Шрифт:
— Это правильно. Но ведь ее убьют, глупую. Жалко.
— Ну… попробуй взглянуть на вопрос иначе. Если она пойдет и еще кого-нибудь съест, тебе того, съеденного, будет жалко?
Тролль кивнул с тяжким вздохом — словно ветер в горах промчался, пошатнув каменную глыбу.
— Будет. Ну почему нельзя жить так, чтобы никто никого не убивал? Почему все такие злые? И люди, и тролли… Тролли хотя бы глупые, не понимают, что такое хорошо и что такое плохо. А люди понимают и все равно поступают плохо.
— Эльфы говорят, это все потому, что люди жадные. А сами люди обычно думают, что как раз они-то поступают хорошо. У них очень расплывчатые понятия о хорошем и плохом, которые можно толковать по-разному.
— Это называется «нравственная проблема», — похвалился образованный тролль. — Я их терпеть не могу. О них невозможно правильно думать, только голова болит. И, кажется, они не имеют решения.
Видимо, наставница обучила беднягу элементарным основам логики, и все, что в них не укладывалось, вызывало у него затруднения. Интересно, у короля в молодости были похожие проблемы? Или он решал такие вопросы, насильно впихивая их в рамки обычной логики, из-за чего его решения и казались парадоксальными? Нет, действительно, интересно было бы этих двоих познакомить…
— Тогда и не думай об этом вообще, — посоветовала Ольга. — Зачем, если тебе от этого плохо? Лучше давай вместе подумаем о будущем. Это полезнее.
— Вместе? — Пако повернул огромную неандертальскую морду и впервые за время разговора посмотрел прямо в глаза. — Ты хочешь со мной думать, что делать дальше?
— А что тут странного? Если мы уже оказались вдвоем, надо подружиться и помогать друг другу. Любое дело лучше делать вместе. Вот подумай, если мы сейчас разбежимся, что будет?
Тролль подумал.
— Я опять останусь один и не буду знать, что делать и куда идти, — сделал он вполне логичный вывод. — А тебя найдет Мырра и съест. Это плохо. Ты первый человек, который меня выслушал и захотел со мной подружиться. Я не хочу, чтобы тебя съели, и не хочу быть один. Правильно, лучше думать вместе. Только сначала расскажи и ты о себе. Я не знаю, откуда начинать думать.
Ольгина история заняла остаток пути, и как раз к тому моменту, когда она закончилась, из-за деревьев показалась вполне справная хижина.
— Пако, а ведьму съели давно? — поинтересовалась Ольга, которую беспокоил вопрос: насколько жилище успело припасть пылью и сохранилось ли в нем что-либо полезное?
— Нет, уже при мне, — охотно объяснил тролль. — И ведьму съели, и козу, и кошку…
— А они ее случайно не в доме ели?
— Нет, в пещеру притащили. И даже не поняли, почему я на них обиделся.
— Ну да, они же с тобой поделиться хотели…
— Не надо о них, ладно? — опять опечалился Пако. — Мне от этого становится грустно и хочется плакать.
— Ой, извини… Я не буду, только не плачь. А тролли все умеют плакать, или ты у людей научился?
— Не знаю.
— Как не знаешь? Ты же полгода жил с троллями!
— Я никогда не видел, чтобы они плакали, — серьезно объяснил Пако, осторожно опуская девушку на землю. — Но это же еще не значит, что они не умеют?
— Это верно. — Голос у Ольги дрогнул. — Совсем не значит…
Много ли людей на этом свете видели, чтобы плакал бесстрашный Кантор? Но значит ли это, что он не умеет? И что с ним делается сейчас, когда он думает, что любимую жену съели тролли?
Пятеро выживших тихо тряслись, неуверенно мямлили и крайне неумело врали. Видно было, что они заранее договорились, что именно будут врать, но под грозным взором Одноглазого Астуриаса их решимость начинала безудержно сбоить. Эмиссар по особым поручениям был зол и полон готовности карать без малейших снисхождений.
— Значит, напали тролли… — недоверчиво протянул он, рассматривая представленное доказательство. Огромная туша и голова с покрытой копотью мордой не вызывали сомнений в подлинности, но вот поведение доблестных воинов таковые вызывало. Что-то они крутят. Что-то скрывают. — Разломали повозку, перебили половину охраны, утащили девчонку и одного из вас, как его…
— Хосе Игнасио, — услужливо подсказал командир, который чувствовал себя очень виноватым, ибо не присутствовал лично при столь важном событии и не мог ни помочь подчиненным, ни объяснить начальству, что же там случилось.
— А Кантор почему в таком состоянии?
— Так он… это… Как проснулся, вот такой и был… Зелья перебрал…
Точно, врут. Если бы хоть немного в зельях разбирались, придумали бы что-то получше.
— А откуда у мальчишки синяки?
— Бежать пытался, стервец.