Не закончив фразы, Соколов заснул.

Чарин долго смотрел на его красивое лицо, лихорадочно вспоминая, кто же из бывших антоновцев есть среди его знакомых. И вспомнил:

— Тихонов! Картежник! Профессиональный игрок. Точнее, шулер! Точно! Он же сам рассказывал об этом. Только что-то давно его не видно? В Ленинграде ли он? Не раскрыли ли его чекисты?

Чарин взглянул на часы. Почти утро! Чарин осторожно вышел в другую комнату, плотно прикрыл двери, покопался в записной книжке, снял трубку телефона. Через несколько минут услышал сонный недовольный голос:

— Какой дьявол спать не дает?

Чарин извинился, представился.

В трубке послышался невежливый зевок, хриплый кашель:

— Слушаю. Чем могу быть полезен, Петр Сергеевич?

— У вас там, где ты находился в гражданскую, был Соколов, черноволосый красавец, приближенный главного?

— Соколов… Соколов… Соколов? Был такой… Доверенное лицо самого…

— Спасибо, Иван Васильевич, спасибо… — Чарин положил трубку и потер руки: значит, Соколов тот, за кого себя выдает! Тихонов врать не будет. Проверен не в одном деле. Ах, Чарин, Чарин, какой ты молодец! Какой ты умница — великолепную находку сделал для организации!

Наутро Чарин проснулся бодрым, словно и не было хмельной бессонной ночи. Напоил Соколова чаем.

— Мне надо выехать в Москву. Едем со мной — через столицу — на Урал. Я вас устрою на денежную должность в Свердловске. Жена ваша будет довольна. Вы нужны нам. Мы — это такие же, как вы, не нашедшие общего с коммуноидами. Я вам верю. Но вынужден посоветоваться в Москве-матушке с одним человеком. Так как? Согласны?

— Хорошо, — решительно поднялся Соколов, — я с вами, Петр Сергеевич, хоть куда, вы мой добрый гений!.. Встретимся на вокзале, я только в гостиницу забегу… за вещами…

Чарин кивнул головой, он думал, а что скажет ему Пальчинский?

Доменову не очень хотелось устраивать Соколова в трест. Мало ли что за ним тянется? Если он скрывается от Советской власти, могут и разыскать! А тогда спросят: «Почему вы его рекомендовали, гражданин Доменов? Где вы с ним познакомились, гражданин технический директор?»

В таких случаях товарищем не называют.

Но Пальчинский дал согласие на ввод Соколова в организацию, значит, надо сделать так, чтобы Соколов трудился в Уралплатине.

Пальчинскому Доменов подчинялся слепо. Это как гипноз какой-то. С юности то и дело он слышал от солидных уважаемых людей: «Вы знаете, как поступил Пальчинский? Вы читали, что изрек Пальчинский? Вам говорили, что отмочил Пальчинский? О, Пальчинский — личность! Да-да, Пальчинский — талант!»

Эта фамилия обрастала легендами и завораживала.

Доменов всегда интересовался прошлым и настоящим человека, именно прошлое и настоящее определяет его будущее. О человеке нельзя судить, не зная его былого, которое сформировало характер, а натура — определяет возможности.

Доменов знал минувшее и настоящее Пальчинского, виднейшего горного инженера, консультанта Госпланов СССР и РСФСР, Уральской комиссии Главметалла. Кроме того, Пальчинский за консультации получал деньги еще во многих крупных трестах и учреждениях.

Потому-то Доменов восхищался Пальчинский, беспрекословно подчинялся и откровенно завидовал ему, ведь Пальчинский всегда ходил в лидерах, он родился верховодом, как рождаются певцами, музыкантами, художниками.

Он всю жизнь делал такие шаги, что оказывался в центре внимания своего горного института, всего Петербурга, всей России. Эти шаги он явно рассчитывал. Но как точно! Невольно позавидуешь.

Доменову рассказывал один из волжан, что еще в двенадцать лет Пальчинский стал специальным корреспондентом отдела «Вести с Волги» в местной газете. Правда, в издании газеты принимала участие матушка Пальчинского, но тем не менее статьи Пальчинского привлекали внимание читателей, будоражили обывателя.

Сотоварищи Пальчинского по учению вспоминали, что он выделялся среди студентов.

Однажды сокурсник принес весть:

— Друзья, слышали? Знаменитый Бехтерев ищет репетитора для своих детей, поступающих в гимназию? Вот бы мне устроиться!

Кто-то резонно возразил:

— Куда тебе! Это место для Пальчинского.

И Пальчинский загорелся, он бросился, то есть размеренным шагом отправился, к своему любимому преподавателю, вхожему в дом Бехтерева:

— Рекомендуйте, если можно…

Бехтереву приглянулся эрудированный молодой репетитор, имевший дерзкие неординарные суждения о положении в государстве, и он ввел Пальчинского в круг прославленных медиков.

Припоминали соученики и другое: появилась возможность студентам поработать на угольных рудниках Франции. Первым вызвался Пальчинский.