Шрифт:
– Сорго?
– Ага. Это такая питательная и очень вкусная крупа. Я к ней приохотился, когда плавал, то есть, ходил на американской промысловой шхуне.
– Ты – на американской промысловой шхуне? Сказки сказочные…. А когда это было?
– Давно, Птичка, – печально усмехнулся чукча. – Очень давно. Ты, извини, не поймёшь…. Кушай, кушай. А в кружке – чай, в который я добавил цветков морошки и почки багульника. Запивай.
– Не буду, – заупрямилась Наташка. – Ты, Афоня, для чего камлал? Чтобы рассказать мне о Будущем? Вот, и рассказывай. Не тяни, пожалуйста. Обещания всегда надо выполнять.
– Будь, упрямая, по-твоему. Только…. Почему бы всё это не объединить? Я рассказываю. Ты ешь походный кулёш. Одно не должно мешать другому. Договорились?
– Договорились…. Действительно, очень вкусно. Объеденье сплошное…. Рассказывай.
– Слушай, если хочешь, – поскучнел и отвёл глаза в сторону шаман. – Твои ближайшие годы будут непростыми. То есть, наполненными – безо всякой меры – суетой…
– Какой – суетой?
– Всякой. Бытовой, психологической, семейной, философской. Мутной, дёрганной и запутанной, короче говоря.
– А с чего же она возьмётся…м-м-м, эта мутная суета? – непонимающе нахмурилась Натка. – Откуда?
– Оттуда и возьмётся. Ты кушай, Птичка, кушай…. Вы же покидаете родные места, которым отдано много-много лет? По сути, Родину?
– Покидаем.
– Вот, видишь…. Переезд, как известно, дело очень серьёзное и непредсказуемое. Твоей матушке могут приглянуться одни края и определённый образ жизни. Твоему батюшке, возможно, совсем другие. Недопонимание – страшная штука. Страшная, малоприятная и очень коварная…. Не торопись, Птичка, впадать в отчаяние. Трудные годы, они непременно пройдут. Непременно и непреложно. Надо их просто пережить, и не более того. Крепись и веди себя достойно. Главное, не суетись и будь добра ко всем. Это не так трудно и сложно, как кажется. Зато потом, уже на рассвете своей взрослой жизни, ты встретишь Его…
– Его?
– Ага. Короля твоего горячего девичьего сердечка. Твоего будущего мужа и будущего отца ваших общих детишек.
– Как же я его узнаю? Короля?
– Узнаешь, – мудро улыбнувшись, заверил Афоня. – Сердечко обязательно подскажет. Забьётся, задрожит – как лист чукотской карликовой берёзы на суровом осеннем ветру…. Да и внешность у твоего суженого приметная: высокий, широкоплечий, с отчаянными тёмно-зелёными глазами и шикарным рыжим чубом. Трудно, ей-ей, обознаться…
– Высокий, широкоплечий, зеленоглазый и рыжеволосый? – прихлёбывая из эмалированной кружки тундровый чай, задумалась Наталья. – Значит, и я, когда вырасту, стану писаной и высокой красавицей? Типа – девяносто-шестьдесят-девяносто? Как тётеньки-фотомодели в телевизоре? Ну, чтобы прекрасный рыжеволосый принц не прошёл мимо и обратил на меня внимание?
– Красота, Птичка, бывает разной. И размеры-габариты здесь совершенно не причём. Поверь…. Ты, главное, всегда будь рядом с этим рыжеволосым субчиком. Всегда и везде. В горе и в радости. В бедах и в опасностях. Всё – само собой – и образуется. Непременно и непреложно.
– Всё – это что?
– Счастье, – вздохнул старик. – Простое человеческое счастье…
Надо признать, что шаманские предсказания начали сбываться почти сразу, как только Кулики перебрались в Санкт-Петербург.
Наташкиной матери городская жизнь откровенно и всенепременно понравилась. Она как-то сразу помолодела, кардинально сменила причёску и гардероб (благо, кое-какие деньги с Чукотки, всё же, были вывезены), обзавелась болтливыми подружками и, окончив ускоренные бухгалтерские курсы, устроилась на престижную и высокооплачиваемую работу. С отцом же всё было гораздо сложней…
Затосковал Николай Алексеевич, откровенно затосковал – по вольной и простой жизни, по верным и многократно-проверенным товарищам, по родимой геологии…. Сколько не старался, но так и не смог найти работы по сердцу. Не смог, и всё тут. А уволившись в очередной раз, усердно прикладывался к бутылке. Хорошенько выпивал, брал в руки старенькую гитару и пел – часами напролёт – всякие грустные и печальные песенки. Например, такую:
Где-то пропела струна – невзначай.Снова бессонница, снова – рассвет…Спирт подливается – в жиденький чай.Братцы забытые, вам – мой привет!Снова я вижу – горящие в небе – огни.Снова Чукотка – сияньем – приветствует нас.И у Певека – застыли опять корабли.Чукчи без чая – печальный – рассказ…Всё не сбылось, словно серая – муть.Нет геологии, нет – и мечты…Тихо на лица спускается – грусть.Память – погасшие наши – костры…Тот – бизнесмен, а вот тот – депутат.Этот – писатель, а Санька – поэт…Всё хорошо и прекрасно – во множество крат.Только геологов – больше и нет…Только в начале апреля – опять – так светло!Только в апреле бывает – шикарный – рассвет…Тот, настоящий…. И дышится, вдруг, так легко!Братья и сёстры мои, вам, привет!Братья и сёстры мои – вам – привет…Через несколько лет, сопровождавшихся затяжными и нудными скандалами, отец уехал в Бодайбо – главным инженером частного прииска, добывавшего россыпное золото.
– Не грусти, доченька, – уговаривал накануне отъезда Николай Алексеевич. – Невозможно обмануть собственную Судьбу. Видимо, мне изначально так было написано на роду – отправиться в те края, где работал наш далёкий пращур. Продолжить, так сказать, начатое им дело. Золото – металл хитрый и особенный, оно любит преемственность поколений и трудовые династии…