Кантор едва заметно качнул головой, оскалившись одной половиной рта. Кто бы сомневался…

Он знал, что думает сейчас принц-бастард. Что Ольга не бросит любимого и таким.

Элмар тоже знал, что думает сейчас Кантор. Он и сам на его месте не явился бы на глаза любимой девушке в таком виде.

Дело даже не в том, что лицо мистралийца, напоминающее теперь двуликую маску на фасаде Королевского театра драмы в Гелиополисе, выглядит жутковато. Особенно из-за трехдневной щетины на неподвижной правой стороне, делающей контраст еще более ужасающим.

Это не страшно. К этому можно привыкнуть. Дело в другом.

Неразборчиво мямлить одним уголком рта. Перекладывать левой рукой висящую тряпкой правую. Не ходить вообще или едва передвигаться с палкой. Возможно… Да нет, скорее всего, не возможно, а точно… ограничиться только духовной стороной любви. И позволить, чтобы это видели и знали.

— Ты меня не нашел.

Да, он был прав. Тысячу раз прав. Но…

— Не могу. Шеллар взял с меня честное слово, что скажу ему правду и ничего не скрою.

Очередное ругательство прозвучало как предсмертное рычание зверя.

— Если хочешь, я заставлю его поклясться, чтобы никому больше не признавался, — предложил принц-бастард. — Но… что сказать Ольге? Во-первых, ты бросил на виду свое письмо, и над ней теперь весь двор потешается. Во-вторых, король заверил ее, что ты жив, ссылаясь на магов. Сказать теперь, что ты мертв, — может не поверить, найдет специалиста, проверит сама. И вообще, может, ты еще поправишься и захочешь вернуться…

— Нет! — прорычал Кантор.

— Все равно. Даже не знаю… Сказать правду — она в тот же день будет здесь. Сказать, что ты действительно от нее ушел и не хочешь возвращаться, — представляешь, как она обидится и разозлится… Что? Извини, я не понял, что ты сказал?

Кантор опять прижал пальцами обвисший угол рта и повторил:

— Лучше пусть злится.

Элмар подумал, как действительно будет лучше, и вынужден был согласиться. Да, лучше злиться на неверного любовника, чем оплакивать павшего или нянчиться с калекой. Так легче забыть. Так лучше для Ольги. А вот для самого благородного мистралийца… Что он станет делать, если действительно сможет вылечиться и захочет вернуться? Как будет объяснять свое поведение, если его не пожелают даже выслушать?

— Хорошо. Я сделаю, как ты просишь.

Благодарный взгляд, который он получил в ответ, был красноречивее скомканных непослушным языком слов.

— Да, и вот еще…

Принц-бастард достал из кармана завернутую в кожаный лоскут чакру Трех Лун.

— Вот… я ее на поле битвы нашел. Представляешь, опять в стену ушла, как будто не хотела, чтобы ее нашел кто-то другой. Только не надо мне рассказывать, что тебе теперь не пригодится и все такое… Она твоя, значит, должна быть у тебя. Не захочет — сама уйдет.

Он развернул сверток и положил отливающее синевой кольцо на постель. Затем, повинуясь некоему необъяснимому порыву, поднял бесчувственную руку товарища и накрыл его пальцами волшебное оружие.

— Держи ее под рукой, хуже не будет, а мало ли… Шанкар говорил, что в ней заключена сила самих богов… Хоть и утверждают христиане, что чужие боги приносят зло, но я вот не верю. Шанкар говорил, что чужих богов вообще не бывает. Они одни и те же, только называют их все по-своему.

Кантор одарил гостя еще одним благодарным взглядом и ничего не сказал, но вид у него был очень серьезный.

Чтобы не уходить сразу, Элмар рассказал товарищу, как закончилась битва, что сейчас происходит в Мистралии, как здоровье Орландо и что поделывает кузен Шеллар. О похождениях пропавшей королевы он упомянул вскользь и очень кратко, намеренно умолчав о том, что все это время королеву сопровождала Ольга. Ясное дело, в день битвы Кантору никто не сказал, что его девушка пропала, у какого бы болвана язык повернулся. А теперь и вовсе незачем больного человека лишний раз тревожить. Еще разнервничается и окончательно утвердится в мысли, что приносит Ольге одни неприятности, хотя, видят боги, к этой конкретной неприятности Кантор не имеет никакого отношения. Чтобы не останавливаться на приключениях Киры и ненароком не проболтаться, Элмар как можно красочнее, во всю ширь своей поэтической фантазии описал попытку смещения кузена и приземление похмельного дракона с выносом стекол в зале заседаний. Как раз когда он пытался изобразить в лицах удирающих аристократов, за ширму заглянула Жюстин и напомнила, что пациента нельзя утомлять. Так что пришлось вместо рассказов удалиться.

Прощание получилось коротким и почти бессловесным.

Уходя, Элмар все же не удержался и обернулся.

— Диего, — тихо сказал он, останавливаясь, — ты помнишь… тот разговор?..

— Угу, — коротко откликнулся Кантор.

— Очень прошу… Не повторяй моих ошибок.

Ответная ухмылка была весьма красноречивой, но принц-бастард так и не понял, что же она означала — «не дождетесь» или «не лезь не в свое дело».

Он еще перекинулся парой слов с Савелием, внял предупреждениям и не стал тревожить Джеффри, который страшно стеснялся своего «боевого ранения», и отказался от обеда. Не потому, что не хотел есть, а дабы в расстроенных чувствах ненароком не смолотить трехнедельный запас провизии.