– Они люди. Они живые люди, им хочется продолжить свой род, им нужно обычное человеческое тепло.

– Почему я, почти мертвая и не вполне уже человек, должна заботиться о них? – Елена растянула губы в тонкой усмешке – но глаза остались абсолютно серьезными. – Они платят злом за добро, так, может быть, за зло они отплатят добром?

Минуту, даже больше, мы молчали – наверное, она ждала, что я стану их оправдывать, доказывать что-то, но я чувствовал, что сделать большего не в состоянии.

– Посмотрите на меня. Старуха! Вы ведь понимаете, что я способна заплатить за новое тело, несмотря на все ограничения, которые накладывает Бюро. Пусть другие старятся, я могу оставаться вечно молодой! Но не буду. Потому что знаю: где-то вокруг планеты, названия которой я даже не помню, крутится спутник, а внутри, в невесомости, парит медицинский саркофаг с костями, обтянутыми кожей. Какой смысл молодиться?

Она опять посмотрела на меня, выжидая. Но я опять ничего не ответил.

– Иди. – Елена махнула рукой, подзывая пажа. Опираясь на его плечо, она проковыляла несколько шагов и села в кресло. Я ждал. – Ты не Джули Сикст Скорцезе. Здоровый, молодой – сколько тебе? Пятьдесят? Шестьдесят? Ты Джулик. Обманщик. Я так давно не вспоминала о том, что смертельно больна… Иди.

И я ушел.

Надо бы напиться, подумалось мне на улице. И не то чтобы меня оскорбили последние ее слова – отнюдь. Она была в своем праве, я – в своем. Это моя работа. И если мои слова задели княгиню, то и она могла сказать мне что-то, что заденет меня.

Но все-таки ей это удалось. Я зашел в ближайший бар, махнул мобу-бармену: «Налей». Меня преследовала мысль, что Аська – моя Аська – точно так же висит где-то в невесомости и спутник с ее телом вращается вокруг какой-то планеты.

Получу деньги – и гуляй, кадет, пока одет, – а утром глянь, мундира нет! Буду шпынять подчиненных, встречаться с друзьями-ветеранами, вспоминая битвы и сириусянские лагеря, потягивать хорошее виски, сидя в плетеном кресле на каком-нибудь курорте.

Но, Господи, зачем, зачем она так смотрела на меня своими васильковыми глазищами? Зачем так робко и доверчиво тыкалась плечом мне в грудь? Зачем шептала бессвязно, поднимаясь и опадая надо мной, словно пламя свечи?

Через несколько часов я был пьян в стельку. Моб аккуратно дотащил мое бренное тело до туалета, где меня вырвало. Ополоснул мне лицо, натер виски лимонным настоем.

Я почти протрезвел, но быть абсолютно трезвым не хотелось. Поэтому решил через силу загнать в себя еще пару стопок, потом бы пошло по накатанной.

– Вам надо пройти в подсобное помещение. – Моб вежливо указал направление.

Мне было настолько плевать, что я беспрекословно прошел туда.

– Дьявол тебя раздери, Джули, ты знаешь, сколько стоит минута связи с тобой? – На экранчике связара бесновался Майкл, человек, давший мне этот заказ. – Ладно, я сегодня добрый! Старуха потребовала фотографию праправнучки и готова разговаривать с наследниками – мы свою часть работы выполнили. В общем, готовься – завтра я тебя вытащу. Будет неприятно, скорее всего даже хуже, чем когда тебя сюда вживляли.

– Оставь меня в покое. – Я вдруг понял, что мне не интересно возвращаться в нормальный мир. В мир, где каждый день обычные, здоровые люди теряют бесценные минуты и часы на глупость, которую называют собственной жизнью. – Кинь гонорар на мой счет в Бюро, и пусть Марио позвонит, я передам ему дела.

– Ты рехнулся? Месяц, от силы полтора – и у тебя все мышцы атрофируются! Дороги назад не будет! Пьян? Не отвечай, я и так вижу. Мозги просохнут – поговорим еще раз!

Он отрубил связь. Я улыбнулся – решение было принято. Вышел на улицу, пешком побрел в сторону дома.

На кухне горел свет. Зайдя в прихожую, я почувствовал, что пахнет чем-то вкусным. Мясом по-итальянски, которое делают только русские.

Аська спала на угловом диванчике между столом и плитой. Я осторожно взял ее на руки, перенес на кровать. Идти в душ сил не было, и я забрался под одеяло.

– Все? Никуда больше не пойдешь? – сонно пробормотала Аська.

– Все. Никуда больше не пойду, – подтвердил я и обнял ее.

Рядом с нами – в той или иной мере здоровыми и счастливыми, рассчитывающими на интересное и долгое будущее людьми – всегда есть некое «загранье», в котором существуют те, у кого никакого «завтра» нет.

Неизлечимые больные, умирающие, зачастую озлобленные – они всегда где-то рядом, и, боясь нечаянно перешагнуть грань между мирами – нашим и их, мы подчас готовы на все.

А если представить, что их мир стал полноценным, интересным? Что там нет нас – но есть постоянный праздник, перечеркивающий заботы о «завтра», позволяющий жить сегодняшним днем?