— Чаго язык прикусцив? Говори.

— Минай Филиппович, — с запинкой начал Ковалев, — погиб Яковлев двадцать девятого апреля. Тяжело раненный, он попал в руки некоего Вильгельма фон Робраде, возглавлявшего Оршанскую группу тайной полевой полиции. После пыток расстрелян.

Шмырев с напряженным вниманием смотрел на Ковалева.

— Аткуль дазнався?

— Вот, — подал Александр аккуратно переписанное донесение фон Робраде.

Шмырев прочитал, тяжело, покряхтывая, поднялся.

— Старасць не радасць, — как бы извиняясь, произнес он.

Подошел к другому столу, где в кажущемся беспорядке лежали фотографии, письма, еще какие-то папки, но махнул рукой и вернулся на прежнее место. Новость о Константине Егоровиче не выходила из головы.

— О бое в Нестерове было вядомо. Предполагали, что там мог быть и отряд Яковлева. Перед гэтим чекисты разрушили мост через реку Басня. Видать, уходили на юг, за Клендовичи. Мы тольки предполагали… Ну, а вы уверены, что гэто Яковлев? Приметы, время, вядомо, многа значат. И усё ж…

— Николай Борисович Орлов убежден, что это Яковлев.

— Яки Орлов?

— Вы встречались с ним. В то время он был старшим оперуполномоченным особого отдела четвертой ударной армии.

— Лысы старши лейтенант? Маладой з себя?

Ковалев рассмеялся:

— Подполковник теперь. И далеко не молодой.

— Усё равно годов на двадцать маладзей мяня. Савмесна працуете?

— Мой начальник.

— Поклон ему низкий.

Встреча затягивалась, а к делу, которым занимались уральцы, ничего конкретного не добавилось. Что ликвидация предателя Брандта проводилась по разработке Яковлева, это Шмырев подтвердил, даже назвал фамилии исполнителей приговора: чекисты Стасенко и Наудюнас. Но о Мидюшко и Алтынове, к сожалению, ничего не слышал. Ничего не сказала ему и фотография Алтынова.

Бутылка в руках полицая потряхивалась, поблескивала на солнце. Константин Егорович покусал губу, гадливо вспомнил слова Брандта: «Я еще жить хочу». Хочешь жить, очень хочешь, Александр Львович. Знаю. Только ничего из этого не выйдет…

Яковлев понаблюдал, как его сподвижники опоражнивают бутылку с водой и стал углубляться в лес.

А через час примерно Брандт стоял перед начальником отдела СД и разводил руками. На самом деле, он же не утверждал, что этот «Иван Иванович» обязательно придет на условленную встречу. Бравады хватило, видно, на один раз, второй встречи струсил.

Молодой, узколицый штурмбанфюрер СС усмехнулся и не очень деликатно поправил Брандта:

— Он не струсил, господин редактор. Просто оказался умнее вас.

Слышать такое было неприятно. Брандт дергал носом, отводил взгляд. Штурмбанфюрер поднялся со стула, добавил к сказанному:

— Будущее ваше крайне незавидно. Сожалею, но помочь могу только советом: уносите ноги. Хотя бы на время.

Сказал это и ушел со своей челядью.

Снова, спасибо ему, выручил бургомистр Родько. Звонил кому-то в Минск, доказывал, что творческую командировку редактора в Германию нельзя откладывать. С ним согласились, и Брандт исчез из поля зрения витебчан на длительное время.

Вернулся он в начале ноября уставшим, задерганным, но внешне марку выдерживал, не куксился. Бодрило то, что по улице круглосуточно фланировал парный патруль, что эти проклятые «ворота» в линии фронта, через которые красные шастали туда и обратно, накрепко заперты, что так называемую Россонскую республику — партизанскую зону — несколько ужали, вытеснили банды за правый берег Дриссы.

Александр Львович стал реже взбадривать себя коньяком, засел за обработку материалов, собранных во время поездки по Восточной Пруссии. Первая статья под названием «Это мы видели сами», сверстанная подвалом, появилась в «Новом пути» 18 ноября 1942 года. Начиналась она лихо:

Далее шли факты, напрочь опровергающие «вражескую пропаганду». Оказывается, в Германии нет русских, которых бы насильно угнали туда. На хлебных нивах, в рудниках, на строительстве дорог работают сплошь сытые и безгранично счастливые добровольцы.

Поначалу перо Брандта несколько спотыкалось. Как бы там ни было, Александр Львович все же сознавал, что, когда писал, нет-нет да вспыхивали стыдливые мысли и рука подрагивала. Но слабые укоры совести скоро пригасли. Все черное, что выдавалось за белое, стало казаться поистине белым, даже без крапинок.

Через четыре дня снова подвал: «В саксонской деревне». Мерзость так и перла из творческого воображения Александра Львовича:

Начальник штаба 624-го казачьего батальона Прохор Савватеевич Мидюшко, заглянувший к Брандту во время очередного приезда в Витебск, читал вторую статью в рукописи и откровенно хохотал: