— Ты редко здесь появляешься, — посетовала Мама Валя. — Я соскучилась.

— Дела, — пожал плечами Федор. А что он еще мог сказать?

— У Левы тоже дела, но он бывает у Илюши не реже двух раз в месяц, — заметила старушка.

— Ему детей нужно развлекать.

— А тебе не нужно?

— У меня один Степан, а у Левы… — Очкарик махнул рукой: — Лева сам уже со счета сбился.

— Это верно, — улыбнулась Мама Валя. Она положила книгу на столик, внимательно посмотрела на Волкова и спросила: — Как там у тебя?

— Рутина.

— Ой ли? — недоверчиво прищурилась старушка.

— По-прежнему ловлю жуликов, — вздохнул Федор. — Но меньше их не становится.

— Тебя это беспокоит?

— Ни в коем случае! — честно ответил Очкарик. — Если все станут честными, я останусь без работы.

— Которая тебе нравится, — уточнила Валентина Сергеевна.

В свое время решение Волкова надеть погоны вызвало у друзей непонимание. Во-первых, ни в счастливом детстве, ни в романтической юности Очкарик не проявлял никакого желания стать сыщиком. Во-вторых, Федор считался прекрасным инженером, ему предлагали пойти в аспирантуру, заняться научной работой, но… Но после защиты диплома Волков пошел на службу в МВД. Причем не в техническую часть, а в розыск, и одновременно поступил в Академию. Друзья, с трудом принявшие его выбор, тем не менее ни на мгновение не усомнились в том, что замысел Федора осуществится, и не ошиблись: карьера у Волкова складывалась успешно. Тридцать шесть лет, а уже полковник, высокая должность в министерстве, а самое главное — занятие приносит удовлетворение.

— Да, работа мне нравится, — помолчав, признал Очкарик. — И вы об этом знаете.

— Хотела убедиться, что ты не изменился.

Старушка откинулась на спинку скамьи и рассмеялась.

Волков понял, что она хочет продолжить разговор, но не знает о чем. О работе? Мама Валя знала, что Очкарик не станет откровенничать, не будет рассказывать о делах, которыми занимается. О Степане? Она и так все знала. О личной жизни? Эту тему в разговоре с Волковым старались не поднимать. Тогда о чем? Взгляд Федора упал на книгу:

— Что читаете?

Старушка прекрасно поняла причину неожиданного интереса Волкова. Она машинально прикоснулась к лежащему на столе томику и ответила:

— Роман о потерянном поколении.

— Любопытно… — протянул Очкарик. — Кто автор?

— Катя Турдон.

— Не слышал.

— А про Алексея Турдона?

— Журналиста?

— Да.

Это имя мелькало в светской хронике так часто, что Федор не мог его не слышать.

— В таком случае все понятно, — усмехнулся Волков. — Сейчас модно быть писателем. Тем более когда папа…

— Муж, — поправила Очкарика Мама Валя. Федор вспомнил, как выгладит известный телеведущий, прикинул его возраст и осведомился:

— Разница у них лет тридцать?

— Почему ты так решил?

— Будь она мужу ровесницей, вряд ли бы назвала себя Катей. — Волков кивнул на обложку.

— Ты слишком суров, — посетовала Мама Валя. Но посетовала не всерьез, защищать девушку старушка не собиралась.

— Сколько ей?

— Двадцать пять.

— Молодая и талантливая… — Очкарик ядовито улыбнулся. — В двадцать пять лет она уже столько знает о потерянном поколении, что пишет книгу. Позвольте осведомиться, что именно потеряло ее поколение? Флаерс на концерт? Клубную карту?

— Катя пишет о вашем поколении, — уточнила Мама Валя.

— О нашем поколении? Как мило. — Волков быстро подсчитал годы: — В девяностом ей было девять лет. Что она знает о потерянном поколении?

— Полагаю, ей рассказывал супруг.

— Рассказывал, — саркастически повторил Очкарик. — Что он ей рассказывал?

И поймал себя на мысли, что тема разговора его задела. Сильно задела. Обычная невозмутимость отступила, и Федор говорил весьма резко, не скрывая эмоций. Впрочем, открывать душу Маме Вале Волков не стеснялся.

— Есть люди, которые пишут исторические романы, опираясь на архивные материалы и свидетельства современников, — напомнила Валентина Сергеевна. — Обычная практика.

— При этом они вносят что-то свое.

— Писательский вымысел.

— Поэтому большее доверие у меня вызывают хроники и мемуары, — отрезал Очкарик.

Правда, не уточнил, что, бросив исторические романы, на упомянутые хроники и мемуары не перешел — времени на чтение у Волкова не оставалось.

— А вот у меня мемуары не вызывают доверия, — задумчиво произнесла Валентина Сергеевна. — В них все приукрашено. Человек слаб, ему хочется показать себя лучше, чем он есть на самом деле. Я как-то читала воспоминания одного бизнесмена… — Быстрый взгляд на Федора, тот кивнул — понял, о ком говорит старушка. — А когда спросила у Ильи его мнение о книге, он поднял меня на смех.

— Есть такое дело, — согласился Очкарик. — Но в мемуарах — дух эпохи. Автор может приукрашать себя сколько угодно, но дух этот вытравить не в силах. И суть свою он не изменит: думать не так, как привык, не сможет, и за глянцевыми буковками все равно просветится настоящее… Лицо или рыло, в разных случаях по-разному, но просветится. — Волков помолчал. — Если бы роман написал сам Турдон, это одно. Но его молодая жена… Я не понимаю, зачем вы тратите время на подобное чтиво?

— Могла бы просто поговорить с тобой?