели так, как будто пытались закатиться внутрь головы. Её загар посерел, пальцы вцепились в столешницу побелевшими суставами.