Формула любви

Аннотация

Они оба хотели невозможного: молодая американка Бесс — участвовать в недоступных женщинам гонках «Формулы-1», а Юджин, смертельно больной одинокий миллионер, — добровольно уйти из жизни в тот момент, когда он перестанет быть мыслящим существом и превратится в «растение». Юджин предлагает сделку — Бесс выходит за него замуж и осуществляет свою мечту с помощью его состояния. Взамен от Бесс требуется не пропустить момент и отвезти мужа в специальную клинику, где врачи помогут ему уйти в мир иной без мучений и боли. Однако, оказалось, Юджин рано торопился на тот свет: любовь женщины способна сотворить с жизнью мужчины, даже стоящего одной ногой в могиле, настоящие чудеса.

Пролог Я люблю его! Это так же верно, как и то, что сейчас на огромной скорости мой алый болид, обойдя на повороте последнего соперника, выходит на финишную прямую. Ура! Я первая, я самая первая! Я домчалась до финиша быстрее всех мужчин, которые участвовали в этом заезде «Формулы-1»! Когда машина замерла, она медленно сняла шлем, рыжие локоны блеснули на солнце, словно золото награды… Это свершилось? А что это, вдруг спросила она себя, ты о чем? О том, что влюбилась по-настоящему, или о победе? И не в этом заезде, а в другом, который называется жизнью и который покруче любой трассы столь вожделенной для тебя «Формулы-1»? Ликующие зрители неистово аплодировали, на ноги вскочили даже те, кто уютно устроился на плотном английском газоне с мелкими белыми цветочками, чтобы наблюдать за происходящим на трассе, пролегающей рядом со старинным поместьем. — Бесс! Бесс! Рыжая Бесс! — скандировали они. Элизабет сияла, а глаза ее искали только одно лицо. Одного-единственного мужчину… Глава первая Жара в Лос-Анджелесе В Лос-Анджелесе стояла невыносимая жара. Кондиционер трудился денно и нощно, охлаждая воздух, а столбик термометра, прикрепленного за окном, упорно полз вверх. Застонав, Бесс отбросила простыню и увидела, что постель рядом с ней пуста. — Эй! Где ты? — позвала она, но ответа не получила. Зато услышала плеск воды в бассейне. Ну конечно, этот наглый тип, вместо того чтобы разбудить, оставил меня мучиться во сне от жары и отправился наслаждаться в одиночку! Пол прекрасный пловец. Впрочем, он все делает прекрасно, поправила себя Бесс и улыбнулась. Это никакое не преувеличение. Он прекрасный программист, иначе его не повышали бы так часто в Би-би-эм, где он работает. Пол прекрасно водит машину, не так, конечно, как я, но разве можно сравнивать профессионала и любителя? Он… Он был хорош в эту ночь, да, слишком хорош. Может быть, потому, что из-за жары я чувствовала некоторую вялость и позволила ему взять над собой верх… Бесс потянулась, рассмеялась и соскочила с кровати. Калифорнийское солнце с упорством и настойчивостью обжигало все, что попадало под его лучи. Широкие ладошки пальм — и те начали заворачиваться, словно хотели сжаться в кулаки и погрозить солнцу: ну, мол, погоди… Как была нагишом, Бесс прошлепала к бассейну и встала на бортике. Она была похожа на мраморную статую, над которой потрудился мастер, прекрасно чувствовавший пропорции женского тела. Да, так и есть: Пол ныряет и кувыркается в голубоватой воде, словно гладкий дельфин. Выскакивая из воды, он фыркает, а загорелая кожа на спине и на руках маслянисто блестит на солнце. Бесс осторожно скользнула в воду и поплыла. Вот сейчас, сейчас незаметно она подкрадется к Полу и поднырнет, испугает его. Но ей не удалось остаться незамеченной. Едва Бесс погрузилась в воду, как Пол тут же подплыл к ней и навалился всем телом. Бесс завизжала от неожиданности, забарахталась, поднимая снопы разноцветных брызг, а Пол подхватил ее и усадил себе на шею. Бесс обвила его торс ногами, и они погрузились в воду. Под водой Пол подмял Бесс под себя, губами нашел ее рот и впился в него так, словно хотел, чтобы она никогда больше не набрала воздуха в легкие. Бесс обвила Пола ногами и руками и тотчас почувствовала, как сильно он хочет ее. Ей всегда нравилось заниматься любовью в бассейне, вот и Пол тоже полюбил, правда, не сразу. Наверное, опасался, что не совладает с ней, примерно так же некоторые мужчины опасаются иметь дело с девственницами. Бесс подозревала, что до встречи с ней Пол Сидни был весьма флегматичным молодым человеком, но потом вся его сдержанность улетучилась — Бесс заразила Пола своей неуемной страстью, он подцепил эту страсть, как инфекционное заболевание. Но, кажется, лечиться не собирался, напротив, с удовольствием позволял болезни развиваться в более сильную форму, неизлечимую, и черпал в этом вдохновение. — Я, конечно, слышал, будто рыжие весьма страстные натуры, но чтобы настолько… — однажды на рассвете признался, тяжело дыша, Пол, вглядываясь в умиротворенное лицо Бесс. Да, так и было, она разбудила в парне страсть, о существовании которой он и не подозревал. Кто научил этому Бесс? Сама природа. Выбравшись из воды, они отдыхали под тентом, но недолго, солнце и здесь распорядилось — снова загнало их в дом. Ничего не оставалось делать, как пить крепкий утренний кофе — Бесс терпеть не могла «американский стерильный», так она называла кофе из «машины», попробовав настоящий кофе по-восточному во время гонок в Аравийской пустыне. Бесс любила свою кухню, в которой, кажется, собрала абсолютно все новинки бытовой техники. Она со смехом говорила, что устроила на кухне настоящую французскую революцию: действительно, сковороды, кастрюли, посуда для микроволновки и много чего еще — все привезено из Франции. Пол только удивленно качал головой — и не лень было тащить это барахло из Парижа? Бесс мотала золотой гривой и отвечала: — Можно подумать, будто я все это волокла на собственном горбу! Они путешествовали вместе с общим грузом, с машинами, которые мы переправляли через океан. — Она понизила голос и, словно сообщая большой секрет, добавила: — Кастрюли и сковородки — правда, миленькие? — ехали в кокпите… Сейчас на Бесс были крошечные розовые шортики и цыплячьего цвета маечка до пупка. Сам пупок был открыт взору, и Пол не сводил глаз с этой очаровательной ямки. — Пол, перестань колоть мой нежный живот орлиным взором… — Но мне нравится это местечко, — игриво промурлыкал Пол, чувствуя, как от притока крови начинает тяжелеть в самом низу живота. — Оно притягивает не только мой взгляд, а и… сама понимаешь, что еще… — Он поёрзал на стуле и шире расставил ноги, надеясь привлечь внимание Бесс. Однако она не поддержала игру. — Мне тоже много чего у тебя нравится, Пол, но сейчас я смотрю в собственную чашку. И тебе советую последовать моему примеру. Это будет правильно. Тебе так не кажется? Он покачал головой. — Какая ты серьезная, малышка. И это с самого утра. А что будет к вечеру? — Серьезная? — Бесс, кажется, услышала только первую фразу, оставив без внимания вопрос. — А в общем-то да, — согласилась она и энергично тряхнула рыжей копной. — Можно мне узнать причину? — Ну конечно. Я, понимаешь ли, никак не могу додуматься до одной вещи, а мне очень хочется… Бесс отпила кофе, и вокруг губ осталась темно-коричневая каемка пены. Это было так сексуально, что Пол снова заёрзал и предпринял еще одну попытку привлечь к себе внимание. — Я знаю, о чем ты думаешь. — Ну говори! Мне интересно послушать. — Ты размышляешь, как именно хотела бы сегодня заниматься со мной любовью — ты сверху или я. Пол подался вперед и положил руку на колено Бесс. Рука была горячей, а колено прохладным. Рука заскользила выше, бедро Бесс тоже было прохладным. — Между прочим, — чуть обиженно, поскольку Бесс снова оставила его заигрывания без внимания, продолжил Пол, — говорят, что настоящий мужчина не должен уступать свое место женщине. Бесс ухмыльнулась. — Отстаиваешь так называемую позу миссионера, Пол? — Но разве каждый мужчина не миссионер для женщины? Я думаю, правильно считать так, а не иначе. Бесс со смехом смахнула его руку со своего бедра. — И я читал, что для рождения мальчика женщине предпочтительнее быть там, где ей положено, под мужчиной, а не на нем. Бесс хмыкнула. — А если наоборот, то родится девочка? — Да, так утверждают умные мужчины. — По-моему, это мужчины-неудачники, которые готовы все, абсолютно все, свалить на женщин. Пол явно собирался возразить, но Бесс прервала его: — Да нет, я думаю сейчас не о занятиях любовью. Ты уж извини. Я о другом… Как мне все-таки прорваться в «Формулу-1»? — Ты сегодня с какой ноги встала? — поинтересовался Пол. — Не помню точно. — А ты встань завтра с правой, и все пройдет. — Ну конечно, как все мужчины, ты и слушать об этом не хочешь! — Бесс обиженно поджала губы. — Милая, неужели тебе мало скоростных гонок?! Мало гонок на выживание и черт знает каких еще? — Вот, ты даже не удосужился запомнить, за что получила полный шкаф наград твоя любимая девушка! — Я люблю Бесс Раффлз не за это. Знаешь, это просто удача, что до сих пор ты не переломала себе кости! Пол начинал заводиться, а при этом его губы всегда складывались куриной гузкой, чего Бесс терпеть не могла. — Я гуттаперчевая, чтобы ты знал. — О, разумеется. Твой отец… — Мой отец пи разу не ломался в машине! Он погиб в авиакатастрофе, и ты это знаешь! — Бесс рассердилась по-настоящему. — Неважно, он все равно был автогонщиком. Разве пет? — Вот ты никогда не смог бы стать автогонщиком. — Да мне-то зачем? Я работаю мозгами. Конечно, мне не платят тех миллионов, которые получают… — Получают миллионы только несколько пилотов «Формулы-1». Остальные просто любят болиды! — А я люблю тебя и хочу, чтобы ты просто была моей женой. — Я гонщик от рождения, Пол, меня нельзя остановить, нельзя взять и снять с машины. Я села за руль… — Раньше, чем научилась ходить! — подхватил он. — Я это уже усвоил. Но я хочу отнять тебя от руля. Даже младенца отнимают от материнской груди, когда он вырастает, может быть, и ты скоро повзрослеешь? В его голосе слышались ехидные нотки, которых Бесс терпеть не могла, и лицо ее начинало розоветь, но Пол, увлеченный своей речью, не замечал надвигающейся грозы. — Я повторяю тебе в сотый раз: хочу, чтобы моей женой была красавица Бесс Раффлз, а рядом с ней пара-тройка Бессенят. Он расхохотался, довольный собственным каламбуром, поскольку проблески остроумия случались у него нечасто. — Ну да, а ты, наш муж и отец, продвигаешься вверх и выше, становишься в компьютерном мире кем-то вроде Билла Гейтса, так? — Кажется, Бесс не оценила изящной игры слов, а Пол ожидал похвалы или хотя бы мало-мальски одобрительной реакции. — Так вот, дорогой, запомни одну вещь, и чем крепче ты ее запомнишь, тем лучше для тебя же: я не оставлю болид никогда. И тот, кто возьмет меня замуж, возьмет замуж и мой болид! Бесс сердито засопела, зеленые глаза смотрели напряженно, точь-в-точь как у рассерженной рыси, которую Пол видел недавно в телесериале о животных. — Ну хорошо, хорошо. Я просто предлагаю тебе подумать немного. И выйти за меня замуж. Пол быстро допил кофе, оделся, как подобает служащему крупной фирмы, занимающему в этой фирме не самое последнее место: летний костюм из модного в этом сезоне темно-синего льна, рубашка с темным галстуком, начищенные до блеска ботинки классического фасона из черной мягкой кожи. — Да, Пол, между прочим, имей в виду: меня не будет несколько дней, — сообщила Бесс, отправляя тарелки и чашки в посудомоечную машину. Пол уставился на нее. — Куда же ты денешься, дорогая? Снова гонки? Ты едешь опять на какую-то трассу болеть? — Нет, — спокойно ответила Бесс, не реагируя на ехидно произнесенное слово «болеть». — Я лечу в Лондон. — В Лондон? — Брови Пола поползли вверх. — А что у тебя там за дела? Бесс вдруг разозлилась. — Неважно! — огрызнулась она. — Какие бы ни были дела, это мои дела, Пол. Он кивнул, потом, пи слова не говоря, поцеловал ее в щеку и вышел за дверь, помахивая черным кейсом. Бесс услышала рокот отъезжающего «лотуса» и усмехнулась. Полу совершенно не идет эта стильная легкая машина, лучше бы он ездил на чем-то монументальном и старомодном, к примеру, на «шевроле». Но ничего, пообещала она неизвестно кому, скоро я разберусь и с ним, и с его машинами. Бесс вернулась в гостиную, вынула из комода письмо, пришедшее несколько дней назад. Она специально убрала его с глаз подальше, чтобы Пол не приставал с расспросами, что да почему. Тем более что Бесс и не знала ответов, настолько неожиданным и странным было письмо, а еще более странным — приглашение, в нем содержащееся. Это ведь не на пикник отправиться, даже если и за несколько десятков миль от дома. Ее зовут в Европу, в Великобританию. Письмо прислал человек, который знал мать Бесс с самых юных лет, он-то и приглашал ее приехать к нему в Лондон, точнее в имение близ Лондона, для «интересного разговора», как он выразился. Есть, дескать, одна тема, которая может ее заинтересовать. Для Бесс мать всегда была идолом, которому она поклонялась. Внешностью, красотой, темпераментом Бесс была точной копией матери. Казалось, что она — это просто вторая Марта. Но в создании Бесс участвовал и отец, Александр Раффлз. Это от него она унаследовала «ген скорости», который наверняка был самым главным в нем, ведущим, определившим всю его жизнь. Если когда-то у меня будут дети, думала Бесс, то наверняка этот ген перескочит и в них. И со временем на свете появится целая команда пилотов, которым понадобится своя «конюшня». А почему бы и нет? Но для этого мне придется здорово потрудиться. Бесс надела дорожный костюм — черные брюки и черный пиджак из льна с вискозой с добавлением лайкры — наверняка в Лондоне холодно и сыро, мать рассказывала, что там почти всегда дрянная погода. Под пиджак она надела темно-зеленый топ с низким вырезом. Он обтянул ее как вторая кожа и приятно, шелковисто, холодил. Итак, она летит в Лондон, на встречу с неким Юджином Макфайром. Глава вторая Приглашение и предложение Юджин Макфайр сидел в кресле возле стеклянной двери веранды и смотрел на газон, безупречный, как все, среди чего он жил: его дом, его поместье близ Лондона, его цветы, которые он любил и которыми гордился. На столах во всех комнатах лежали книги по цветоводству — Юджин участвовал в выставках цветов, каждый год поражая зрителей чем-то немыслимым. На сей раз он вывел голубые розы, способные цвести даже при первых холодах. Свои цветы Юджин выставлял под псевдонимом, не желая соединять в восприятии публики прославленное имя певца с именем пусть и удачливого, но цветовода. Сейчас, как считал Юджин, он жил вторую жизнь, во втором теле, и очень сожалел, что у европейцев нет обычая, как, например, у китайцев, с возрастом брать новое имя. Того Юджина Макфайра, чья слава гремела в мире музыки, обладателя редкого голоса — контртенора, больше нет на свете. Да, он пел невероятным для мужчины голосом — он исполнял партии альта. Но, если природа чем-то одаривает человека — по ошибке или из каприза, она непременно что-то и отнимает. Юджин смирился с этой несправедливостью давно, с тех пор как вышел из подросткового возраста. Обычно у мальчиков, поющих ангельскими голосами, происходит мутация, мужая, они теряют свой бесценный дар, а для того чтобы голос остался при них, им делают операцию, и кастраты продолжают петь женскими голосами. Но Юджин Макфайр не нуждался в оперативном вмешательстве, его удивительный небесный голос остался при нем и сохранялся почти до сорока двух лет. Долгий сезон славы, усмехался Юджин, когда начинал подводить итоги своей карьеры, да и собственно жизни, поскольку с ним случилось нечто более страшное, чем просто утрата голоса, — он неизлечимо заболел. Инфекционный артрит угрожал замучить до смерти, доктора предлагали Юджину пересадку суставов: заменить больные и почти растворившиеся от болезни искусственными, например титановыми, но он отказывался, желая уйти из этого мира в мир иной с тем, с чем прислан Небесами. Печалила ли его перспектива ухода из жизни? Юджин спрашивал себя не раз и постоянно отвечал одно и то же: он благодарен за все, что с ним было, он готов принять все, что ниспошлет ему Судьба. Кроме одного — утраты разума. Он не хотел стать безмозглым, бесчувственным растением, поэтому искал способ избежать плачевной участи, обмануть рок, если угодно, и спокойно, без страданий, перейти из бытия в небытие. Когда человек о чем-то постоянно думает, то, кажется, ответ на мучительный вопрос приходит сам собой, словно материализуется из воздуха. Однажды Юджин прочел в газете, что в Нидерландах собираются официально разрешить эвтаназию — безболезненное умерщвление неизлечимо больного человека с целью избавить его от страданий. Опрос, проведенный в стране, показал, что девяносто два процента голландцев хотят легкой смерти и поддерживают «убийство из милосердия». Эта новость обрадовала и вдохновила Юджина. Мысль об эвтаназии еще прочнее укрепилась у него в голове после телевизионного интервью Ингмара Бергмана. Известный кинорежиссер сказал кроме всего прочего следующее: «Душа, заточенная в теле, у которого постепенно отказывают внутренности, меня ужасает. Но ведь человек сам может решить, когда ему уйти из жизни, и у меня хватит здравого смысла принять соответствующее решение». Вот он, блестящий выход из положения! Юджин Макфайр даже повеселел, и, казалось, боль, которая не покидала его без ударной дозы лекарств, стала иногда утихать сама собой. Теперь ему оставалось найти надежного проводника в иной мир. Нет, речь не о враче, а о человеке, который поклялся бы и исполнил клятву: как только Юджин утратит разум — а, по словам доктора, это неизбежно при варианте его болезни, — отвезти его в Голландию. Юджин перебирал немногочисленных знакомых, с которыми поддерживал отношения с тех пор, как поселился в поместье под Лондоном, но никто, ни один человек, не годился на подобную роль: из-за пуританских воззрений, из-за ложного представления о доброте как таковой. Каждый день Юджин Макфайр неотступно думал о достойной кандидатуре и одним ранним утром, полюбовавшись через стеклянную дверь веранды на голубые розы — он выставил их на конкурс цветов под шокирующим названием «порнозвезда», — нашел того, кого искал. Вернее увидел — сразу, едва развернув ежедневную газету. На него в упор смотрела… Марта Зильберг. Только совсем юная. Юджин чуть ли не по слогам прочел подпись под снимком: «Автогонщица из США Бесс Раффлз». Он подумал, что болезнь уже начинает потихоньку забирать его разум в свои тиски. Марта засела у него в подкорке, это ясно и понятно, потому что они были единым целым слишком долго: его голос и ее тело. Марта… Воплощение женственности и авантюризма. Подумать только, она начала свою карьеру как порноактриса! А стала кинозвездой. Но первые шаги к славе они сделали вместе из маленького сонного городка в Северной Калифорнии. О, это целая история… Юджин закрыл глаза и снова увидел летнюю Калифорнию, гору со снежной вершиной, сияющей и искрящейся на солнце, дом под горой — приземистый, широкий, из темного дерева. К его сестре забежала подружка, это и была Марта Зильберг. Юджин влюбился сразу. Мгновенно. Словно солнечный луч пронзил его детское сердце насквозь. Рыжие кудри Марты будто протуберанцы обрамляли круглое белое личико, усеянное веснушками. Она вся пылала… Рядом с ней ему было нестерпимо жарко. В то время Юджин пел в местной церкви, природа наделила его невероятным голосом, и все альтовые партии доставались только ему. Мальчику прочили славу, хотя и недолгую — мутация голоса могла навсегда положить конец его карьере. Впрочем, самого Юджина это мало заботило. Он пел, потому что пелось, и не загадывал на будущее, чем он станет жить, как, где. А вот с кем… Когда он увидел Марту, ему захотелось быть только рядом с ней. — Ну что раскрыл рот, малыш? — Глаза Марты светились зеленым. — Мими, у тебя брат глухонемой, да? А я слышала, будто он поет… Или уже не поет? Тебе сколько лет, мальчик? Марта, которая была уже совершенно взрослой девушкой, говорила с ним, как с молокососом-недоумком, но Юджин готов был терпеть все, только бы она смотрела на него, только бы говорила, говорила, говорила… Он впился взглядом в ее полные красные губы с золотистым пушком над ними, он готов был пересчитать все веснушки на ее милом носике, он заметил, какие у нее необыкновенные ресницы — рыжие, а на самых копчиках — черные, словно подведенные тушью. Юджин молчал. Да и может ли говорить человек, пораженный громом? А Марта, могла ли она вести себя как обычная девушка? Ну конечно нет. Природа, когда лепит человека, наделяет его характером и темпераментом. Если она сделала Юджина интровертом, углубленным в себя, этаким чувствительным, романтическим юношей, то Марту Зильберг сотворила экстравертом, обращенным наружу, чувственным, но обладающим невероятной логикой существом. Она хотела сниматься в кино. И она стала сниматься. У нее было то, чего не мог отрицать никто, — фактура. Лицо, волосы, фигура — такие поискать. Но для Голливуда этих достоинств оказалось недостаточно, там уже, кажется, видели абсолютно все, и на обратном пути из Лос-Анджелеса домой Марту заметили и пригласили сниматься — но в порнофильмах. Юджин любовался Мартой всякий раз, когда ему доводилось ее увидеть. Но с годами он сделал открытие в себе самом — природа, наделившая его даром петь божественным голосом, ему кое-что недодала для радостей земной жизни. Она не обещала ему плотских удовольствий, гормоны работали так, как задумано только для красоты голоса. Знала ли об этом Марта? Знала? Это слово не из ее лексикона. Она могла ничего не знать, но чувствовала абсолютно все. Марта обладала звериным чутьем, и это чутье подсказало ей немыслимое: если им с Юджином нельзя соединиться телесно, можно поступить иначе — соединить ее тело и его голос. Ради пользы обоих. Это произошло внезапно и как-то совершенно обыденно. — Привет, Юджин Макфайр, — однажды раздался ее голос в телефонной трубке. — Хочешь поработать и подзаработать? Еще бы ему не хотеть. То было время, когда будущая мировая знаменитость могла лишь мечтать о гонорарах. — Что ты предлагаешь? — спросил Юджин. — Спеть в моем теле. Он не понял тогда до конца, что Марта предлагает, но ничего простенького от нее никогда нельзя было ожидать. Она уже стала порноактрисой, однако Юджин воспринимал это ее занятие как обычную работу, которую на самом деле лучше Марты никто не сделает. — Твой голос очень подходит моему телу, тебе так не кажется? — Она хрипло рассмеялась. — Но вряд ли в моем репертуаре есть то, что ты можешь предложить мне спеть. — В том-то и дело, что есть! — Смех Марты оглушил его. — О, знаешь, это будет потрясающий фильм, я играю монастырскую послушницу с небесным голосом. И невероятное произошло. Марта Зильберг пела голосом Юджина Макфайра, какая прекрасная находка — к ее роскошному телу, к ее лицу, к зеленым глазам и огненным волосам подходил его контртенор так, как никогда и никому не мог подойти. Естественно, в титрах фильма имени Юджина не было, но счет, открытый студией на его имя, порадовал мальчика… Поющую Марту заметил молодой английский режиссер и пригласил в свой фильм — именно как поющую актрису. На островах никому не было дела до того, что Марта Зильберг снималась в порнофильмах — те ленты остались далеко за океаном, прошлое омыто высокими солеными волнами. Марта обрадовалась предложению, но отнеслась к нему как к естественному ходу событий. Кажется, она даже и не подумала о том, что если уедет в Англию, то «ее знаменитый голос» останется в Штатах. А когда наконец она об этом вспомнила, то размышляла недолго. — Ты едешь со мной, Юджин Макфайр! Что ты теряешь? Ничего. Полный вперед, дорогой мальчик! Мы доберемся до высот! И он поехал в Англию с Мартой. Самое удивительное, что и для Юджина Макфайра этот шаг стал первым на пути к собственной певческой карьере. Именно в Лондоне состоялся его дебют — сольный концерт в богатом поместье, где устраивались автомобильные гонки — «Фестиваль скорости». На этот фестиваль обычно собирался весь британский истеблишмент. По случаю закрытия фестиваля был дан концерт, на котором потрясенная публика услышала «Аве Мария» в исполнении Юджина Макфайра. Как Марта сумела устроить ему дебют? Очень просто — к тому времени она уже познакомилась с будущим отцом юной Бесс, автогонщиком, звездой этой трассы. Поэтому у Юджина Макфайра не возникло ни малейшего сомнения, что с газетной полосы на него смотрит юное повторение Марты. Ее дочь. Юджин потер глаза, потом сильно вдавил глазные яблоки внутрь и не отнимал пальцы до тех пор, пока перед глазами не заплясали радужные огоньки. Поморгал. Покачал головой. Обдумывая то, что он увидел и прочитал, Юджин уловил один нюанс, который поначалу насторожил его и вызвал досадное чувство сожаления, а потом по-настоящему обрадовал. Вот кто станет его проводником в вечность! Бесс Раффлз. Он знает, как заставить ее сделать это. Юджин открыл ноутбук, лежавший на столе, и вошел в файл. Пальцы бегали по клавишам, едва успевая за мыслями, которые, как всегда, были точными и краткими. Представившись давним другом покойной матери, Юджин пригласил девушку посетить его в поместье близ Лондона. Глава третья Когда хочется невозможного Между тем юная Бесс на самом деле хотела невозможного. Стать гонщиком «Формулы-1» — это значит претендовать на небывалое исключение из правил, а всякое исключение обычно обходится очень дорого. Но что поделаешь — Бесс обожала скорость. Она любила сверкание болидов на трассах «Формулы-1», этапы гонок которой разбросаны по разным странам мира. Еще подростком Бесс начала собирать все, что попадалось под руку и было так или иначе связано с «Формулой-1». У нее в гараже образовалась внушительная коллекция акулоподобных носов гоночных машин, которые частенько страдают в гоночных баталиях и которые за несколько секунд механики меняют в боксах на трассе, чтобы гонщик мог лететь дальше. Скорость — вот чего ей хотелось больше всего, даже больше жизни. Она пыталась по-детски проникнуть в эту мужскую и не доступную для женщины сферу — подростком оделась мальчиком и нанялась поработать на гоночной трассе. Бесс давно и прекрасно водила машину, могла собрать и разобрать ее узлы. Она даже сшила себе костюм гонщика, точно выполнив все строчки, присадив на место все клапаны и погончики, зная наверняка, что нет на костюме гонщика «Формулы-1» ни единой детали, которая была бы случайной или лишней. Взять те же погончики — они вовсе не для красоты, за них вытаскивают пилота из болида после катастрофы. Однажды, отчаявшись, Бесс решила подойти к исполнению заветного желания с другой стороны — открыть ателье по пошиву гоночной одежды. Но ей быстро наскучило портняжничать. Она хотела одного: сидеть в болиде в гоночном костюме и шлеме и рулить, управлять бессчетным числом лошадей, спрятанных в недрах машины. Бесс следила за гонками неустанно, ездила «болеть» в разные страны мира, туда, где проводились этапные заезды. В самый большой восторг ее приводила гонка в Монако. Считается, что гонщик, выдержавший ее, может гордиться собой. Всякий пилот знает, что в Монте-Карло, столице Монако, стоит уповать не на превосходство техники, а только на собственное искусство. Ах как бы мне хотелось получить приз из рук князя Ренье за победу в Монако! — думала Бесс, наблюдая церемонию награждения счастливчиков. Трасса в Монако — единственная городская трасса в календаре «Формулы-1», она остается неизменной многие годы, поэтому Бесс не теряла надежды, что когда-нибудь и она ринется со старта среди мужчин и победит. Конечно победит, иначе зачем ввязываться в бои! Узкий желоб трассы, обнесенный стальными рельсами, не слишком подходит для нынешних времен, это самая короткая и самая тихоходная трасса, но тринадцать поворотов ее причудливы и опасны, они извиваются словно горный серпантин, который не позволяет расслабиться ни на секунду. Ошибка — и врежешься в боковые рельсы. Гонку в Монако называют Большой рулеткой, и она управляет гонками по своему праву. Бесс замирала, наблюдая за заездом в прошлом году, когда в знаменитом «повороте с пальмой» один дебютант устроил грандиозный затор, развернув свой болид поперек трассы. В ловушку попало пять машин — пилотам пришлось бегом добираться до боксов и прыгать в запасные болиды. Бесс казалось, это она спешит пересесть на другую машину, чтобы ринуться вперед быстрее всех, — потому что сердце ее билось отчаянно и не собиралось успокаиваться. С годами Бесс стала размышлять еще над одним вариантом достижения желаемого, вариантом невероятно дорогостоящим — купить целую команду, то есть «конюшню». Были полуразвалившиеся и выставленные на продажу команды, но как самой выйти на старт, даже став топ-пилотом в собственной «конюшне»? Открыть альтернативные гонки — женскую «Формулу-1»? Но деньги, деньги… Бесс не знала своего отца, она видела его на фотографиях, а также на любительской пленке. Мать частенько говаривала, что ни от какого другого мужчины не рискнула бы родить ребенка. Значит, своей жизнью она, Элизабет Раффлз, обязана ему одному, Александру Раффлзу. Кинозвезда родила гонщицу. Получив письмо от Юджина Макфайра, который представился давним другом матери, Бесс не раздумывая полетела на острова. И в самолете она не думала о том, чего ради ее приглашает приехать мужчина, имя которого она отыскала в своей памяти, — мать рассказывала о Юджине, но не слишком много. Мать вообще не обременяла Бесс рассказами о своей жизни, считая, что прошлое остается в прошлом. Может быть, он хочет просто посмотреть на нее? Бесс знала, что внешне являет собой копию матери, Марты Зильберг, ей не раз говорили об этом. Бесс уже собрала вещи — небольшую дорожную сумку, как позвонил Пол Сидни. Пол, черт побери! — выругалась она, как будто они с ним расстались не этим утром. — Ты все-таки улетаешь? — А ты как думаешь?! — бросила она, не слишком церемонясь. — Если я купила билет it уже стою у порога, значит, улетаю. Ты как, переживешь пару дней? На другом конце провода раздался кашель. — Детка… — Ты снова курил? — Ну как тебе сказать… — Как есть, так и скажи. — Да, курил. — О Бо-оже… — простонала Бесс. — Зачем? — А как мне снять стресс? — Стресс? Но что случилось? Откуда у тебя стресс? Тебя что, завернули на полпути к славе, равной славе Билла Гейтса? Он хмыкнул. — Именно потому, что с самого утра ничего случилось — между нами, тобой и мной, и, что еще хуже, ничего такого не случится еще целых два дня, а это почти целая неделя, у меня и образовался стресс. Бесс сухо рассмеялась. — Да ты шутник, Пол. Неделя! Вы только послушайте его! — Она готова была завизжать от ярости. — У тебя что, день идет за три? Я думала, программисты мыслят более реалистично. — Не всегда. Кстати, ты думаешь над моим предложением? — О, Пол, погоди. Сейчас мне не до него. Да разве тебе плохо живется так, как сейчас? — Я хочу, чтобы ты была рядом. Всегда. Везде. И никогда нигде не была без меня. Одна. — Но я не могу пригласить тебя с собой в эту поездку. Я сама не знаю, чего хочет от меня старичок. Я быстро обернусь. Туда и обратно. — Она повела плечами, словно желая отодвинуть невидимого Пола с дороги. — Извини, милый, мне надо бежать. — Ну хорошо, я полагаю, это твоя последняя самостоятельная поездка, Бесс. Голос Пола на другом конце провода звучал уверенно, чересчур уверенно, и в другой раз Бесс подпустила бы какую-нибудь шпильку, непременно поставила бы заносчивого пария на место. Он, конечно, не верил и не собирался верить, что она не расстанется со своей детской, по его мнению, мечтой, а точнее с «подростковой паранойей» — стать гонщиком «Формулы-1». Пол был слишком далек от спорта, тем более автомобильного, рискованного, он считал себя чересчур высоколобым, чтобы опуститься до такой ерунды, как профессиональный спорт. В общем-то Пол, по мнению Бесс, был вполне приличным парнем. Но таких — порядочных, исполнительных, обязательных и знающих абсолютно все про свой завтрашний день — Бесс называла «традиционалистами». Классифицировать людей по типу характеров, по поступкам, да мало ли по чему еще, она научилась у матери, которая в последние годы жизни увлеклась психологией. — Я хочу наконец разобраться с самой собой. Кто я такая? Почему я такая, а не другая? Откуда мой темперамент, характер? — объясняла мать, углубляясь в какую-нибудь свежую книгу. Бесс показалось, что она снова видит эти глаза, устремленные на нее из ниоткуда, от напряжения они всегда становились похожими на темные изумруды. — Мне надо попять, станешь ли ты моим повторением? Ведь в создании тебя, Бесс, участвовал Алекс. — Может быть, я стану повторением его. Марта вздыхала. — Он был прекрасным мужчиной. — Ее глаза светлели и становились похожими на незрелый крыжовник. — Невероятный мужчина. Уж мне-то ты можешь поверить. Дочь кивала, ожидая продолжения. — Мы едва успели соединиться, как Небо отняло его у меня. Впрочем, это не Небо отняло, а люди. Иначе Алекс погиб бы в автокатастрофе, если ему было суждено раньше срока уйти из этого мира. Но он погиб в авиакатастрофе. — Как это произошло? Ты никогда мне не рассказывала подробности. — Знакомый журналист из английской «Миррор» приоткрыл мне кое-что. Ты ведь помнишь, я говорила тебе, твой отец летел на острова. Над Францией отказали двигатели самолета, реактивной крошечной машинки, которую он любил не меньше, чем свой болид. Объявили, что во всем виноват неисправный двигатель. Так вот, журналист поделился со мной своей весьма похожей на правду версией, к катастрофе приложили руку игорные дома из Юго-Восточной Азии, там принимают бессчетное число ставок на итоги заездов «Формулы-1». Сама понимаешь, если заранее знать, что кто-то из гонщиков не будет участвовать в соревнованиях… Какая выгода! Миллионы долларов для игорных синдикатов. — Так что же?.. Мать пожала плечами. — Ничего. Алекс был застрахован, и на эти деньги куплен вот этот дом. — Она обвела глазами гостиную. — Ну как, ты все еще хочешь стать гонщицей? — Марта с усмешкой смотрела на дочь. — Да, мама. Очень хочу. — Наверное, тебя стоит отнести к концептуалистам, девочка. Знаешь, какая фраза им больше всего нравится? — Марта испытующе посмотрела на дочь, а потом провозгласила: — Полный вперед, тысяча чертей! Бесс захохотала. — Мне ужасно правится эта фраза! А еще что твоя наука может поведать о таких, как я? — Эту науку я постигла не до конца, но одно могу сказать точно: ты повторяешь меня, и не только внешне. Нет-нет! Я знаю, ты не хочешь сниматься в кино, ты не вынесешь никаких режиссерских указаний! Ох, не хотела бы я оказаться на месте мужчины, который попробует покорить тебя. Дочь захохотала еще громче. — Ты всегда будешь желать невозможного, Бесс. Как и я. — Но ты получила то, что хотела. — Да, конечно, но не прямым путем, а окольным. — Марта вздохнула. — Я изобретательна, наверное, поэтому мне и выпал столь странный путь. — Она засмеялась и покачала головой. — Придумать то, что мы придумали с Юджином… Более того, воплотить это в жизнь, заработать на этом имя и деньги… — Она откинулась на спинку кресла. — Почитала бы ты газеты тех времен. Бульварные, конечно… Больше всего их интересовало, могли мы быть любовниками или нет? Ведь такой голос, как у Юджина, после мутации сохраняется у кастратов. Но я со всей ответственностью утверждаю: он кастратом не был. Бесс смотрела на мать, ожидая продолжения, однако Марта отрицательно покачала головой. — Я не скажу тебе и никому и никогда об этом. Ничего. Это касается только нас с Юджином. Бесс кивнула, точно зная, что если мать не хочет чего-то говорить, то ни за что не скажет. Однажды она попросила у матери разрешения посмотреть первые фильмы, в которых та снималась. Марта отказала, объяснив очень просто: — Детка, то была не я, другая женщина, и я не вправе выдавать ее тайны. Дочери ничего не оставалось, как смириться с таким ответом. Но все, что мы хотим узнать, нет, не просто хотим — жаждем, мы все равно узнаем, подумала Бесс, выныривая из воспоминаний в реальность. Ответ придет через уста других людей. Итак, она, Бесс Раффлз, скоро прилетит в Лондон, к человеку по имени Юджин Макфайр. Во время долгого перелета Бесс думала и о том, как странно складывается жизнь — в ней все повторяется. Кажется, если ты гонщик и если тебе суждено попасть в катастрофу, то уж скорее всего в автомобильную. Но ее отец разбился в самолете, и совсем недавно она узнала, что в авиакатастрофу попал еще один прославленный пилот «Формулы-1» Дейвид Култхард. Он, как и ее отец, летел на Британские острова, и тоже над Францией отказали двигатели его самолета. Разница лишь в том, что этот самолет не принадлежал гонщику, а был арендован им у некой манчестерской фирмы. Однако парню повезло, как и его невесте-манекенщице, и личному тренеру. Газеты теперь уже в открытую писали, что в этом замешан игорный бизнес. Слишком велики ставки. Бесс положила голову на жесткий подголовник кресла и посмотрела на часы. До конца полета оставалось три часа. Она закрыла глаза и попыталась представить Лондон, в котором была всего раз, школьницей, на экскурсии вместе с одноклассниками. Перед мысленным взором Бесс замелькали картинки: колонна Нельсона, зубчатый фасад Парламента, двухэтажные автобусы, черные высокие такси, неизменные в жизни многих поколений джентльменов — молено сесть, не снимая цилиндра… Совсем скоро она увидит другой Лондон, не тот, который показывают туристам. Сейчас это будет богатый пригород, богатый дом, поместье… А какой он, тот мужчина, с которым была связана столь странным образом жизнь и карьера ее матери? Вообще-то совершенно невероятная затея — соединить голос мужчины и тело женщины. Придумать еще можно, но продать это «ноу-хау», да еще так удачно! На такое способна только ее мать! Мама не знала, с печальной улыбкой подумала Бесс, что ее дочь все-таки увидела первые фильмы, с которых начала она свою карьеру. Да, тогда, в шестидесятые, эти фильмы назывались порнографическими. Какая наивность! Сейчас они не потянули бы даже на крутую эротику. Но голос, которым пела ее мать, был на самом деле невероятным. Чувственным, низким для женщины и высоким для мужчины. Как они подходили друг другу — голос и тело! — Мама, а почему тебе пришла в голову такая странная мысль? Ты когда-нибудь пела? Пыталась петь? — вспомнила свой вопрос Бесс. — Было такое. Подростком я жила с родителями в Нью-Йорке, в Бронксе, они были простые работяги, и я ходила в рабочий клуб заниматься в музыкальном кружке. Училась петь. Моим педагогом была немка-эмигрантка. Говорят, выходило неплохо, но все быстро закончилось, немка куда-то исчезла, а пришедшая ей на смену певичка хотела денег, которых у моих родителей не было. Но разве можно сравнить мой голос и голос Юджина? — Марта покачала головой. — Мы сделали друг друга. Мы квиты, я так думаю. Бортпроводница бесшумно подкатила тележку к ряду, в котором сидела Бесс, молодая женщина открыла глаза, услышав звяканье бутылочек друг о друга. — Кока? Пиво? Вино? — Вино, — выбрала Бесс. — Красное, пожалуйста. — О'кей, — промурлыкала девушка и подала ей маленькую бутылочку красного чилийского вина и пластиковый стаканчик. Бесс плеснула вино в стакан, оно было рубинового оттенка, цвета густой крови, и выпила. Ей стало тепло, намного теплее, и только сейчас Бесс поняла, как сильно озябла. Она волнуется? Ну… Да, конечно, волнуется. В письме Юджин ничего не объяснил, но между строк Бесс почувствовала какую-то отчаянную, заводящую нервы горячность. Словно этот человек на что-то решился. Она умела чувствовать людей. Мать, которая в последнее время не читала ничего, кроме книг по психологии, говорила ей: — Детка, ты не просто экстраверт, как я, ты еще и интуит. Бесс отмахивалась, она хотела просто жить, не объясняя свои поступки и не оглядываясь на то, что уже сделано. — Значит, ты сама такая, мама, — смеялась она. — Ты ведь говоришь, что я твоя копия. — Но с годами я менялась. Элизабет, могу тебе совершенно определенно сказать: очень скоро я превращусь в интроверта, я погружусь в себя, перестану быть прожигателем времени, я научусь быть тактиком… — О, ма-а-а… — протяжно ныла Бесс, натягивала джинсы и, схватив шлем, убегала в гараж. Нет, там не стоял гоночный болид, но всегда занимал место какой-нибудь «железный зверь» — в годы тинэйджерства Бесс — мотоцикл, потом, когда она стала постарше, машины, сменявшие друг друга с бешеной скоростью. А потом все оборвалось. Мать внезапно умерла, ее сердце слишком переутомилось. Бесс быстро допила вино, почувствовав, что самолет пошел на снижение. Вот он заходит на посадку, выпускает шасси… — Наш самолет прибывает в аэропорт Хитроу, — кукольным голосом объявила стюардесса. — Температура за бортом… — Бесс поежилась. — Идет дождь. Могла бы и не говорить, иллюминатор и без того залит дождем. Ну что ж, все правильно: Британские острова — не Калифорния. Бесс сняла с полки дорожную сумку и направилась к выходу. Глава четвертая Стань моей женой — Вы это всерьез? — Более чем, дорогая Бесс. Элизабет Раффлз во все глаза смотрела на немолодого мужчину, совершенно не понимая, что это за шутки. Она прилетела черт знает откуда, чтобы услышать подобную глупость?! Бесс не раз получала предложения руки и сердца, ей все-таки двадцать четыре, а не восемнадцать. И столько же раз отвечала «нет». Вот и перед ее отъездом в Англию Пол Сидни просил Бесс стать его женой, но она не сказала ему ничего, не желая огорчать. Выходить замуж Бесс пока не собиралась. — Но… зачем? — Она недоуменно уставилась на мужчину, который сидел у окна в кресле. О Боже, да ведь это инвалидное кресло! Бесс чуть не задохнулась, кровь прилила к вискам и застучала, словно отбойный молоток. Ну конечно, эти колеса с блестящими спицами, этот пульт управления, на котором лежит крепкая рука с длинными пальцами. Судя по всему, Юджин давно прикован к креслу, если, делая ей предложение, даже не подумал обмолвиться о своей инвалидности. Мать ничего такого не говорила о Юджине Макфайре. Никогда. А может быть, сама не знала? Или при ее жизни он был… здоров? За спиной хозяина дома было окно, типично английское, расчерченное рамой на мелкие квадратики. Дом явно старинный, точнее его было бы назвать замком. Толстые стены, тяжелая мебель, никакой легкости, нет здесь французского окна, как у Бесс дома, в Лос-Анджелесе, которое открывается прямо в сад. У Юджина Макфайра, судя по всему, тоже есть сад — вон сколько ваз, заполненных цветами. Бесс не знала названий, но могла сказать совершенно определенно: цветы подобраны с большим вкусом. — Это нужно тебе, детка, — после минутного молчания заявил Юджин. Бесс молчала, ожидая объяснений. Юджин сидел спиной к свету, и его лицо, находящееся в тени, казалось ей непроницаемой маской. — Я любил твою матушку всегда, всю жизнь, поэтому хочу помочь тебе сделать то, что ты хочешь больше всего. — Он вздохнул. — Мы с ней здорово помогли друг другу когда-то. Ты ведь знаешь, как мы лепили наши карьеры? Бесс улыбнулась. — У меня просто нет слов. Такой тандем! — Она покачала головой. — Это все равно что пилот-гонщик… — О, так я и знал, ты думаешь только о гонках. Впрочем, разве можно ожидать иного, если сразу после твоего дня рождения хозяин команды твоего отца подарил ему детскую прогулочную коляску в виде болида. Знаешь, что больше всего умиляло окружающих? — Губы Юджина разъехались, щеки округлились от искренней улыбки. — Все столбенели от антикрыла, оно было установлено как раз за козырьком от дождя. Бесс кивнула: оригинальная конструкция упомянутой собеседником детской коляски была ей хорошо известна, и не только по фотографиям в семейном альбоме — коляска до сих пор хранилась в гараже. — Так вот, у тебя, Бесс, есть только один способ осуществить свою мечту — соединиться со мной. Нет-нет, не с моим телом, о нет! — Он затряс головой. — С моими деньгами. Бесс непонимающе смотрела на Юджина Макфайра. Да о чем он говорит, черт побери?! Она начинала заводиться, это было заметно по румянцу, который заалел на высоких скулах, по глазам, из которых вот-вот посыплются искры. Юджин хорошо помнил такие глаза и знал, что может произойти дальше. Однажды Марта запустила в него тяжелым пресс-папье, которое попалось ей под руку, и сейчас Юджин невольно поднес руку ко лбу, к тому месту, откуда тогда потекла кровь. А потом Марта обрабатывала и заклеивала ему рану — он должен был ехать на концерт. — Не смотри на меня так, Бесс. Да, я болен, но с головой у меня все в порядке. Я мыслю совершенно ясно и, как всякий человек, оказавшийся одной ногой за порогом бытия, мыслю слишком трезво и слишком быстро по сравнению с теми, кто собирается жить многие, многие годы. — Юджин перевел дух и положил руку на грудь, словно успокаивая сердце. — Как только ты останешься вдовой, а это, уж поверь мне, произойдет очень скоро, ты получишь в наследство все, что я нажил. Этого тебе хватит не только на болид для тренировок, ты можешь купить хоть целую «конюшню». С мужчинами, между прочим. — Юджин усмехнулся. — Что может быть лучше для молодых здоровых мужчин, чем быть купленными молоденькой красавицей, обладательницей миллионов? Бесс вскинула голову и посмотрела на Юджина в упор. — Но… я должна что-то сделать за это? Что? — Немногое. Я не стану утомлять тебя ничем. Условия сделки очень простые. Ты выходишь за меня замуж, наш брак, естественно, фиктивный, просто два совершенно свободных, насколько я понимаю, человека… Я-то точно свободный мужчина, а ты? Тебе кто-нибудь предлагает руку и сердце? Бесс усмехнулась. — Предлагать-то, может, и предлагает, но взамен хочет получить мои руку и сердце, а я пока предпочитаю то и другое не отнимать от того, чему они уже отданы… — Понимаю. Ты обручилась с болидом. — Да. С рождения. — Вот это я и имел в виду. Кстати, времени у тебя остается в обрез. Это я тоже знаю. Бесс вздохнула и провела рукой по волосам. От прикосновения раздался слабый треск электрических разрядов. — Подумать только, волосы твоей матери трещали точно так же! — умилился Юджин. — И не захочешь, а поверишь в переселение душ. Теперь, Бесс, слушай меня внимательно и постарайся понять. Я не благодетель и не посланник Неба, я просто страшный эгоист. Я хочу, чтобы мы с тобой помогли друг другу. Да, и у меня есть в этой сделке собственная корыстная цель. Бесс, ты слышала, что такое эвтаназия? — Да… — неуверенно промямлила она, — что-то такое… Недавно у нас в Штатах был какой-то судебный процесс… — Эвтаназия — в дословном переводе с греческого «хорошая смерть». Иными словами, неизлечимо больному человеку обеспечивают безболезненный уход из жизни, облегчая тем самым его страдания. Я понимаю, не мы должны распоряжаться тем, сколько нам пробыть на земле, а Небеса. Но есть неизлечимые болезни, которые превращают человека в растение. Я не хочу стать растением, я хочу достойно уйти в мир иной. До сих пор нет такого места на земле, где подобная акция разрешена законом. Но в этом мире много чего не разрешено… Вот и тебе нельзя законно распорядиться своей страстью — ты родилась женщиной и не можешь стать гонщиком. Но ты хочешь. И, если мы с тобой заключим сделку и выполним условия друг друга, мы оба обретем счастье. — Но… как? Что я должна… — Ничего особенного. Через несколько месяцев в Голландии примут, я просто уверен в этом, новый закон, который официально разрешит эвтаназию. Как только ты увидишь, что я уже плох, ты отвезешь меня в Голландию. — Но зачем вам вовлекать меня в это? Вы могли бы договориться с доктором. Зачем вам отдавать мне свои деньги? Юджин снисходительно улыбнулся. — Я хочу купить себе на все деньги безболезненную смерть. Вот чего я хочу, Бесс. Больше никаких желаний у меня нет, они все исполнились. Уже. Раньше, гораздо раньше. Поскольку ты будешь заинтересована получить деньги, ты не станешь мучить меня жизнью, совершенно бессмысленным пребыванием на земле моего тела, как поступают с другими, с тысячами людей, жалея их. Да, жалея… но не понимая, как сильно мучают они душу несчастных, жаждущих избавиться от страданий, от нестерпимой боли, от презрения к самому себе, к своему положению. Несколько утомленный собственным красноречием, он умолк, потом, отдохнув, нажал кнопку на панели, и коляска переместилась. Юджин Макфайр оказался лицом к свету. Бесс вздрогнула — какое белое лицо, на нем совершенно нет морщин. Лицо-маска. Такое лицо бывает у человека, который уже давно наедине с собой, и им владеет какая-то одна мысль, неотступная, изматывающая. — Моя болезнь неизлечима, Бесс, — продолжил Юджин. — Господь одарил меня талантом необыкновенным, дал мне познать великое счастье — успех, славу, деньги, но для равновесия в природе ниспослал мне эту болезнь. — Но вы могли бы договориться с доктором… — упорствовала Бесс, словно заразившись «мономыслью» собеседника. — О нет. Мне нужен для этого человек надежный, свой. Я верил твоей матери и верю тебе. Бесс, я предлагаю хорошую сделку. — Юджин оживился, на щеках появился слабый румянец. Он повернулся к окну и указал за стекло. — Ты только посмотри на этот сад, он тоже станет твоим. По тому, как сверкнули его глаза, Бесс стало ясно, что сад — любимое место Юджина Макфайра. — Поместье огромное, ты сможешь устраивать в нем гонки, так поступил владелец «Гудвуда». Это тут неподалеку, лорд Марш нашел спонсоров в начале девяностых, расширил аллеи вокруг замка и устроил трассу. Знаешь, сколько лучших гонщиков со всего света съезжается к нему! А зрителей! До ста тысяч собираются посмотреть на заезды. У тебя хватит денег на нечто подобное, я напел целый мешок фунтов стерлингов. Понимаешь? — Он усмехнулся. — Они все твои. Бесс не могла разобраться в чувствах, которые поднимались в ее душе. С одной стороны, она понимала, Юджин Макфайр говорит искренне, он просто захвачен своей идеей. Наверняка он перебрал множество вариантов, чтобы остановиться в конце концов на таком странном. Но с другой стороны, получается, что, согласившись, она становится сообщницей преступника. Как ни крути, а эвтаназия — преступление перед Богом и, пока она не разрешена официально, перед законом. — К-как вы меня нашли? Почему вы выбрали меня, мистер Макфайр? — Юджин, детка. Не надо церемоний. Скажу тебе правду. Я перебрал тысячи вариантов. Я собирался открыть фонд помощи молодым певцам, потом — престарелым певцам, потом мне стало противно, когда я подумал, сколько на самом деле достанется певцам и сколько — прихлебателям. Коррупция, детка, она там, где большие деньги проходят через руки тех, у кого их меньше. — Он похлопал ладонью по ручке кресла. — Оказывается, собираясь уйти из этого мира, начинаешь думать о том, что станется с нажитым тобой. Никогда бы не поверил, если бы мне про это сказали раньше. Я думал, я другой, совсем другой. Но природа человека едина. Юджин вздохнул и поморщился. Бесс сделала движение к нему. — Вам нехорошо? Он жестом остановил ее. — Будет нехорошо, если ты не согласишься. Да, у меня была еще одна мысль — отрыть хоспис. Но это занятие требует времени, а у меня его нет. А тут газета с твоей фотографией, как перст Судьбы. Ты так похожа на свою мать… Бесс молчала, ей казалось, сердце вот-вот разорвется на части. Некогда голубые, а теперь выцветшие, или нет, выстиранные жизнью глаза смотрели на нее, и, ей показалось, она читает в них насмешливое: «Не пытайся, тебе не уйти от соблазна». — Да, я предлагаю тебе великий соблазн. — Юджин Макфайр усмехнулся. — От него ты не сможешь отказаться. — Его губы насмешливо искривились. — Никому не избежать соблазна. Или начать приводить примеры от Адама и Евы? Бесс покачала головой. — Ну если уж они не сумели устоять, то где мне справиться с собой… — Она пожала плечами. — Вы так думаете, да? Юджин пропустил ее слова мимо ушей. — Я хочу, чтобы ты согласилась. Поклянись, девочка, поклянись, что сделаешь это для меня. — Он помолчал, дыхание его стало тяжелым, со свистом. — А я помогу тебе сделать то, что ты не сумеешь без меня. Давай поможем друг другу. Юджин предвкушал удачу, лицо его переменилось, глаза стали небесно-синими, он казался уже не таким болезненным и потусторонним, как еще минуту назад. Он выпрямился в кресле, и, казалось, сейчас вскочит на ноги и станет таким, каким когда-то знала его мать Бесс. Он понимал, о чем думает Бесс. Проведя много времени в полном одиночестве, Юджин целыми днями думал, размышлял, анализировал и теперь удивлялся, что, чем меньше он видит людей, тем лучше понимает их. Может быть, потому, что научился каждое движение своей души соотносить с внешними проявлениями — во взгляде, в улыбке, в движении губ. Он не вскочил, потому что не мог этого сделать при всем желании — болезнь удерживала его в кресле, и, как говорили доктора, он обречен оставаться в нем до конца дней. До конца. До которого осталось совсем чуть-чуть. Но при этой мысли Юджин ощутил радостный прилив сил — как он здорово придумал! Эта ярко-рыжая красавица станет его проводником туда, что находится по другую сторону бытия. Ей никуда не деться. И ему больше не надо подбирать слова, не надо стараться щадить ее слух — такие вещи лучше обрушить на человека сразу, чтобы до него дошла суть. Все остальное — после, когда человек, уже приняв решение, станет мучительно обдумывать: да на что я согласился? Но пути назад у Бесс не будет, потому что слишком уж заманчиво предложенное им. — Да, дорогая, тебе придется выйти за меня замуж… — Юджин тихонько засмеялся. — Выйти замуж за старика… А потом овдоветь. Бесс шумно втянула воздух. — Ведь мы оба знаем, на что идем. Каждый должен получить то, что хочет. Ведь так? Я — ухожу, ты — остаешься. Все мое остается тебе. — Он протянул руку, положил свою крепкую ладонь на ее тонкую кисть и продолжил: — Я всегда знал: если чего-то хочешь по-настоящему, непременно отыщется путь, который приведет к цели. Всегда найдется спутник, который поможет переплыть через любую реку. Даже через такую, как Стикс. Ну как, начнем? Бесс вздохнула, расцепила руки, которые держала на коленях. — Ты можешь подумать, детка, но недолго, — добавил Юджин, поспешив ей на помощь. Она усмехнулась. — До утра? — Да, не долее. — Юджин улыбнулся. — Тебе приготовлена комната наверху. Уютная спаленка. А я… Я наверх уже не поднимаюсь. А раньше очень любил проводить там ночь. Там много спален для гостей. Иди, устраивайся, а потом, если не слишком устала, спускайся сюда, мы с тобой посидим. — Мы можем послушать ваш голос? — вдруг спросила Бесс. — Разумеется. Не нынешний, конечно? Я вообще-то довольно разговорчивый… старичок. Бесс фыркнула. — Старичок? Но вы, должно быть, ровесник моей матери? — Не совсем. Я моложе. Выдам секрет твоей матушки: она любила иметь дело с мужчинами помоложе, ведь и твой отец был на десять лет моложе Марты. Бесс кивнула, старательно подсчитывая, сколько сейчас Юджину Макфайру. — Не трудись, мне только что исполнилось сорок девять. Бесс кивнула. — Но у каждого свой срок. Я рано начал. Когда мы с твоей матушкой заключили сделку, я был подростком. К тому времени она уже попробовала себя в кино. — А если бы не ваш голос, она бы в том кино и осталась? Юджин пожал плечами. — Как знать? Мы никогда не узнаем о том, куда ведет дорога, если не пройдем по ней. Бесс встала. — Я поднимусь в спальню и скоро спущусь к вам, хорошо? Юджин ободряюще кивнул. — Прекрасно, милая. Я буду ждать. Глава пятая Полный вперед! Спальня, приготовленная для Бесс, оказалась небольшой, отделанной в бежевых тонах. Деревянные панели, скорее всего из красного дерева, которому не один век, придавали комнате сходство с дорогим комодом, в котором должны лежать только самые цепные вещи. При этой мысли Бесс улыбнулась — да уж, похоже, она может стать весьма ценной вещью, если согласится на предложение этого… старика. Старика? Называть сорокадевятилетнего мужчину стариком только потому, что он старше тебя на четверть века? О нет, это слово не вяжется с Юджином Макфайром. Бесс вспомнила его синий, да-да, абсолютно синий взгляд, которым он провожал ее, когда она направлялась к лестнице. Эти глаза видели ее мать молодой, гораздо моложе, чем она, Бесс, сейчас. Но Юджин был мальчиком в ту пору. Талантливым мальчиком. Который страстно хотел стать певцом. Он им стал. А мать хотела стать актрисой. И тоже ею стала. Она, Бесс, тоже хочет… того, чего не должна хотеть. Но Юджин готов помочь ей. Бесс немедленно пришло в голову, что и Юджин, и ее мать заплатили за полученное. Мать — инсультом и ранней смертью. Юджин — неизлечимой болезнью, которая ведет его следом за ее матерью. Ну и что? Бесс пожала плечами. Хоть миг, но мой. Она прошла мимо широченной кровати, похожей на тс, которые описывают в исторических романах, — на четырех деревянных столбиках, с балдахином из темного бархата. Уютно становится даже при взгляде, брошенном на эту «норку». Бесс подошла к окну, из которого открывался вид на партерный газон, за которым виднелись клумбы. Впрочем, назвать подобное клумбами можно лишь с большой натяжкой — это вспышки цвета — желтого, алого, пурпурного, голубого. Розы… голубые? Она прищурилась, но так и не смогла разглядеть, не ошиблась ли. Бесс толкнула массивную дверь с золоченой, надраенной до блеска ручкой и оказалась в ванной. Выдержанная в розовых тонах, она сверкала-переливалась чистотой, нежностью и свежестью. Ароматы лета пропитывали воздух, Бесс закрыла глаза, и ей показалось, что она попала на необъятное поле, где только земля, трава, луговые цветы и небо. Такого же цвета, как глаза Юджина Макфайра. Она засмеялась. Однако ей запали в душу его глаза! Бесс быстренько приняла душ и переоделась, чтобы спуститься к ужину. Она надела коротенькую черную юбочку и черный топ. Рыжие волосы казались еще рыжее на черном фоне, Бесс знала, что сейчас выглядит загадочно как никогда. Пол, между прочим, не любил, когда она одевалась вот так. Ему не правились платья, облегающие фигуру, он хотел, чтобы только он один знал, какая Бесс на самом деле. А сейчас она вся на виду. Но Бесс почему-то захотелось одеться именно так. Может быть, потому, что так в молодости одевалась ее мать. Такой полюбил Марту Зильберг Александр Раффлз. Как теперь понимала Бесс, всю жизнь она страдала по отцу. Как ей хотелось, чтобы он был жив, и тогда она наверняка бы… Что, отец помог бы ей стать гонщицей? Другое дело, тогда она, может, и не захотела бы стать ею. Бесс уже направлялась к двери, как ее вдруг осенила мысль: кажется, она нашла объяснение своей безумной, с точки зрения одних, и безудержной, с точки зрения других, страсти к гонкам — она хотела понять, кто такой был ее отец… Через его дело понять его самого, не узнанного ею. Если рассматривать жизнь как мозаику, то Бесс не хватало кусочка для завершения полной картины. Мужчина в инвалидном кресле, ожидавший ее в гостиной, был немногим старше отца. Почти его ровесник. Но ее отец, если бы не разбился тогда в самолете, был бы здоров. Или нет? Интересно, а если бы Юджин поднялся с кресла, какого роста оказался бы? Наверняка он высокий мужчина. — Вот и я, мистер… вот и я, Юджин, — сказала Бесс, усаживаясь напротив него за столом, уже накрытым. Крахмальные салфетки, серебро, хрусталь, бесшумно передвигающийся, незаметный слуга. Типично английские тарелки — для некоторых они скучно-белые, но не для Бесс. Поскольку все, что связано с гонками, ярко и пестро, начиная с болидов, оклеенных рекламой, и заканчивая костюмами пилотов, в обыденной жизни Бесс любила давать глазам отдых. — Немного овощей, рыбы? Я почти не ем мяса. А ты? — Голос Юджина был тихим, но это не был голос больного человека, а просто очень спокойного, в чьем доме всегда тихо и умиротворенно. — Я… ем мясо, — призналась Бесс. — Ты тратишь много энергии. С какого возраста ты катаешься, Бесс? — Как вы сами сказали, моя детская прогулочная коляска уже была болидом. Юджин засмеялся. — Да, верно. Это было нечто, все оборачивались. Твоя рыжая головка торчала из нее словно золотой шлем. Ну а потом? — А потом всю жизнь. Сейчас мне двадцать четыре. Поначалу я была в женской команде, то были гонки самые обыкновенные, — она пожала плечами, — даже не о чем говорить. Я участвовала и в «Кэмел Трофи»… — Бесс махнула рукой. — А дальше можно перечислить все виды гонок, где допускаются женщины. — У тебя, наверное, целый шкаф призов? — Ну не целый, конечно… — поскромничала Бесс. — Я имею в виду не самый большой шкаф. Она рассмеялась. — Ну так и быть, признаюсь: шкаф на самом деле приличный. — Она будто воочию увидела свой кабинет, полки, уставленные фигурками и кубками, стены, завешанные грамотами в рамках. — Значит, тебе остался один рывок, и ты освоишь все виды гонок, которые существуют на свете? — Нет, конечно, но «Формула-1» для меня самый главный вид. — У тебя есть парень? — внезапно сменил тему Юджин и поднял глаза от вилки, которой выловил кусочек маринованного имбиря из соуса для рыбы. — Да, — просто ответила Бесс. Он улыбнулся. — Но ведь ты никогда не собиралась за него замуж, правда? Бесс стало любопытно. Что это — обычная проницательность человека, который прожил жизнь, или Юджин Макфайр фантастически чувствует ее? — Почему вы так решили? — спросила она. — Если бы собиралась, то уже не сидела бы здесь. — Вы полагаете, я способна вести себя невежливо? Юджин расхохотался. — Зная темперамент твоей матушки, который перешел к тебе по наследству, я просто уверен в этом. Пока ты не добьешься своего, ты не выйдешь замуж. Бесс пристально посмотрела на Юджина. — Но ведь вы мне предлагаете сделать именно это? — Повторяю, Бесс, я предлагаю тебе сделку. Он откинулся в кресле и положил руки на поручни. Кресло тотчас сдвинулось с места, и Юджин оказался совсем близко от Бесс. Она вздрогнула, потому что внезапно почувствовала жар, исходящий от него. Внутри заныло, она не могла понять, что это — жалость к нему или к себе? — Бесс, я приготовил все бумаги, из которых тебе станет ясно, что мне осталось жить несколько месяцев. Болезнь в той форме, которая у меня, не лечится медикаментозно, только с помощью оперативного вмешательства, но я не хочу делать операцию. Со временем боль можно будет купировать только с помощью наркотиков, а наркоманом я не хочу становиться, люблю, знаешь ли, ощущать себя в полном сознании. Я тебе уже рассказал об условиях сделки. Пойми, мне в самом деле некому все оставить. А ты тот человек, кому результаты моего труда принесут удовлетворение от жизни. Я хорошо понимаю, что значит для таких, как мы с тобой, примириться с жизнью: это значит совершить то, что мы хотим, именно мы, пускай со стороны это кажется глупостью, мелочью… Бесс с усмешкой подхватила: — Паранойей, как выражается мой парень. Подбородок Юджина дернулся. — Вот как? Я ему не завидую после таких слов. Бесс засмеялась и пожала плечами, потом ловко подцепила на серебряную вилку листик салата и отправила его в рот. — У бедняги нет шансов, — добавил Юджин, покачав головой. — Нет, — согласилась Бесс, — но он этого не знает. — Как все молодые американцы он ужасно самодовольный, да? — Да, — без всяких церемоний и ужимок подтвердила Бесс. — А ты трезвомыслящая американская женщина. Разве нет? Бесс, на Небесах я стану болеть за тебя. — Юджин улыбнулся, и улыбка эта была пронизана печалью. — Вы знали моего отца? — внезапно спросила Бесс. — Почти нет. Я знал, что он великий гонщик и великолепный любовник для твоей матери. Отцом он пробыл недолго, ты и сама знаешь. — Я хочу послушать ваши записи. — Прекрасно. Я готов. — Юджин направил кресло к музыкальному центру. Он почти наугад взял диск, поставил его и объявил изменившимся, внезапно окрепшим голосом: — Генри Перселл, английский композитор семнадцатого века, две арии Ариэля из оперы «Буря». Вступил рояль, а следом Бесс услышала голос… Юджина Макфайра? Она похолодела, потому что с этим голосом у нее ассоциировалась стоящая на сцене мать с молитвенно сложенными руками. Рыжие волосы Марты Зильберг разметались по плечам, глубокое декольте зеленого платья вздымается в такт дыханию, аромат папоротника щекочет ноздри… О Боже, может ли такое быть, чтобы голос, заполнивший сейчас комнату, принадлежал мужчине, готовому уйти в другой мир? Бесс открыла глаза и встретилась с взглядом Юджина, который неотрывно следил за ее лицом. Кажется, Юджин усмехался. Он знал, с чего начать. И не сомневался ни секунды, чем закончить… Но не сейчас. — Великолепно, — прошептала Бесс, когда голос Юджина Макфайра, еще не так давно восхищавший весь музыкальный мир, растворился в тишине комнаты. Бесс смотрела на Юджина во все глаза — афиши, на которых был изображен этот мужчина, прежде были так же привычны, как теперь рекламные щиты с портретами нынешних кумиров. Концертные залы Америки и Европы распахивались перед ним, и не было уголка на свете, куда не долетел бы голос Юджина. Многие хотели подражать ему, по возможно ли повторить ошибку природы? Юджин засмеялся. — Господь, наделяя людей голосами, перепутал корзинку и мне в горло вложил женский. А потом не захотел отнимать. Как тебе вот эта вещь? Это Бах, ария альта из «Страстей по Матфею». Бесс смотрела в окно, ей казалось, она попала в другой мир, где нет земли, нет гоночной трассы, по которой она мечтала пронестись со скоростью звука, а есть небеса, и главный небожитель — этот мужчина, годящийся ей в отцы. Она повернулась к Юджину, потом встала и подошла. Бесс чувствовала, как бьется ее сердце, завороженное удивительным голосом. — Можно, я поцелую… ваш голос? — тихо спросила она. Он подставил гладкую щеку, и Бесс прикоснулась губами к чистой, благоухающей свежестью коже. — Я люблю… ваш голос, Юджин. — Спасибо, детка. — Он положил свою ладонь на ее руку и похлопал. — Но не надо любить меня. Не пытайся меня жалеть. Я счастлив, потому что у меня есть все, чего я хотел. Ты понимаешь лучше других, о чем я говорю, правда? Она медленно кивнула. — Да, это правда. Снова и снова голос Юджина наполнял комнату, он был хозяином всего пространства и всех, кто пребывал в этом пространстве. — Так согласна ли ты принять мое предложение, Элизабет Раффлз? — Мне надо подумать. Еще. Она улыбнулась, яркие от природы, без всякой помады, губы расплылись в улыбке. — Хорошо, милая. Но я благодарен тебе уже за то, что ты приехала и готова подумать. — Юджин помолчал. — Знаешь, в жизни человека важен каждый час, он дорог, как ничто иное. Поэтому надо не медля начать восхождение на твой Олимп. Согласишься ты или нет на все, что я предложил, но уже в благодарность за то, что ты меня навестила по первому зову, я готов стать спонсором твоего болида. Считай, что в память о твоей матери. Жаль, я не смог проводить ее в последний путь. Тогда я уже не выходил из дому. — Он снова помолчал. — Итак, я знаю, что и почем в твоем виде спорта. Бесс вскинула голову. — Да неужели? — А вот ужели! Юджин Макфайр поудобнее устроился в кресле, поправил укрывающий ноги клетчатый плед и посмотрел на Бесс. — Итак, дорогая, приступим к делу. Ты должна получить болид, может быть, он станет свадебным подарком, а? Считай, ты его уже получила. Мне известно, сколько стоит болид. Цена гоночной машины складывается из стоимости частей, из которых она состоит. Я тут набросал кое-какие цифры… — Он потянулся к ноутбуку, который лежал на столике возле кресла, быстро вошел в один из файлов и продолжил: — Начнем с двигателя. Если в нем около восьмисот лошадей, то эти животные с легкостью съедят двести тысяч долларов моего состояния. Больше половины этого переварит коробка передач. — Он усмехнулся. — Между прочим, куда дешевле вместо нее вложиться в классную вещь — «Феррари-360 Модена». Многие мужчины спят и видят ее. Но ты у нас леди с нестандартным аппетитом и тебе не нужна просто машина. Тебе нужен гоночный автомобиль, и я хочу, чтобы он был с хорошими тормозами. — Да, чтобы со скорости триста километров в час перейти на восемьдесят. — А это стоит еще тридцать тысяч долларов. Бесс вздохнула, но в этом вздохе было нетерпение — неужели ее мечта станет явью? О, она не сомневалась, что когда-нибудь это произойдет, но чтобы вот так… — Скажи-ка мне, милочка, а какая самая дешевая деталь в болиде? Она засмеялась. — Зеркальце. Заднего вида. Всего четыреста долларов. Юджин тоже засмеялся. — Ну вот и славно. А если бы женщин допускали до гонок, то в болидах наверняка было бы установлено трюмо. Оно стоило бы гора-аздо дороже. Не так ли? — Он подмигнул Бесс. — Ну так и что же мы имеем в итоге? Болид скушает примерно полтора миллиона долларов. Уже твоих долларов, милая. — Юджин засмеялся. — Как славно перекинуть эту тяжесть на другого! Кстати, тебе не жаль? Ты могла бы… — О нет, я хочу только этого! — Ну что ж, эти деньги я заработал, получая удовольствие, и рад, что они будут потрачены тоже на удовольствие. Итак, болид твой. Извини, но тебе самой придется им заняться. — Он энергично развел руками. — Новобрачный, с твоего разрешения, устраняется от этого занятия по вполне объективным причинам… как и от остальных обязанностей мужа, — перехватив взгляд Бесс, добавил он и хмыкнул. — О нет, не надо никаких эмоций, только дело. Так и договоримся. Бесс кивнула. Конечно, Юджин прав, не надо эмоций. Иначе слишком тяжелым грузом для обоих стала бы эта сделка. Ведь ей придется решать, когда везти Юджина в Голландию… Но она еще не согласилась… Разве? — спросила она себя. Бесс вздрогнула. Она, да, она, и никто другой, должна отвезти Юджина Макфайра туда, где его избавят от мук тела. Навсегда… Она постаралась затолкать эти мысли поглубже. Потом, потом. Сейчас она будет думать только про болид. Про свой новый болид! Неужели это ей не снится? — Желаю успеха, детка. Я оплачу все счета. Надеюсь, я не услышу от тебя «нет»? — тихо задал Юджин вопрос, не уточняя, о чем именно он спрашивает. — Полный вперед, как говаривала твоя матушка. Бесс усмехнулась. Да, именно эту фразу мать любила больше всего. — Утром я дам вам ответ, Юджин Макфайр. Глава шестая «Моя невеста уже беременна…» Пол позвонил в ту самую секунду, когда Бесс открыла дверь и переступила порог собственного дома. Внутри у нее все горело от нетерпения: вот сейчас она бросит дорожную сумку, постоит под душем, переоденется и начнет суетиться насчет болида. Неужели это правда? Правда! Правда! Невероятная, потрясающая правда! Неважно все остальное, важно главное. Она схватила трубку, как только раздался первый звонок. — Бесс! — крикнула она в трубку. — Бесс, — на несколько топов ниже прозвучал голос Пола. — Ну наконец-то. Я соскучился по тебе. Это невозможно! Быть так долго в ожидании, когда твое тело… твои руки… твоя… — Привет, Пол. Слушай, мне сейчас некогда разговаривать. Я убегаю. — Нет, ты никуда не убегаешь, а сидишь дома — чистая и благоухающая — и ждешь меня. Впрочем, — он шумно задышал в трубку, — можешь лечь в постель. Только ничего не надевай на себя, я люблю, когда ты совсем голенькая. Абсолютно. Твой рыженький пушок под пупком, под этой милой ямочкой, куда я спрячу свой любопытный нос… Тебе нравится мой нос? — По-ол, — простонала Бесс. — Ты слышал, что я сказала? — Нет, я ничего не слышал, милая. Погоди минутку, и я кончу… — Ну давай кончай скорее говорить, мне пора. — Я кончу не говорить, летка, а кое-что другое… Уж если ты меня бросила так надолго… — Пол, это что, секс по телефону? — Но если тебя столько времени нет рядом, то… Бесс чувствовала, как заводится. Перелет с Британских островов, где все суперосновательно, прочно, надежно, — и на тебе, какие-то слюни по телефону! — Кончай, Пол… В трубке раздалось тяжелое дыхание. — Неужели ты не возбудилась? — прохрипел он. — Возбудилась, черт побери! Но не от того, от чего ты думаешь! От злости! Бесс швырнула трубку на аппарат и, ругаясь всеми известными ей словами, пошла в душ. И этот слизняк хотел стать моим мужем?! Да никогда! Никогда в жизни! Почему, зачем я потратила на него столько времени?! Мы встречаемся уже год, он в самом деле рассчитывал на мне жениться. Конечно, для кого-то Пол просто находка — хорош собой, вполне обеспечен, а для какой-нибудь эмигрантки в первом поколении он, эмигрант во втором поколении, вообще стопроцентный янки. По правде говоря, Бесс и сама не верила, что согласится на замужество. Уж если только с отчаяния. Но сейчас, после предложения Юджина, отчаянию места не оставалось. Телефон снова зазвонил. Снова Пол? Ну и отлично! Сейчас она ему все скажет. — Пол? — Да, это я. А ты думала кто? — Голос звучал бодро, наверное, Пол на самом деле сумел получить удовольствие. — Я и не сомневалась. — Ну так я еду к тебе? — Но, по-моему, уже незачем. — Ты не права, подружка. У меня много для тебя припасено. Он как-то по-бабьи захихикал, и Бесс брезгливо поморщилась. — Уже не для меня, дорогой. Я выхожу замуж. Бесс показалось, что молчание на другом конце провода можно попробовать на ощупь. Оно было шершавым и колким. — Но ты разве не за меня выходишь замуж? — наконец прорезался голос Пола. — Перед отъездом в Лондон ты обещала подумать. — А я и подумала. Я выхожу замуж, уже дала согласие. — Ну и кто этот несчастный? — Радуйся, что не ты. — Ясное дело, кто-то из твоих жокеев. Знаешь, это даже хорошо, а то в последнее время от тебя что-то сильно несло конским навозом… — Дерьмо! — бросила в трубку Бесс и шмякнула ее что было силы на аппарат. Где были мои глаза?! — негодовала она. Выходит, если бы не Юджин, я связалась бы с полнейшим ничтожеством?! Бесс вернулась под душ и не выходила из-под колючих струй до тех пор, пока в голове не осталось ни одной мысли, кроме главной: она покупает болид. У нее будет собственный болид. А в это самое время у себя в спальне Юджин смотрел на свое отражение в зеркале. — А ведь ты думал, что так и проживешь в безбрачии, отойдешь в мир иной таким же одиноким, каким и явился в него, — обратился он к себе. Юджин вздохнул, провел рукой по гладкому подбородку. Да, так вышло ему на роду, петь, как птице, услаждать себя и других. Он в полной мере воспользовался своим даром, а теперь хочет подарить себе покой. Ах как Бесс хороша! Глядя на нее, Юджин снова увидел себя юным и влюбленным в ее мать, Марту. Только Марта была более чувственной, мужчины столбенели, когда она шла по улице, а Юджин бросался к роялю и пел — в общем-то всю жизнь он пел одно и то же: гимн во славу Марты. То было пение ангела, лишь обликом похожего на мужчину. Юджин не мог иметь дела с Мартой, как и с любой другой женщиной, ему доступно было только любоваться ее телом… «Юджин, у меня к тебе деловое предложение…» — вспомнилось ему. То, что предложила Марта, потрясло его тогда, но Юджин принял бы любое предложение от этой девушки. Она повела его на заброшенный старый склад, впрочем, может быть, в прежние времена это был какой-то сарай, впоследствии зажатый новыми кварталами. Киношники арендовали помещение для съемок. Юджин не знал, что за фильм они снимали, да ему было все равно: он последовал бы за Мартой хоть в ад. Юджин гордился несказанно, его просто распирало от счастья, что он идет рядом с ней, в то время как другие мужчины, облизываясь в прямом и в переносном смысле, пускали слюни и оглядывались. Он чувствовал запах Марты, ее терпкие, крепкие духи, ласкал взглядом огненные волосы, которыми играл ветер… Они накрывали ему макушку — он был тогда гораздо ниже Марты — и жгли будто огнем. Его черные волосы, аккуратно и гладко причесанного мальчика из церковного хора, казались покрытыми сусальным золотом, словно маковки православных церквей. — Откуда ты взяла этого шкета? — фыркнул длинноволосый парень с собранными красным шнурком в хвост светлыми волосами. На память Юджину пришел детский анекдот — может ли лысый быть кудрявым? Ответ: может, если кудри ниже лысины. Юджин тихо засмеялся. — Молчи, Дик, этот парень настоящий ангел. — Ну-ну. А ангел согласен на то, что я ему предлагаю? — Ты предлагаешь это через меня, значит, он согласен. Правда, Юджин? Юджин покраснел, а Марта поцеловала его в макушку. Кожа под волосами сразу запылала, сердце забилось. — Значит, так, ангел ты наш. Вот, держи. — Парень сунул ему тетрадку с нотами. — Она, — он кивнул на Марту, — тоже будет играть ангела, только падшего. — Длинноволосый захихикал. — Детям смотреть не разрешается. Но ангел, падая в сущий ад, должен петь твоим голосом. Юджин ни разу не видел тот фильм, но, когда много лет спустя вышел саунд-трек, когда мистификация была раскрыта и на ней они с Мартой хорошо заработали, — он послушал свое пение и удивился: то был и в самом деле голос ангела. Надо отдать должное, лысый-кучерявый оказался парнем не без мозгов. Его фильмы полны настоящей музыки. Ну а что у него выделывали артисты… За что платили, то и выделывали. А когда «пение» Марты услышали серьезные киношники и пригласили ее уже как поющую актрису, Юджин снова пел вместо нее и по-прежнему его имя не упоминалось в титрах. Но ему уже прилично платили, и Юджин был не просто доволен, а счастлив, что его голос вошел в тело Марты и он хотя бы так слился со своим кумиром. Более того, они пошли дальше — концертировали вместе. Марта стояла на затемненной сцене, а Юджин за специальным занавесом, и Марта невероятно артистично исполняла роль певицы. А потом в жизни Марты появился Александр Раффлз, Алекс… Голос Юджина вышел из ее тела навсегда, но этот выход она обставила фантастически… Да, это был триумф для обоих. В дверь тихо постучали, Юджин вынырнул из воспоминаний в реальность. Доктор, без всякого сомнения. — Входи, Роберт, — разрешил он и повернулся в сторону двери. — Доброе утро, Юджин. Роберт был свеж и энергичен. Юджин вдруг подумал, а сколько ему лет, доктору? Едва ли меньше, чем ему. Но как легко он двигается… Стоп-стоп, вот об этом не надо. Юджин, ты что же, всерьез полагаешь, что, начав новую жизнь формально, фиктивно, изменишься на самом деле? — У тебя бодрый вид сегодня. — Погода хорошая, Роберт. — Юджин улыбнулся и указал на окно. — Посмотри, как замечательно выглядят сегодня мои голубые розы. Роберт кивнул, но по его лицу пробежала тень легкого удивления. — И желтые, и алые совсем неплохи, Юджин. Ты так не считаешь? — Согласен. Но голубые необычны. Мне так хотелось победить природу… Кажется, я сумел. — О да. — Роберт кивнул, хотя и не понимал до конца, куда клонит пациент. — Как ты догадываешься, я не о розах. Роберт вскинул брови от неожиданности. Они с Юджином давно не разговаривали во время утреннего докторского визита на посторонние темы. — А о чем же? — осторожно спросил Роберт. — О жизни и смерти. Роберт молчал, ожидая продолжения. — Я женюсь, Роберт. Врач бросил быстрый взгляд на своего давнего пациента, отношения с которым стали почти приятельскими, и, вынимая из саквояжа тонометр, бесстрастно спросил: — Позволь померить давление, Юджин? — Я не удивлюсь, если тебе захочется направить меня на обследование к психиатру. — Юджин хитро усмехнулся. — Ничего, я тебя прощу, друг мой. — Ну что ты, ты волен делать все, что пожелаешь, — осторожно проронил Роберт. — Сколько у меня времени? — тихим настойчивым голосом спросил Юджин, закатывая рукав рубашки. — Ну это уж как Господь распорядится. — А ты на его месте сколько бы мне отпустил? — Ты имеешь в виду… — Я имею в виду — до того мига, когда я превращусь в растение, ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю. — Юджин начинал злиться. Роберт поднял голову и холодно посмотрел в еще более холодные глаза Юджина Макфайра. — Твоя юная, как я полагаю, жена не успеет забеременеть. Юджин расхохотался. — Отлично, Роберт! Таким ты мне нравишься гораздо больше. Но ты сам знаешь, что от меня ни одна женщина не смогла бы забеременеть. Не мне тебе объяснять. Что ж, я тоже кое-что сделал в этом мире, поклонники и поклонницы обоего, заметь, пола забеременели моей музыкой. Роберт улыбнулся. — Или ты другое имел в виду? — не унимался Юджин. — Не успеет забеременеть на стороне и предъявить мне наследника? О нет, старый Макфайр тоже кое-что соображает. Мозги, слава Богу, без костей, там нет инфекционного артрита. Моя невеста уже беременна. — Вот как? — На лице Роберта отразился неподдельный интерес. — Да. Гонками «Формулы-1». — О Господь милосердный! Какой отчаянный вид спорта. Но разве женщин туда уже допустили? — Пока нет, но моя юная избранница очень хочет. И я в качестве свадебного подарка покупаю ей гоночный болид. — Она, конечно, американка, — пробурчал Роберт. — Ну не африканка же. Сам знаешь, черные женщины хотят от мужчин того, чего я не могу им дать. Так ты поздравишь меня наконец? — О, Юджин, разумеется. Когда торжества? — Их не будет. — Юджин пожал плечами. — Семейный праздник. Спасибо, что напомнил о сроках. Я все понял. — Но… бывает… — Что бывает? Не хочешь ли ты сказать, что перемены в жизни меняют и здоровье? Но это не мой случай. Не станем лукавить. — Она все знает? — Да, я даже попрошу ее приготовить вдовий наряд, чтобы увидеть, как хороша она будет на моих похоронах. А какая пища для газет! Кажется, я здорово подкормлю их десертом. Роберт фыркнул. — Они просто перемажутся кремом. С ног до головы. — Настоящая пища для мужчин, мыто с тобой знаем. Юджин подмигнул ему, и Роберт засмеялся. — Именно так. — Она красавица, Роберт. И очень отважная девушка. — Но почему она?.. — Почему она согласилась? Да потому что у нее нет выбора. Только таким путем она получит желаемое. И я только таким путем получу желаемое. Ты ведь противник эвтаназии. А я сторонник. Ты хоть и врач, а не представляешь, что такое физическая боль и потеря разума. Я жажду покоя, Роб. И я его получу. — Она согласилась?.. — Она согласилась не упустить момент, когда я буду уже не я, и отвезти меня в Голландию. Ведь ты на это никогда не пойдешь, так ведь? — Это противно кодексу врачебной чести. — Любой кодекс пишут люди. А вот голландцы решили переписать. — Нет, есть кое-что, написанное на Небесах. — Роберт поджал губы и упрямо покачал головой. — Я земной человек, Роб. Я хочу сам писать кодекс собственной жизни и смерти. Я нашел себе проводника в иной мир. Да, и как ты находишь мое давление? Роберт вскинул брови. — Я бы сказал… Оно у тебя, как у юной девушки, Юджин. Юджин расхохотался. — Вот видишь, я еще только собрался жениться, а мне уже лучше. — За тебя я рад. — Ага, а за мою молодую жену? Кто знает, не выйдет ли из моды вдовий наряд, если она сошьет его сегодня? Роберт посмеялся вместе с Юджином, но ничего не ответил. А что он мог сказать? Что в его интересах подольше держать на этом свете столь дорогого пациента? Так Юджин и сам знает. Он наверняка считает, что кодекс чести врачей по отношению к пациентам, безнадежным и почти ушедшим в иной мир, к тем, кого держат на земле только аппараты искусственного жизнеобеспечения, зиждется на деньгах, которые подпитывают чеки за лечение. Но есть доктора, которые берут хорошие деньги за добровольный уход от мук. У каждого свои интересы. Но это не к нему, не к Роберту Пирсли. — Тебе придется познакомиться с моей женой, и очень скоро. — Я готов. — Не сомневаюсь, старый волокита. — Юджин засмеялся. — Но, слава Богу, ты женат, а я верю в твердость руки твоей Дайаны. Ты свободен, друг мой. Пока. Роберт ушел, тихо притворив за собой двери, а Юджин подкатил к музыкальному центру и выпустил на свободу свой голос. Это был компакт-диск из последних, на котором записан итальянский композитор Джованни Баттиста Перголези. Начало восемнадцатого века. Три арии альта из «Сабат Матер» особенно нравились его аккомпаниаторше, миниатюрной блондинке Хелен. Они работали вместе несколько лет, прекрасно смотрелись на сцене — высокий черноволосый певец и тоненькая блондинка за черным концертным роялем. Потом их пути разошлись, Хелен вышла замуж, родила ребенка и тем самым завершила карьеру. А ведь поначалу у нее были виды на Юджина. Но потом она догадалась, что он навсегда останется холостым. А вот и нет! — весело подумал Юджин, и эта мысль вдруг оказалась приятной. Я женюсь! В комнате угасал голос, финал третьей арии альта. Юджин закрыл глаза и улыбнулся. Интересно, что сейчас делает Бесс? Рыжая Бесс! Надо же! Только сейчас он догадался, что Марта наверняка неспроста назвала так свою дочь. «Рыжей Бесс» прозвали в восемнадцатом веке английскую армейскую винтовку убойной силы, которая была победоносным оружием для солдат американской армии. Он засмеялся. Интересно, а Бесс про это знает? Юджин потянулся к телефону. Глава седьмая Рыжая Бесс Ну если это Пол, то я просто уничтожу его словами, подумала Бесс, хватая телефонную трубку. — Бесс Раффлз слушает! — рявкнула она. — Привет, Рыжая Бесс, — ответил ей тихий мужской голос. Она не сразу сообразила, с кем разговаривает, а когда наконец поняла, тепло рассмеялась. — Привет, Юджин. — Я хотел спросить, тебе мать когда-нибудь говорила, почему она назвала тебя Бесс? — Н-нет. Наверное, в честь королевы Элизабет? Юджин хмыкнул. — Боюсь, ты не совсем права. А известно ли тебе, что означает прозвище Рыжая Бесс? Так, детка, называли армейскую винтовку времен королевы Элизабет. Она разила наповал. С ней солдаты выигрывали войны. Бесс засмеялась. — Приятно слышать. Но, как я понимаю, винтовку все равно назвали в честь королевы Элизабет. — Пожалуй, детка. Ну, желаю удачи. — И Юджин отсоединился, не дожидаясь ответа. Бесс медленно закрыла рот и опустила трубку на аппарат. «Рыжая Бесс» — винтовка? Интересно. Но здорово, если она всегда приносила победу. Бесс позвонила своему менеджеру и без предисловий объявила: — Энди, готовься к переменам. — Я всегда рад переменам, — буркнул он. Бесс живо представила изрытое оспой, костистое, хмурое лицо этого немолодого мужчины, вечно ожидающего чего-то дрянного. От нее Энди тоже всегда ждал какого-то выверта, причем настолько экстравагантного, что кислая мина у него была готова заранее. — Что на сей раз взбрело в твою огненную голову, Бесс? — Я покупаю болид! — выдохнула она, даже не пытаясь сдержать невероятную радость. Энди, как и ожидала Бесс, лишился дара речи. — Я ставлю перед тобой задачу подобрать мне самый миленький. — Самый миленький у тебя уже есть, — добродушно проворчал он. — Загляни в свой гараж. Бесс засмеялась. Энди, разумеется, знал о существовании коляски-болида, потому что был хорошо знаком с ее отцом. — Спасибо, но я берегу его. — Ну конечно, когда из тебя посыплются детки, их надо будет в чем-то перевозить. Она хмыкнула: не сказать чтобы Энди слыл ярым противником женщин на трассе, но он то и дело твердил: болид — это любовь навсегда, а женщины ветрены и изменяют машине с мужчинами. — Я серьезно, Энди. У меня… появились деньги. — Выиграла в казино, — ехидно предположил он. — Полтора миллиона баксов. Нет? Чуть больше? На чашечку кофе хоть осталось? Или мне придется тебя угостить? Бесс хмыкнула. — Ну… да, выиграла. Но не в казино. Можно сказать, я выиграла заезд. Да, именно так: я выполнила крутой вираж и не сорвалась. Если удержусь, то куплю и собственную «конюшню». Энди присвистнул. — Я всегда считал, природа с тобой что-то намудрила, Бесс. Но это не мои проблемы. Хорошо, стало быть, тебе нужен болид? — Вот именно, но такой, чтобы шел мне. Ты понял? — Непременно подберем под цвет ваших глазок, мисс, — пропищал Энди голосом продавщицы из магазина женского белья. — Не соблаговолите ли пройти в примерочную? Бесс засмеялась. — Когда я уволю тебя, Энди, обязательно снабжу рекомендательным письмом — ты великолепно справишься с ролью девушки из примерочной. А если серьезно, подумай как следует — не польститься ли на японский движок. Я знаю, что «хонда» развивает шестьсот семьдесят лошадей. Движок, возможно, и менее мощный, чем у «пежо», но у него более гибкие характеристики. — Ты, кажется, здорово вникла. — Не без этого. Да, отдельно позаботься о педалях — они должны быть мне по размеру. Ты помнишь, какой у меня? — Шестой. — Молодец. Знаешь, что я поняла, проводя свои исследования? — Она помолчала, чтобы до Энди получше дошло. — Машину могут заставить ехать быстрее других: щедрое финансирование, мощный двигатель, отличные шипы. — И размер ботинок, — добавил он, хмыкнув. — Ты права. Но если ты намерена выйти на старт в этом сезоне, ты не успеешь провести предсезонные тесты. — У меня нет на это времени. А если ты помнишь историю, то лет этак десять назад команда «Макларен» выпустила на старт болид без сезонных тестов. И пилоты победили в пятнадцати из шестнадцати гонок. — А ты, случайно, не вспомнишь, кто эти пилоты? — не без сарказма осведомился Энди. — Ну конечно помню, — невинным тоном ответила Бесс, сделав вид, что не заметила насмешки. — Ален Прост и Айртон Сенна… Энди засмеялся. — Ну и нахальная ты особа… — Не без этого. — И ты забыла, что ты женщина. — Нет, просто мне удовольствие обойдется дороже. Придется купить целую «конюшню», потому что ни в одну из существующих меня не возьмут. — Ты всерьез хочешь купить «конюшню»? — изумился Энди. — А почему бы и нет? — в свою очередь удивилась Бесс. — Да, я куплю команду гонщиков. Американская — слишком дорого, но канадская или австралийская ничуть не хуже. Помнится, недавно кто-то хотел перекупить именно австралийскую… Я порылась кое в какой информации… — Я умолкаю, Элизабет Раффлз. До сих пор я и не знал, что имею дело с миллионершей. — Так теперь знай. Приступай к исполнению пожеланий. — Она положила трубку и откинулась на тугую спинку кресла. Ю-юджи-ин. Музыкальное имя и волшебное, тянется на гласных, как молочные карамельки «тоффи». Бесс любила эти конфетки в детстве, кстати, самые лучшие — английские, жаль, не вспомнила про них в Лондоне. А вторая половина имени — джинн, если удвоить «н». И в самом деле волшебник, подумала Бесс. Иначе с какой стати он свалился мне на голову? Но… я ведь дала ему свое согласие? Разве не потому я резко, наотмашь, разговаривала с Полом? Ведь я хлестала его словами, словно кнутом, только затем, чтобы он исчез из моей жизни. Бесс втянула воздух. Я все равно не оставила бы Пола Сидни в своей жизни, я не собиралась этого делать, он из тех мужчин, кто никогда не поймет, чего я хочу, почему и зачем. А, собственно, есть ли мужчины, кроме Юджина, которые смогли бы это понять? Они ведь собственники… Только согласившись на необычное предложение Юджина, я смогу позволить себе невозможное. Машинально, не отдавая себе отчета в том, что делает, Бесс включила компьютер и сунула в узкую щель панели процессора компакт-диск, подаренный Юджином Макфайром. На экране высветилось название: «Бах. Две арии альта из мессы си минор». Бесс усилила звук и почувствовала, как уже с первых нот душа ее последовала за голосом Юджина, устремляясь все выше и выше. Точно такое же ощущение возникало у нее от скорости, которой она упивалась, управляя мощной гоночной машиной. Сидя в ней, Бесс точно так же, как сейчас, отрывалась от земли. Так, может быть, она всегда и стремилась к этому — оторваться от земли и унестись дальше, выше? Поэтому ей не хватало обычной скорости, которую способна развивать обычная машина? Они похожи с Юджином Макфайром. Разве нет? Бесс взглянула на обложку диска с фотографией певца. Снимок явно сделан до болезни. Красивый мужчина. Выразительные карие глаза, гладко зачесанные черные волосы, ровные брови, чувственные губы… Интересно, он целовался с женщинами? Впрочем, зачем ему это, если все остальное недоступно… Она не поленилась и отыскала в музыкальной энциклопедии статью о контртеноре. Впервые такие голоса стали известны в Англии в шестнадцатом веке. Так пели кастраты, но у Юджина природа не захотела отнимать божественный голос после того возраста, когда происходит мутация. Обладая уникальным даром и оставшись без конкурентов, он пел на сценах мира многие годы. Громадное состояние, прекрасное поместье под Лондоном, роскошный дом, пластинки, записи, воспоминания. А потом одиночество и неизлечимая болезнь, которая открывает перед ним единственную и ужасающую перспективу — забыть все, что случилось в жизни счастливого и несчастливого, и медленно умирать. Тогда-то он и нашел Элизабет Раффлз. Странно, вздохнула Бесс. Но если так вышло, значит, почему-то так должно было случиться? Судьба предлагает мне шанс… А… как же личная жизнь? Бесс задумалась. Голос Юджина заполнял комнату, разум, душу. Сердце отзывалось сменой ритма на его пение. Личная жизнь? Но наш брак будет фиктивным, и, если я захочу… Бесс представила себя и Пола в бассейне. Занятие любовью в воде… Она прислушалась к себе, ожидая чувственного отзыва, но — странное дело — увидела неприятное лицо Пола, который требовал ответить, выйдет ли она за него замуж, увидела его строгий деловой костюм, аккуратную стрижку, начищенные до блеска ботинки… Перед ее мысленным взором возникло другое видение — остроносая, ярко размалеванная рекламой машина, Бесс снимает шлем, выбирается из болида и обводит глазами публику. Она ищет в толпе… Не Пола! Бесс вздрогнула от неожиданности и взглянула на экран. Юджин исполнял сейчас «Улыбки Фортуны» Генри Перселла. Он пел по-английски, но если бы пел на любом другом языке, то точно так же по коже поползли бы мурашки. Надо ли объяснять словами, что фортуна улыбнулась ей? Да, ей, Бесс, Элизабет Раффлз, остается лишь улыбнуться в ответ. Она подтянула к себе телефон, набрала номер Юджина. Он сиял трубку сразу, словно ждал этого звонка. — Это «Улыбки Фортуны», Юджин. — Я слышу, Бесс. Одна из самых моих любимых вещей. Марта была неподражаема, когда играла роль певицы, исполняя ее. — Я поняла, Юджин. Фортуна улыбнулась и мне. Я хочу сказать тебе, что согласна на сделку, которую ты предложил. — Вот и отлично, — довольно спокойно отозвался он. — Я уже отдал распоряжения, все будет готово к следующему уик-энду. Священник, обед с минимальным числом гостей. Ты хочешь пригласить кого-то? — Н-нет. Нет, никого. — У меня будет один гость, с которым тебе лучше познакомиться сразу. Мой врач, Роберт Пирсли. Вполне приятный мужчина. — Хорошо, Юджин, — сказала Бесс, и ее сердце взмыло и ухнуло куда-то вниз, как на крутом вираже трассы. — Жду твоего звонка. Повесив трубку, она дослушала до конца пение Юджина. Ну вот и все. Она еще раз подтвердила свое решение, которое круто меняет ее жизнь. Интересно, что сказала бы мать? А отец? Бесс почувствовала, как сердце сжалось, точно так, как сжимается, когда мчишься на предельной скорости и, кажется, вот-вот машина отделится от трассы и воспарит. Точнее было бы сказать, что сердце Бесс словно подмыло высокой волной крови и подбросило. Какой поворот! Но разве не жизнь собственных родителей она продолжает? Они слишком рано ушли, многого не успели, и если сейчас они смотрят на нее с Небес, то им должно понравиться то, что Бесс собирается сделать: вернуть имя отца в ряды имен гонщиков и помочь человеку, который помог осуществиться заветной мечте ее матери стать знаменитой актрисой. Бесс выдохнула воздух. Она проделала это с большим облегчением, поскольку и сама не заметила, что давно замерла и не дышала. Над бассейном опускалось солнце, его последние лучи золотили поверхность, вода была спокойной, бестрепетной. Бесс тоже испытывала умиротворение — так и бывает, когда после долгих сомнений и колебаний принимаешь решение. Глава восьмая Молитвенная терапия — Роб, я пришлю тебе официальное приглашение на обед по случаю моего бракосочетания. Роберт, как и подобает истинному англичанину, сдержанно кивнул, но рука, вынимающая шприц из вены Юджина, едва заметно дернулась. — Благодарю. — Твоя жена в отъезде? — Да, совершает круиз вокруг Африки. — Он улыбнулся. — Моя старушка собирается остаться в Кении на сафари. — О Господь милосердный. На кого она собралась поохотиться? — Ну, не столько она, сколько ее приятельница. Эта леди большая оригиналка. Ей, видите ли, нужны только винторогие бараны. Юджин ухмыльнулся. — Одинокая женщина? — Ну какой же мужчина такую станет терпеть? Юджин засмеялся. — Пожалуй. — Отсмеявшись, он добавил: — Жаль, что Дайана сейчас далеко, но, думаю, когда она приедет, мы устроим маленький праздничный обед. Я хочу, чтобы наши жены познакомились. Заметив, как чуть искривилась нижняя губа Роберта, Юджин снова рассмеялся. — Ты меня осуждаешь, Роб? Не стоит. Сперва я придумал все это из чисто эгоистических соображений — ты знаешь, я хотел избежать умирания, боли, хотел обрести покой. Но чем больше я думаю, тем яснее понимаю — не в этом главная причина. — Он помолчал, задумчиво наблюдая, как Роберт убирает свои инструменты в саквояж. — У меня никогда не было жены, никогда не было детей. А женившись на Бесс, я обретаю и то, и другое. По закону — она моя жена, а по сути — дочь. Ты понимаешь, о чем я? Все блага жены и все привилегии дочери! — Но она знает?.. — Что плотские радости не для меня? Разумеется. Она взрослая женщина. Она идет на сделку по своим причинам и с открытыми глазами. У нее нет иллюзий. — Юджин помолчал. — Поскольку ты давно врачуешь не только мое тело, но и душу, я скажу тебе одну вещь: Бесс ищет во мне не только спонсора для воплощения своих, прямо скажем, нестандартных желаний, но и отца, которого у нее, по сути, не было. А чего хочет дочь от отца? Нежности, не секса. Нежности для нее у меня хватит. Роберт кивнул, краем глаза взглянув на своего пациента и почти друга. Почти — поскольку миллионер все-таки не может быть до конца другом врача, у которого лишь сотни тысяч фунтов, но миллиона не набирается. Значит, в одном клубе им не состоять. — Когда торжество? — В следующие выходные. Так что приглашаю тебя официально. — Благодарю, Юджин. Когда Роберт ушел, на душе у Юджина стало необыкновенно легко. Он даже развеселился. Подкатив кресло к окну, Юджин с нежностью посмотрел на свои розы. А если вывести новый сорт и назвать его… Ну конечно, «Рыжая Бесс»! Это будет потрясающий сорт роз. С махровыми лепестками цвета пламени, которое горит зимой в камине, и с ароматом… корицы. Он хмыкнул. Запах корицы Юджин полюбил в детстве — однажды Марта угостила его яблочным пирогом с корицей. Эта роза будет цвести круглый год, в оранжерее, а зимой они с Бесс, сидя у камина и слушая его диски, станут любоваться этими розами. Девочка оценит. Внезапно Юджина словно током ударило. Зимой? Но когда наступит зима, он… Холодок пробрался туда, куда давно не заползал, Юджин настолько свыкся с мыслью о своем уходе, что она казалась ему такой же обыденной, как мысль о сне, о еде, о чашке чаю. Пробьет пять часов, и слуга принесет ему крепкий чай с молоком и крошечным рогаликом. Примут в Голландии закон об эвтаназии, и он, Юджин Макфайр, уйдет в мир иной. Всем привет. Но сейчас, подумав о зиме, об уютно потрескивающих в камине поленьях, о сидящей рядом Бесс, Юджин ощутил — впервые за долгое время — сожаление. Может, уйти… потом? Чуть позднее? Разве не лучше длить даже вот такую жизнь, в инвалидном кресле, чем просто взять и уйти навсегда? Да, но я ведь и не собираюсь уходить до тех пор, пока пребываю в полном сознании, пока разум мой не замутнен, пусть даже живу я с болью и на лекарствах, поспешил напомнить себе Юджин и удивился тому облегчению, которое вдруг испытал. Ведь суть сделки с Бесс в том и заключается — когда она заметит… А если ей надоест ждать? Юджин ощутил, что ему не хватает воздуха. Однако он справился с волнением и ответил на этот вопрос: но ведь я потому и выбрал на эту роль Бесс, поскольку верил — она повторение Марты. Которая никогда и ни при каких обстоятельствах не поступала мне во вред. Но Бесс все же другая женщина, я не знаю ее, напомнил себе Юджин и почувствовал, как испарина покрыла лоб. Я знаю только то, что она хочет исполнить свою мечту, я сам ей сказал, что она должна поторопиться и принять решение, иначе будет поздно. Физические силы могут покинуть ее, ей станет трудно выносить перегрузки, которые выпадают на долю всех спортсменов, а уж тем более гонщиков «Формулы-1». Юджин прикрыл глаза, приложил руку к сильно бьющемуся сердцу, призывая себя сосредоточиться и успокоиться. Он не спрашивал себя, правильно ли поступает, поскольку никогда не задавался таким вопросом. Иначе он извелся бы, начиная с того момента, когда Марта предложила совершить сделку между ее телом и его голосом. Юджин Макфайр всегда подчинялся судьбе, которая вела его своими, странными, путями, может быть, поэтому больше других вещей он любил «Улыбки Фортуны» Перселла и поселился в Англии, а не вернулся в Америку, потому что его любимый композитор Перселл родился англичанином. Юджин открыл глаза, когда тихо, без стука, поскольку это был ритуал, а не просто выход с подносом, возник на пороге слуга. — Ваш чай, сэр. — Благодарю, Уильям. Он взял чашку, это был веджвудский фарфор, его любимый, с крошечными розовыми розочками по чистому полю, и сделал глоток. Итак, подытожил Юджин, мне остается только одно — держать себя в форме как можно крепче, чтобы не огорчать Бесс, не надоедать ей и не вызывать у нее жалость, если я хочу наслаждаться обществом этой прелестной молодой женщины. Он поставил пустую чашку на поднос и подкатил к книжному шкафу. Юджин хотел найти книгу, которая постоянно помогала ему в его необыкновенной жизни. Для него она была своего рода Библией. Впрочем, это не так далеко от истины, поскольку один из постулатов ее обещал Юджину Макфайру: «Вам будет дано по вашей вере». Юджин давно уяснил для себя, что означает эта фраза: все события в вашей жизни, все поступки, которые вы совершаете, это лишь эхо, реакция на ваши собственные мысли. Едва ли он способен победить до конца свою неизлечимую болезнь, но не отягощать ее страхами, негативными мыслями — в его силах. Когда Юджин Макфайр узнал, что ему предстоит прожить жизнь не так, как всем, был период, когда ему хотелось не быть, уйти из этого мира сразу, немедленно. Однако Марта, догадавшаяся обо всем, не обладавшая никакими знаниями о человеческой психологии, о разуме и подсознании, но обладающая невероятным чутьем, убедила его сосредоточиться на главном — голосе и успехе. И Юджин отбросил все сомнения, все страхи, он наполнил свою жизнь до краев, заставил себя реализоваться. Теперь он должен поступить точно так же, если хочет увидеть успех Бесс, помочь ей, чем может… Сила исцеления дается тому, кто страстно желает ее и верит, убеждал себя Юджин. Бесс… Рыжая, прелестная, страстная Бесс. Он покачал головой. Да, мне хочется греться возле ее костра как можно дольше. Хочется восторгаться ею, ее успехами и приводить в восторг ее. О да, я это сделаю. У меня получится. При этой мысли Юджину показалось, что в своих давно абсолютно холодных ногах он ощутил тепло. В голове зазвучала еще одна вещь Генри Перселла «Пойдем в эти желтые пески», и ликование наполнило душу Юджина, он закрыл глаза и почувствовал, как слезы давно забытой радости собрались в уголках глаз. Боже, думал он, я увидел, куда направлен Твой перст, и я не сверну с этого пути. Глава девятая Девичник или мальчишник? — Бесс, я полагаю, тебе лучше всего заказать болид у «Лотуса». Ты ведь не хочешь брать машину из-под чьей-то задницы? Бесс фыркнула. — Ну конечно нет! Если я могла допустить это раньше, то после интервью Михаэля Шумахера — никогда в жизни. Энди засмеялся. — Да он просто трепался. — Я очень впечатлительная, и мне будет казаться, что любая чужая машина пахнет мочой. — Парень хотел покрасоваться, какой он крутой. Тем более что пацаны задали ему дурацкий вопрос — как он поступает, когда во время гонок ему хочется пи-пи. Он и брякнул, что техники всегда удивляются, откуда в кокпите сырость. — Энди! — Ага, ну я понял, только новая машина. — Да, это мне подарок на свадьбу, так что надо поспешить разместить заказ. — Ты выходишь замуж?! — Энди едва не задохнулся. — За того хлыща из Би-би-эм? Бесс засмеялась. — За хлыщей такие девушки, как я, не выходят. Сам знаешь. — Слава Господу. Но за кого? Кто может сделать такой подарок на свадьбу невесте? Он, несомненно, миллионер, и, кстати, меня это не удивляет. Такая женщина, как ты, тянет не на один миллион баксов. Но это должен быть настоящий мужик, который не приревнует жену к машине! Он должен быть сильнее тебя, хотя куда уж сильнее, я не знаю. Поздравляю, малышка! Губы Бесс разъехались в улыбке. — Он англичанин. — О, это крепкие мужики. Правда, я всегда считал их ходячими бесчувственными мумиями. Но, видно, ты завела мужика и довела до края. Когда свадьба? — В следующий уик-энд. Энди охнул. — Но собрать машину за такой срок… Бесс, ты в своем уме? Она могла бы усомниться, в своем ли на самом деле, но времени на размышления не было. — Я все понимаю, Энди. Но ты должен дать указания. И проследить. — А мой процент? — Получишь. Но ты отвечаешь за каждый винтик. — Не волнуйся. Я ведь редкостный экземпляр, во мне сочетаются менеджер и механик. — Как и я. Женщина и гонщик. — Но ты будешь выступать под фамилией отца? Под своей фамилией, я имею в виду? — Непременно. Ради этого я все и затеяла. Я хочу вернуть имя отца в «Формулу-1». — Отлично, малышка! — искренне одобрил Энди. — Алекс смотрит на тебя с Небес, и ему хорошо. Ладно, пока. Приступаю к исполнению. Бесс собирала вещи. В чем она будет на свадьбе? О, она будет в красном, в платье цвета пламени. Длинном, до пола, в обтяжку, с низким вырезом, а сверху, как сейчас модно, будет прозрачная накидка чуть короче платья. Тоже цвета пламени, из газа. Бесс уже заказала наряд у любимого модельера — Донны Каран, которая, на ее взгляд, такая же лихая и непредсказуемая, как и она сама. Но понравится ли Юджину? — внезапно пришло в голову Бесс. Ведь он… Да нет, понравится! Если он придумал такую необычную сделку, то ему нравится все неординарное. А если учесть, какие дела они проворачивали с моей мамочкой, можно смело утверждать: ничто традиционное ему не по вкусу. Чем меньше времени оставалось до момента, когда судьба сделает крутой вираж, тем сильнее одна мысль не давала покою Бесс Раффлз. Нет, она думала не о главном в сделке с Юджином — о поездке в Голландию. И не о просьбе закопать урну с его прахом в саду, под розами, под какими именно — он обещал указать позже. Она думала о другом. После свадьбы бывает брачная ночь. Бесс глубоко вздохнула. Поскольку свадьба будет необычной, то и ночь тоже должна быть не такой, как у всех. Как мы проведем ее? Будем говорить о гонках? Слушать музыку? Вспоминать о матери? О чем мы точно не будем говорить, решила Бесс, я просто не позволю Юджину говорить об этом, — о его уходе. Я никогда не буду обсуждать эту тему. Я согласилась на роль проводника, и этим все сказано. Укладывая в большой чемодан вещи, которые хотела взять с собой, Бесс представляла, как прокатится на новеньком болиде перед Юджином Макфайром. А он будет сидеть в своем кресле и смотреть. Бесс почувствовала, как теплая волна накрывает ее, радость распирает и просит выхода. Она постояла минуту, потом сбросила с себя шорты и майку и побежала в бассейн. Прыгнула с бортика вниз головой, потом, фыркая, вынырнула на поверхность. И увидела на бортике Пола. Он был во всем черном, а губы сомкнул так плотно, что, казалось, на лице нет рта, он только намечен, но не прорезан. Бесс захотелось нырнуть поглубже и не выныривать, но она знала, что это не выход. Она должна не просто вынырнуть из воды, но и выйти из нее — совершенно нагая — на глазах у Пола. Она сильно оттолкнулась ногами, вскинула руки и брассом поплыла к лесенке. — Тебя можно поздравить? Свадьба века? А может быть, точнее сказать — сделка века? — разжав губы, деревянно пробубнил Пол. — Ты о чем? — бросила Бесс, собираясь пробежать мимо него и накинуть халатик — серенький, словно шкурка ящерицы, тот болтался на вешалке возле двери веранды. Но Пол схватил ее за запястье. — Так вот зачем ты летала в Лондон? — Его глаза горели злобой. — Позанималась со мной любовью и улетела? — Он хрипло рассмеялся. — А я-то, дурак, чуть не в ногах валялся, умолял дать мне ответ. Сказать, выйдешь ли ты за меня замуж! Почему ты обманула меня? Почему?! Отвечай немедленно! Бесс почувствовала, как по спине побежали мурашки, она не хотела объясняться с Полом Сидни, ей это не нужно, совершенно ни к чему. Да и ему тоже. Пол остался в прошлом, вместе с той жизнью, в которой были желания и не было возможностей. — Так вот почему ты так со мной разговаривала, когда вернулась? — Он шипел и брызгал слюной, худое лицо его напряглось и побелело. — Я все знаю. — Пол тяжело дышал, стараясь набрать в легкие побольше воздуха, чтобы произнести невыносимую, невероятную цифру. — Тридцать миллионов долларов! Вот за сколько ты продалась… — Ошибаешься, Пол, — внезапно и совершенно неожиданно прервала его Бесс. — В долларах состояние моего жениха гораздо больше. Это в фунтах тридцать миллионов. Тебя обманули. Ее невозмутимость окончательно вывела Пола из себя, он размахнулся и ударил Бесс по щеке. Бесс вскрикнула, но не от боли — от ярости. Не раздумывая ни секунды, она тоже размахнулась и что было сил впечатала пятерню в его щеку. Пол закачался, а потом, не сумев удержать равновесия, свалился в воду. Выкрикивая все известные ему ругательства, Пол Сидни барахтался в бассейне, молотил руками по воде, отчего брызги летели во все стороны. Пиджак пузырился, надувался над поверхностью, но ослепленному яростью Полу даже не пришло в голову, что из него можно вылезти и тем самым освободиться. Ботинки мешали грести, он кое-как доплыл до лесенки. Бесс между тем накинула на себя халат, который доходил ей до щиколоток, и брезгливо наблюдала, как ее незадачливый экс-жених вылезает на береговую твердь, а вода при этом торопливыми струями стекает с одежды, спеша вернуться в бассейн. Надо дать указание сменить воду, подумала Бесс. Мокрый, жалкий Пол подошел к ней и уставился ей в лицо. Пятерня горела на щеке — что ж, гонщики люди сильные. — Зачем ты это сделала, Бесс? Ведь я тебя люблю. Ты знаешь, мне было так хорошо с тобой. Как же я теперь без тебя? — Он готов был разрыдаться. — Но мне мало этого, Пол. Ты знаешь, чего я хочу. Я всегда тебе говорила об этом. И потом, разве я обещала всегда быть с тобой? Вспомни, никогда я не говорила тебе ничего похожего. — Но я хотел… Господи, ты готова отдать себя старику? Отставному певцу-кастрату? — Он не кастрат. — Бесс замотала головой. — Он… — Но я читал в газете. — Ты узнал о моей свадьбе из газеты? — изумилась она. — Они просто гудят об этом. — Пол усмехнулся. — Ты никогда не читала газет. — И не собираюсь делать это впредь. — Наверное, тебе запрещала мать? — При чем тут моя мать? — При том, что она у тебя была порнозвездой. — Он скабрёзно усмехнулся. — А ты говорила, что она киноактриса. Если бы ты читала газеты, то могла бы узнать и о ней кое-что интересное. Бесс почувствовала удушье. — Это ты тоже почерпнул из газет? — Да, конечно! Репортеры в подробностях расписали историю успеха Марты Зильберг и Юджина Макфайра. Там есть кое-что и о тебе. — Мне плевать! — устало бросила Бесс. — Репортеры зарабатывают свои деньги так, как могут. Это их дело. — А ты как заработаешь свои деньги? Ты ведь не сможешь с ним спать? — Мне этого не надо, и ему тоже. — Ну, про него мне все ясно. А вот ты… Как ты станешь обходиться? Я мог бы тебе помочь. — Он противно усмехнулся. — Даже бесплатно, так и быть, по старой памяти. — Его руки потянулись к полам халата Бесс. — Хочешь, я тебе покажу, как стану теперь это с тобой делать? Бесс больно ударила его по рукам. — Нет, Пол, ты не будешь мне помогать. — Вот так, да? — Он дернул шеей. — Найдешь кого-то другого? Ты ведь не сможешь обойтись без секса! Ты еще пожалеешь, сучка. — Что вышла не за тебя? Вот уж нет. Это точно. Знаешь, Пол, единственная услуга, которую я могу тебе оказать, это разрешить высушить костюм. — Благодарю, не стоит! — бросил он и направился к своей машине. Нелепый для него «лотус» взревел мотором, и из-под колес словно автоматная очередь полетел гравий. Бесс проводила глазами машину и направилась в дом. Новость, которую ей сообщил Пол, должна была бы ее расстроить — ничего хорошего нет в том, что газеты начали трубить о свадьбе, но, поразмышляв в тишине и прохладе дома, выпив минеральной воды со льдом, Бесс пришла к выводу: у этой новости недолгая жизнь. Она постарается подкинуть акулам пера кое-что посвежее. О, как запоют, как заголосят газеты, когда она купит «конюшню»! Когда начнет участвовать в соревнованиях «Формулы-1», она, женщина. Такого еще не было в истории мирового гоночного спорта! Итак, последняя встреча с Полом состоялась. Получилось что-то вроде традиционного девичника-мальчишника. Скорее, впрочем, мальчишник — обычно на нем случаются потасовки. Глава десятая Он, она и голубые розы — Ну вот и все, — сказал Юджин после торжественного обеда, когда Роберт, единственный гость, откланялся. — Наша сделка совершилась. Он смотрел на Бесс, одетую в обтягивающее красное платье, и не мог успокоиться. Невероятно, но точно такое платье было у ее матери. Много лет назад. Да, конечно, оно было сшито из другой ткани, но… — Слушай, Бесс, а почему ты надела такое платье? Она опустила глаза и оглядела себя, потом пожала плечами. — Я люблю красный цвет. Цвет праздника. Юджин вскинул брови. — А у тебя сегодня праздник? — Вообще-то для меня каждый день праздник. Только он бывает разный — с шумом петард, с парадом или… — Как эта тихая ночь? Бесс улыбнулась вместо ответа. — Как бы я хотел научиться этому снова. — Юджин вздохнул и провел указательным пальцем по ручке инвалидного кресла. — Я постараюсь помочь тебе. — О нет, Бесс, не стоит трудов. Ты обещала мне главную помощь, все остальное не имеет никакого смысла. — А не выйти ли нам в сад? — перевела разговор на другое Бесс. — Юджин, я хочу взглянуть на розы сейчас, в лунном свете. Ты не против? — Тогда тебе придется немного потрудиться, детка. — Он кивнул на дверь, ведущую в сад. — Открыть? Конечно! Бесс вскочила со стула словно гибкая грациозная кошка и повернула ручку. Юджин уже был рядом, она невольно потянулась к коляске, но он остановил ее словами: — О нет, я не нанимал сиделку. — Прости, Юджин. Ночь стояла теплая, безветренная, розы замерли, словно гвардейцы на параде, высоко поднявшие головы в голубых мохнатых шапочках. — Если бы у них были зеленые головки, то я бы сказала, что они похожи на гвардейцев в медвежьих шапках, которые стоят у Букингемского дворца. Южин помолчал, потом кивнул. — Ты права, детка. Я и не замечал прежде. — Ты гордишься своими розами? — Пожалуй. Они сделали знаменитым таинственного селекционера, который представил их на конкурс под названием «Порнозвезда». Он тихо засмеялся, ему вторила Бесс. — И никого из устроителей не шокировало название? — спросила она. Юджин пожал плечами. — Нет. Ничуть. Тем более что псевдоним, под которым я выставляю свои цветы, — «Королева Фей». — Неужели никто не догадался, что название оперы Перселла может быть близко тебе, певцу с мировым именем? Юджин вскинул голову. — А ты знаешь эту вещь? — Я слушала арию и речитатив из этой оперы в твоем исполнении. Он польщенно хмыкнул и поправил лацкан смокинга. — Нет, уже давно нет никому никакого дела до отставного певца. Мой голос живет совершенно отдельной от меня жизнью. Знаешь, это похоже на то, что происходит между выросшими детьми и их родителями. Они больше не нужны друг другу. — О, Юджин, ты не прав. Знал бы ты, как бы мне хотелось, чтобы мои мама и отец были рядом со мной! Конечно, каждый из нас имел бы собственную жизнь, но мы согревали бы друг друга теплом и любовью, встречаясь. — Ты говоришь так, потому что слишком рано лишилась отца и матери. Бесс пожала плечами, а Юджин положил свою ладонь на ее запястье. Прикосновение было неожиданным, ласковым, и Бесс почувствовала, как горячо кровь толкнулась в сердце. — Бесс, я попробую хотя бы отчасти заменить тебе родителей. — Спасибо, Юджин. Я тебе благодарна. — И я тебе. — Он помолчал, потом указал на свободное место на светлом под луной газоне. — А вот здесь я хочу разбить новый цветник… Сказал и осекся: я хочу? Мне-то казалось, я уже давно ничего не хочу. Неужели присутствие молодой женщины меняет и во мне что-то? Ведь ничего не произошло, я и без нее выезжал ночами в сад, к розам, они внимали мне. Если бы цветы могли говорить, то наверняка у голубых роз был бы немного писклявый и искусственный голос, но он и должен быть таким, ведь сам цвет неестественный. Юджину вдруг пришло в голову, что ни один из растущих в его саду цветов не смог бы разговаривать голосом Бесс. Это должен быть совершенно другой, особенный цветок. — Какая тишина, — восхищенно проронила Бесс, — и какой аромат. — Она запрокинула голову, вдыхая полной грудью запахи ночи. — Кажется, глицинии, — она кивнула на каменную стену, возведенную вокруг поместья три века назад и увитую цветущей глицинией, — пахнут даже сильнее роз. — Да, ночью некоторые цветы пахнут сильнее, чем днем, особенно в безветренную лунную ночь. — И… разве это не запах ночной фиалки? — Маттиола двурогая, детка. — Давно ли ты увлекся цветами? — спросила Бесс, осторожно подталкивая коляску Юджина к зарослям маттиолы. На сей раз он не противился и охотно принял ее помощь. — Я полюбил их с тех самых пор, когда публика стала забрасывать меня цветами. Однажды, стоя на сцене, я поймал себя на мысли, что, когда ничего этого не будет, — Юджин развел руки, словно перед ним расстилался безмерный зрительный зал, — я ни за что не останусь без цветов. Я сам себе подарю их. Много-много, живых. Не сорванных цветов в руках живых людей, а цветов, которые живы сами по себе. — Значит, артист думает о том, что будет, когда публика остынет, охладеет к нему? Когда уйдет его время? — В общем… да. Хотя это происходит не сразу. Ведь кажется, что время бесконечно, что ты в нем вечен. Бесс молчала. Рядом с этим мужчиной она чувствовала себя удивительно, как ни с каким другим. Он не влек ее к себе так, как другие, обещая радости плоти. Но было что-то не менее волнующее в его близости! Она ждала каждое слово, которое он произнесет. Ведь от чего возникает волнение в крови, говорила она себе, когда ты рядом с мужчиной? От непохожести — у него другое тело, другой запах, другие возможности… взволновать женское тело. А близость Юджина бередит ум, душу, сердце. Он другой — неизвестный представитель совершенно иного мира. Сердце Бесс забилось быстро-быстро, в животе что-то вздрогнуло, затянулось узлом. Внезапно она взяла руку Юджина — тонкое запястье, длинные пальцы — и быстро прикоснулась губами к коже. Она пахла… корицей? Юджин вздрогнул. — Бесс, зачем ты?.. — Юджин, я благодарна за такую первую брачную ночь. Он усмехнулся. — У тебя будет и настоящая, но… после меня. Это уже скоро. — Не надо, не говори так! Бесс приложила палец к его губам, не позволяя произнести больше ни слова, и почувствовала, как теплые губы, сложившиеся трубочкой, нежно прикоснулись к ее пальцу. Она вздрогнула, поймав себя на мысли, что пи одна ласка мужчин, которых она знала, не казалась ей столь эротичной. — Мне недавно попалось на глаза одно изречение, принадлежащее американцу: «В браке много боли, а в безбрачии нет радости», — промолвил Юджин. — Кажется, я склонен поддержать его мысль. Бесс засмеялась. — Американцы — ребята простые, они что думают, то и говорят. Знаешь, в чем главная трудность переселенцев, приезжающих в Америку из Европы, особенно из Восточной Европы, и из Азии? Научиться открыто выражать свои чувства, причем самые разные, не загонять их внутрь. Одна моя подруга сколотила целое состояние на том, что открыла в Нью-Йорке курсы, где обучает самовыражаться китайцев, которых стало у нас видимо-невидимо. Юджин улыбнулся. — Значит, нам с тобой повезло — мы оба американцы… Так будем выражать эмоции открыто. — А ты не стал настоящим британцем? Сдержанным и скучным? — Ну если только внешне. А на самом деле… — Юджин вдруг схватил Бесс за талию, усадил к себе на колени и одновременно нажал на кнопочку на пульте управления. — Прокатимся по дорожке! Я развлекаюсь так по ночам! Бесс захохотала. Вскоре она закрыла глаза от невероятного покоя, который всегда охватывал ее при движении — неважно на чем: на мотоцикле, на машине, на гоночном болиде. Они носились по лужайке, а примятая газонная трава, усеянная мелкими белыми цветочками, тотчас поднималась — газон обретал истинно английскую сдержанность, быстро скрывая все следы бесшабашного порыва расшалившихся молодоженов. — Какая прекрасная ночь, — простонала Бесс, когда Юджин затормозил возле пандуса, ведущего в дом. — Не удивляйся, дорогая, но мне кажется, я уже побывал в Голландии и теперь наконец в раю. — Хотела бы согласиться с тобой, да не могу. Я уверена, в раю нет гоночных машин, а здесь есть. Я заказала болид, твой свадебный подарок. Так должна же я на нем прокатиться! — А теперь спать, — сказал Юджин. — Иначе завтра мне придется выслушать от Роберта нотацию и получить удвоенную дозу препарата. Бесс озабоченно посмотрела на него. — Тебе… больно? — О нет! Что ты! Мне сегодня хорошо, как… как до болезни. Спокойно ночи, дорогая. Юджин лежал в кровати и смотрел в потолок. Его губы расплылись в улыбке, чего с ними давно не происходило. Он думал, что его губы забыли, как складываться в улыбку, но подсознание поспешило на помощь. В эту ночь Юджин так и не закрыл глаза, слишком взволнованный всем, что произошло накануне. Или все же задремал? Наверняка, потому что иначе откуда бы взяться видению — экран кинотеатра, на экране Марта в черном монашеском платье поет его голосом «Аве Мария». А в следующих кадрах она под монастырской стеной предавалась любви с каким-то красавчиком: мелькали ее белая попка, стройные бедра, а мужская рука разминала ее груди… Юджин едва не умер там, в зале, когда увидел то, чего наяву не видел никогда, но он заставил себя досмотреть до конца. А когда утром встретил Марту, то снова согласился петь за нее в другом фильме, понимая, что иного пути на сцену у него просто нет. Самое странное, Юджин не чувствовал к Марте отвращения из-за увиденного. Это работа, позволяющая девушке без средств осуществить свою мечту. Юджин не сомневался, что в один прекрасный день его подруга оставит порнокино. — Знаешь, — однажды сказала ему Марта, — если я не смогу пробиться в настоящее кино, то открою на все заработанные деньги дом моделей. У меня есть к этому делу талант. Между прочим, это красное платье, что сейчас на мне, я сама смастерила. — И она залилась низким, хрипловатым, чувственным смехом. — Одна линия моих моделей будет называться «Одежда для хорошей девочки», а вторая — «Одежда для дрянной девчонки». Как ты думаешь, на чем я больше заработаю? — По-моему, на второй. — Мне тоже так кажется. Но Марте не пришлось стать кутюрье. Впрочем, она продала свою идею, и недешево, подруге. А на вырученные деньги отправилась покорять, уже состоявшись как актриса в Англии, Голливуд… Марта Зильберг никак не могла уняться. Юджин вспомнил, как начинался день его свадьбы. Прилив энергии удивил его самого, уже давно он не ощущал такого жара в груди, удары сердца стали чаще. Бумаги Юджин приготовил накануне, они были в полном порядке и лежали аккуратной стопочкой на письменном столе. Знакомый священник обещал прибыть прямо в дом Юджина и совершить обряд по ускоренной программе. Конечно, можно было бы поехать в церковь, по это привлекло бы ненужное внимание. Газеты и без того пронюхали о неординарном событии и выплеснули на свои полосы много мусора. Но Юджин, вкусивший в свое время славы, знал: ажиотаж утихнет быстро, если не давать больше никакого повода. И он не даст. Бесс наверняка поддержит его. Бесс… Юджин закрыл глаза. Слава Богу, теперь он может выбросить из головы все тревожные мысли, сосредоточиться только на приятном: он станет помогать ей и заниматься выведением роз, от которых глаза ее загорятся восторгом. В свадебное утро его ждал в шкафу классический черный смокинг, Юджин не надевал ничего подобного давно, с тех пор как заболел… Он заказал новый, дорогой, прекрасного кроя, и надеялся, что Бесс оценит свадебный костюм жениха по достоинству. Жених! Женихом он был вчера, а теперь он муж. Юджин улыбнулся и сел в постели. Потом скользнул в кресло и подкатил к окну. Садовник уже склонился над розами — цветы надо было срезать ранним утром, чтобы свежий аромат разбудил молодую жену мистера Макфайра. Да, Бесс была великолепна в своем красном платье, самая красивая невеста на земле. Его невеста! Юджин засмеялся. А что, действительно его! По той пьесе, которую они договорились сыграть, Бесс Раффлз его самая настоящая невеста. А он ее самый настоящий жених. Юджин подъехал к столу, где лежали бумаги, в том числе и копия его завещания, по которому абсолютно все принадлежащее Юджину Макфайру отходит к Бесс Раффлз. Она наследует поместье с домом и всем его содержимым, права на переиздания его дисков, кассет, пластинок, ценные бумаги, акции табачных компаний, которыми он владеет. Он улыбнулся — каким сюрпризом для Бесс окажется то, что в табачных компаниях, владеющих «конюшнями» «Формулы-1», есть и его деньги, причем немалые. А значит, «Формулой» она сможет управлять! Бесс обрадуется. Внезапно радость, от которой распирало грудь Юджина, сменилась тоской. И она уедет? Печаль не отпускала. О, не надо, у меня на это нет никакого права, сказал себе Юджин. Я не потерплю, чтобы Бесс из жалости хоть на день осталась сидеть подле меня. Я сам отправлю ее в Штаты. Стоп, стоп! — одернул себя Юджин. Никаких чувств, в деловых отношениях это лишнее. По контракту, который мы с Бесс подписали, она обязана проверять мое состояние, не более того. Я сам предложил этот пункт. Юджин наблюдал, как утренний свет медленно проникает в комнату, слишком хорошо знакомую. Но сегодня она наполнялась светом чересчур медленно, показалось ему. Вчера, в предощущении свадьбы — странного для него шага, светало слишком быстро, а ему хотелось, чтобы медленнее, чтобы опасный миг оттянулся. Но Роберт был пунктуален как часы и вчера явился минута в минуту. Деловито прошагал к пациенту и приготовил шприц. — Ну как, Юджин? Ты готов? — Да, конечно. — Волнуешься? — Пожалуй. От тебя не скроешь. — Но тебе идет волнение, у тебя на лице румянец. Чего не было давно. — Правда? Я еще не смотрелся сегодня в зеркало. — Думаю, тебе понравится то, что ты увидишь. Юджин пожал плечами. — Не забудь, Роб, сегодня ты обязан явиться на обед в смокинге. — Непременно. Кстати, звонила Дайана, я сказал ей о… событии в твоей жизни. Она шлет поздравления. — И больше ничего? Роберт хмыкнул. — Ты о подарке? — Да, о словесном. Твоя жена остра на язычок. Скажи честно, чем она сопроводила поздравления? — Ничем особенным. Протараторила банальную поговорку насчет седины и беса. — Но у меня нет ни одного седого волоса. — Она об этом не догадывается. Слишком давно не видела тебя. Ты ведь стал настоящим затворником, Юджин. Тебя никуда не вытащишь. — Но я счел, что я все совершил в жизни, что мог, и нет необходимости напоминать обществу о себе. По натуре я человек, который хорошо ладит сам с собой, я ведь неизлечимо болен. — Однако мог бы кое-что для себя сделать, — осторожно заметил Роберт. Юджин отмахнулся, как от надоедливой мухи. — Ты снова о вживлении искусственных суставов? О нет, это не для меня! Тем более, я не вижу смысла длить земные дни. Я больше не смогу петь. — Но у тебя есть розы, ты мог бы… — Путешествовать? Я все видел, с гастролями объехал весь мир. У меня полно денег и нет желаний, кроме одного — избежать физических мук. — Юджин, ты говоришь мне все это многие годы подряд. — Ты вынужден слушать, поскольку я плачу тебе деньги. — Я и слушаю. — Итак, жду тебя ровно в восемь. — Благодарю, Юджин. Я буду вовремя. И Роберт явился на свадебный обед вовремя. Юджин, вспоминая лицо друга, когда тот увидел Бесс, по-мужски самодовольно улыбнулся. Обычно от Роберта Пирсли веяло таким же холодом, как от не протопленного зимой шотландского замка. Наверное, впервые за годы общения с Робертом Юджин заметил, как адамово яблоко задергалось на шее, перетянутой галстуком-бабочкой. Как и полагается, к смокингу бабочка была черная, манишка крахмальная, тугая, воротничок стоял и уголки его были загнуты. Лакированные туфли блестели антрацитовым блеском, а черный жилет дополнял торжественный наряд английского джентльмена. — Элизабет Раффлз, — без всяких церемоний представилась Бесс и протянула руку. Под взглядом ее зеленых глаз Роберт чуточку порозовел. Но для него это означало, что щеки пылают нестерпимо. Однако! — с усмешкой подумал Юджин. Кажется, этот парень не отказывает себе в радостях жизни во всех ее проявлениях. Как и положено, торжественный обед начался между восемью и девятью часами вечера, дворецкий, которого держал Юджин, был строг и пунктуален. Стол накрыт белой скатертью, белые крахмальные салфетки высились опрокинутыми рожками. Как и полагается, почетные места обращены к входной двери, и эти места были для Юджина и Бесс. Таким образом, Роберт являлся кем-то вроде зрителя. Стол был украшен букетами роз, только ими, других цветов не было, чтобы не смешивались запахи. Холодные закуски — тонко нарезанное мясо и прозрачные ломтики красной и белой рыбы, угря, мерцающего капельками жира. Консервированная спаржа и свежие артишоки. В серебряных ведерках с колотым льдом притягивала взоры черная, как смокинги мужчин, и красная, как платье Бесс, икра. — Итак, сегодня у нас торжественный день, он закапчивается, так давайте достойно завершим его! — провозгласил Юджин. Шампанское было превосходным, из Франции, «Вдова Клико» — почему-то Юджин доверял этой марке более других. К закускам был подан «мозельвейн», к постной рыбе и к жирной — «шабли». А когда на столе появились омары, все трое принялись усердно орудовать специальными ножичками для разделки, и атмосфера за столом стала веселой и непринужденной. Казалось, собрались близкие люди, которым нечего скрывать друг от друга. — О Боже, гораздо проще копаться в двигателе, чем разломить этот панцирь на хвосте! — простонала Бесс и беспомощно посмотрела на Юджина. Не давая себе отчета, Роберт дернулся, спеша на помощь, но Юджин остановил его порыв взглядом, и Роберт поднял руки, признавая себя побежденным. В этот вечер никто из них не испытывал неловкости, настолько естественно держалась Бесс. — Невероятно вкусно! — восхищалась она. — Все, все вкусно, и вино… — Она отпила маленький глоток белого вина. — Обожаю есть всяких морских гадов. Я постоянный клиент одного ресторанчика в Сан-Франциско, бываю там всякий раз, когда попадаю в этот город. Когда ты, Юджин, приедешь в Америку… — Бесс осеклась под укоризненным взглядом Роберта, а потом тряхнула головой и упрямо продолжила: — Я поведу тебя туда. Там подают замечательных королевских креветок. Сейчас, вспоминая несколько щекотливый момент обеда, Юджин улыбнулся. Бесс так непосредственно произнесла все это, что он на миг поверил: его поездка в Сан-Франциско возможна. Солнце поднималось на небе все выше, Юджин радовался наступлению нового дня, кажется, впервые за многие годы. Сегодня день пойдет не так, как прежде… Бесс заснула, едва коснувшись головой подушки, и спала спокойным сном человека, у которого все хорошо. Она все еще ощущала аромат ночи, перед глазами стояло радостное лицо Юджина, катавшего ее на своей коляске по саду. А потом Бесс представила новый болид, красного, как ее платье, цвета, и провалилась в сон. Все, что ей не было ясно до сих пор и волновало, отошло. Она чувствовала, что совершила правильный шаг. Утренний свет разбудил ее — она перед сном не задернула шторы. Бесс открыла глаза и увидела солнце. Потянувшись с удовольствием, она соскользнула с кровати и отправилась в душ. Напевая себе под нос веселый мотив, она вдруг засмеялась. Вот бы услышал Юджин — наверное, у него заломило бы уши от ее вокала. У певцов наверняка нежный и ранимый слух, ведь она же отличает по звуку, правильно ли работают клапаны двигателя. А неученому уху ничего такого не слышно. Но Бесс все равно продолжала петь, потому что этого требовала ее душа. К завтраку она собиралась спуститься в льняных брюках изумрудного цвета и в блузке на тон светлее. Рыжие волосы она не стала усмирять и укладывать в прическу, а позволила кудрям свободно падать на плечи и на спину. Бесс увидела Юджина, едва переступив порог просторной кухни. Она не покривила бы душой, сказав, что сегодня он выглядит лет на десять моложе, чем в тот день, когда они встретились впервые. — Привет, Юджин. Как ты спал? — Отлично, Бесс, спасибо, — солгал Юджин. — А ты? — О, я спала как сурок… Что ты пьешь? Кофе? Я тоже буду. — Она сняла с плиты кофейник. — Дай-ка я тебе палью. — Но… — Никаких «но». Могу я сделать тебе приятное? — Ты уже сделала. — О нет. Ты меня еще не знаешь. — Бесс хмыкнула, а Юджин засмеялся. Они пили кофе и ели тосты, намазывая их ежевичным джемом. Мельчайшие косточки приятно похрустывали на зубах. В окно светило солнце, и стороннему наблюдателю могло показаться, что эти двое давным-давно знают друг друга и понимают с полуслова. Юджин поднял на Бесс серьезное и снова ставшее сдержанным лицо. — Детка, Роберт готов с тобой встретиться и поговорить… — Хорошо, я с ним встречусь. Но сначала мне надо будет поехать выяснить насчет болида. — Конечно. Только прежде мы отправимся ко мне в кабинет, и я отдам тебе все бумаги. Бесс молча кивнула. Глава одиннадцатая Желанная сладость мести В офисе запрещалось курить, поэтому Пол Сидни давал себе волю после работы. За дом ему осталось платить еще полгода, и, когда Пол вспоминал об этом, его распирало от гордости. Он сумел это сделать! Сумел заполучить настоящий американский дом, такой, каким можно гордиться. В два этажа, с цоколем, с гаражом и с маленьким садиком. Приличный район, приличные соседи… С одной стороны — журналист, с другой — экономист. Конечно, он не собирается жить здесь всю жизнь, и, когда Би-би-эм захочет, чтобы он переехал в другой филиал, скажем, в Атланту, штат Джорджия, в приличном ранге, он, Пол Сидни, ничего не будет иметь против. Но там ему не придется начинать с нуля, там у него будет похожий дом, а может, еще лучше. И тогда уже наверняка у него будет жена и дети. Пол с силой втянул табачный дым и замер, ожидая, когда он достигнет легких и голова слегка закружится. Нет-нет, дело не в травках, на него табак и без всяких травок действует вот так — кружит голову, заставляет учащенно биться сердце, мозги расслабляются и он может сам с собой разговаривать предельно откровенно. Наверное, он из тех людей, которые никогда не расстанутся с курением, словно втайне опасаясь, что придется искать замену табаку, и кто знает, на чем остановилась бы его природа. Пол выдохнул дым, и тот поплыл вверх сизыми колечками. Наблюдая за этим подъемом, он подумал, что табак въелся в кровь: его предки, пробиваясь сквозь толщу жизни к светлым ее берегам — так Пол называл переезд семейства Сидни в Штаты, а потом долгую дорогу к себе в новом для них мире, — пропахли табаком насквозь, поскольку в ту пору не было иных вариантов расслабиться. По крайней мере, для них. Он откашлялся. Ох, если бы Бесс услышала сейчас его хриплый кашель! Бесс! О черт! Продажная сучка! Пол закашлялся еще сильнее, ощущая в горле болезненное першение. Забыть о ней. Вычеркнуть из жизни, из прошлого, приказывал он себе уже не в первый раз. Но сейчас, вспомнив о Бесс, Пол ощутил страшную пустоту, ему показалось, что душа опустела и все, что было в ней, утекло струйками дыма. Оглядев террасу, Пол почувствовал себя немного спокойнее. Он оборудовал ее не только кондиционером, но и мощной вытяжкой, не надеясь на собственную силу воли, которая помогла бы ему распроститься с дурной привычкой. Да, он здорово привык к Бесс Раффлз в последние два года. Красавица, страстная как огонь, всегда под рукой — разве не здорово? Конечно, случалось, она уезжала на какие-то дурацкие соревнования, но возвращалась, взбодренная очередной победой или новыми впечатлениями от заездов других гонщиков. Он никогда не вникал в то, что были за гонки, где, на каких машинах, он мирился с ними, потому что Бесс, казалось, не тратит энергию, уезжая туда, где все происходит, а накапливает ее, чтобы вернуться и передать эту энергию Полу. Бесс Раффлз стала для него чем-то вроде наркотика. Он понимал и знал по старому опыту с женщинами — а такой опыт у тридцатидвухлетнего Пола Сидни был, и весьма продолжительный, — что все когда-то кончается. Обычно Пол сам расставался с девушками, чтобы отправиться на поиски новых, свежих, юных. С Бесс он познакомился конечно же на шоссе и благодаря собственной машине… Однажды летом Пол остановился на заправке на загородном шоссе и поймал оценивающий взгляд девушки на зеленом «феррари», которая остановилась возле соседней заправки. — Красавец! — бросила она, кивнув на красный «лотус» Пола. — Полторы сотни выжимаешь? — А как же! — важно пробасил Пол. — Он ничуть не хуже твоей тачки. В этой фразе заключался жизненный принцип Пола — у него все не хуже, чем у других. — О нет, я полагаю, твоя даже лучше. А это уже принцип Бесс, которая всегда допускала, что она пока не достигла совершенства, но знает точно, к чему стремится. Они поболтали, а потом договорились встретиться через два десятка миль в придорожном кафе. И не расставались почти два года. Пол собирался на ней жениться — он был готов, тем более что дом вот-вот станет принадлежать ему, продвижение по службе обеспечено. А Бесс… О, как он хотел заполучить девушку из Лос-Анджелеса, живущую на той улице, где стоят дома знаменитостей! Пол понимал, конечно, что есть дома и побогаче, чем у Бесс, но девушки из тех домов точно не про его честь. Он выпустил свежее колечко дыма. И что же, теперь все? Конец мечте? И давай-ка, Пол Сидни, начинай все с самого начала? Опять ищи, опять знакомься? Он откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Подумать только, Бесс продалась! Но очень, очень дорого, сделал оговорку Пол и почувствовал некоторое уважение к себе: столь дорогая девушка принадлежала ему безраздельно два года подряд. Стало быть, он весьма, весьма неплох. Пол Сидни и впрямь не плох как отдельно взятая единица американского общества, если учесть, что он первый в своем роду стопроцентный американец. Его родители переехали из Польши, и здесь они ничего не добились для себя, а для Пола сделали все, что могли: дали ему образование, настоящее, американское, он окончил университет Беркли. А дальше все пошло по накатанной колее. И спасибо им за это. Конечно, предки могли бы кое-что еще… Но все-таки Пол Сидни, даже внешне похожий на стопроцентного американца и с именем американским, не был стопроцентным янки. Существовало одно отличие, по, пожалуй, весьма значительное: для американцев их родители — идолы, которым поклоняются и с которых берут пример. А для выходцев из Восточной Европы родители — это объект постоянной критики. Но Пол ничего не мог поделать со своими мозгами и очень надеялся, что настоящая американская жена воспитает его детей в американском духе, и он будет обожаемым «дэдди» для целого выводка Сидни. Пол затушил сигарету и заглянул в пачку — сигарет больше нет. Он включил вентилятор, который мгновенно разогнал сизое облако дыма. Ну что ж, голубушка, подумал он, обращаясь к Бесс Раффлз, теперь ты у меня попляшешь-попоешь. Он вскочил на ноги и подошел к телефону. — Это редакция «Сан»? Я хотел бы сделать сенсационное сообщение. Самолет Бесс приземлился поздно вечером, она взяла такси и поехала к себе домой. Она была счастлива по-настоящему, наконец-то почувствовала то, что ей, оказывается, хотелось ощутить давно: у нее есть мужчина, к плечу которого можно прислониться. Странное дело, она очень сильная женщина, обеспеченная, разумная, рисковая. Бесс даже не предполагала, что ей не хватает чьего-то плеча. Наверное, похожие ощущения испытывают люди, близорукие от рождения: им кажется, что мир таким и должен быть — в тумане, а когда они надевают очки, то все окружающее становится иным — ярким, доступным и понятным. Вот дерево, до него рукой подать, видны отдельные листики на ветках, с четкими прожилками, которые ни за что не различишь без очков… Южин Макфайр, столь неожиданно появившийся на ее пути, позволил Бесс четко увидеть то, что для нее лишь брезжило в тумане жизни. Она радостно засмеялась и посмотрела в окно такси. Даже пальмы вдоль дороги показались сегодня зеленее и роскошнее, чем обычно. Калифорнийский пейзаж сильно отличается от английского, он слишком пестрый, чрезмерно яркий, избыточный… О, неужели я хочу жить в Англии? Бесс покачала головой. Вот это новость! Когда машина свернула на улицу, в самом конце которой стоял ее дом, Бесс глубоко втянула воздух. И воздух не такой, как в поместье Юджина Макфайра. Здесь — пахнет солнцем и горячим ветром. А там — камнем и влажной свежестью. Она расплатилась с таксистом, вышла из машины, подхватила дорожную сумку — чемодан Бесс оставила у Юджина. Едва она подошла к двери дома и достала ключ, как невесть откуда возникли репортеры, ее ослепили вспышки камер, оглушили крики: — Сколько стоит брак с кастратом?! — Что вы думаете о детях?! — Вы не намерены стать порноактрисой, как ваша мать?! — Что для вас «Формула-1»?! Бесс от неожиданности едва не выронила ключ, но взяла себя в руки, продолжая поворачивать его в замке. Она не оборачивалась, пытаясь понять, что происходит и как себя вести. Самой первой была мысль о Юджине — надо обезопасить его! Нельзя, чтобы его обидели газеты! Ключ застыл в скважине замка, Бесс стояла, потрясенная пришедшей в голову мыслью. Может быть, вот этого она и опасалась, отказывая мужчинам, которые предлагали ей руку и сердце? В том числе и Полу Сидни? Она боялась, что в любой трудной ситуации ей придется думать о ком-то другом? И, возможно, в ущерб себе и собственным интересам? Под градом вопросов Бесс размышляла не о том, как ответить на них и самой выбраться из пучины, в которую ее ввергли обстоятельства, а о человеке, про которого она совсем недавно думала — как хорошо, что теперь есть плечо, к которому можно прислониться. Но чтобы прислониться, о нем надо заботиться… Если бы не мысль о Юджине, она сейчас раздавила бы эту толпу, как полчище тараканов на трассе, по которой пронеслась бы на своем болиде с бешеной скоростью. Они почли бы за благо унести ноги от ее порога. Обычно Бесс Раффлз в карман за словом не лезла, а когда ее охватывала ярость, то находилось мало охотников связываться с ней — ну кто по доброй воле бросится в эпицентр урагана? Но Бесс теперь отвечала не только за себя, хотя, казалось бы, брак, заключенный с Юджином Макфайром, фиктивный. Она медленно толкнула дверь, из прихожей пахнуло прохладой и покоем, но Бесс не соблазнилась манящей безопасностью дома. Она неспешно повернулась к репортерам, сложила руки на груди и очаровательно улыбнулась. — Итак, не все сразу, господа. Отвечаю на вопросы по порядку. Что для меня «Формула-1»? — Она запомнила того, кто задал ей этот вопрос. — То же, что для вас занятие сексом на заднем сиденье машины. Репортеры засмеялись. — Кажется, кто-то хотел узнать, не намерена ли я стать порноактрисой. Я польщена, если вы считаете, что у меня есть данные для этого. А если учесть, что моя мать завершила карьеру в Голливуде, с «Оскаром» за роль второго плана, то в этом что-то есть… — Бесс помолчала, словно раздумывая, не попробовать ли себя и в самом деле на съемочной площадке. — Между прочим, — продолжила она, — мне посчастливилось попасть с матерью на прием в Киноакадемию по случаю вручения «Оскаров». — Бесс выдала свою самую сладкую улыбку, подумав, что сейчас кто-то обязательно сфотографирует ее, и Юджину наверняка понравится такой снимок в таблоиде. — Я получила подарочную кленовую корзиночку, как и все важные гости. Хотите узнать, что в ней было? Мокасины от «Балли» за триста долларов, кашемировый шарф от Памелы Деннис за тысячу сто баксов. Но больше всего мне понравился шоколад от «Годивы» и хрустальный грузик для бумаг в форме сердца. Это легко понять, я ведь была слишком юной. Если вам интересно, могу сообщить, что шоколад я съела, а сердечко сохранила и вчера подарила Юджину Макфайру. Пусть оно всегда будет у него перед глазами и напоминает о том, что я отдала ему свое настоящее, собственное сердце. — Но ведь он пел альтом, значит, он кастрат? Как вы намерены заниматься сексом? — развязно спросил один из репортеров, протягивая диктофон к самым губам Бесс. — Вы невежественны, молодой человек, и нахальны. На ваш вопрос я могла бы и не отвечать. Но я хочу, чтобы вы знали: существуют и радости целомудрия. Советую вам попробовать воздержание, чтобы секс показался волнующим и радостным. — И рыжеволосая красавица с ослепительной улыбкой посмотрела на плюгавого репортера. Толпа журналистов снова расхохоталась. — А теперь простите, господа, уже поздно, я устала. Буду рада дать вам интервью после победы в заезде «Формулы-1». Бесс вошла в дом и закрыла за собой дверь. Ноги не держали ее, и она спиной привалилась к двери. Кажется, она сумела перевести месть Пола — а она не сомневалась в том, что это его рук дело, — в сладкую месть самому негодяю. Пускай почитает утром газеты. Наутро бульварные газеты пестрели заголовками, которые могли польстить самолюбию Бесс Раффлз. Под ее портретом, где она выглядит совершеннейшей кинозвездой, было написано: «Она знает цену целомудрию». Другая газета кричала: «Рыжая Бесс разит наповал и бьет наотмашь! Она вышла замуж на родине одноименного убойного ружья XVIII века — в Англии, и теперь может жить в замке конца XVIII века»… Все остальное было в том же духе. Лишь одна газетенка пролила изрядную порцию яда. «В постели она будет слушать песни отставного контртенора, а развлекаться на стороне?» — задавалась вопросом журналистка, о многочисленных похождениях которой и неразборчивости в связях знал весь город. Выругавшись, Бесс смяла газету. Эту она точно не покажет Юджину, а остальные — почему бы нет? Кажется, она вела себя вполне достойно. Ей захотелось, чтобы Юджин оценил ее, похвалил. Как странно, отвечая на вопросы репортеров, она невольно сформулировала для себя ответ на вопрос, который занимал ее в последние дни больше других. Со свойственной ей манерой не откладывать выяснение того, что волнует, Бесс кое-что узнала и об этой, новой для нее сфере жизни. Да, конечно, она прекрасно понимала, что сделка между ней и Юджином — формальность, у него есть свои интересы и у нее тоже. Но Бесс не пошла бы на подобную сделку с человеком совершенно чужим, посторонним. А тот факт, что он и ее мать были некогда друзьями и партнерами, заставил смотреть на Юджина иначе. Ну что такого мать увидела в нем? В тогда еще молодом парне? Бесс прекрасно знала: несмотря на все эскапады, на которые Марта Зильберг была способна, у нее был принцип — никогда не связываться с дрянью. Значит, Юджин Макфайр достойный человек, а если так, то и она, Бесс, должна постараться, чтобы их отношения не ранили его. Психоаналитик, услугами которого пользовалась Марта после гибели мужа, время от времени звонила Бесс, напоминала о себе. Она не предлагала свои услуги, но Бесс знала, что всегда может ими воспользоваться. Это была немолодая женщина, очень высокая и очень стильная, она со смехом говорила, что с высоты своего роста способна разглядеть все, что ожидает ее клиента за поворотом. Бесс отыскала номер телефона Седы Никогосини и позвонила. — Жду тебя, детка, — просто сказала Седа, выслушав ее. Они встретились в маленьком уютном итальянском кафе, где подавали свежее печенье и горячий шоколад. Седа, казалось, совершенно не изменилась за последние годы. Это она подвигнула Марту Зильберг заинтересоваться собой и своим характером, но Марта не успела разобраться в себе до конца, так и ушла в мир иной больше чувствующая, чем логически мыслящая. — Итак, — Седа лукаво посмотрела на Бесс, — прекрасно выглядишь, юная жена английского миллионера. Бесс улыбнулась. — Все вышло слишком неожиданно. — Такое случается, в этом нет ничего плохого. Какие вкусные печеньица с миндалем. — Седа блаженно закрыла глаза. — Нравятся? Такие пекут только здесь, они очень итальянские. — Мне тоже правятся с миндалем. — Ну а что скажешь насчет торта с пеканом? — Седа жадно втянула воздух, точеные ноздри затрепетали от вожделения. — Давай возьмем? В Англии ты не полакомишься пеканом, это ведь настоящие американские орехи. Конечно, они самые жирные из всех орехов на свете, но нам обеим, — она окинула взглядом фигурку Бесс, потом осмотрела себя, — пекан ничем не угрожает. Только удовольствием. Седа понемногу подталкивала собеседницу к главному, о чем та хотела поговорить. — А твой муж, он как, любит сладкое? Это ты уже успела понять? — Судя по тому, какой десерт он заказал для праздничного обеда, то да, очень любит. Он просто наслаждается им. — Бесс улыбнулась, вспоминая желе и мармелады из ягод и фруктов, которые в вазочках стояли на белоснежной старинной скатерти. — Я тоже с удовольствием приложилась к сладостям. Седа, на самом деле я хочу узнать… — Я знаю, о чем ты хочешь узнать. Я тебе расскажу о том, что бывает и как, а ты выберешь для себя вариант отношений. Знаешь ли ты, что каждая десятая пара в Америке, приблизительная цифра, конечно, воздерживается от секса? Бесс вскинула брови. — Неужели? Но… почему? — По разным причинам. По религиозным убеждениям, из-за побочного действия лекарств, из-за хронических болезней. Но сейчас все чаще на первый план выходит другая причина: пары выбирают целомудрие, желая укрепить свою связь в остальных аспектах. Бесс слушала внимательно, стремясь не пропустить ни слова в этой новой для нее сфере отношений между мужчиной и женщиной. — Наверное, они боятся СПИДа? — предположила она. — Или чего-то еще? — Нет, не только, и не столько из-за этого. Соблюдение целомудрия позволяет понять до конца, какое место в твоей жизни занимают секс и интимные отношения. Целомудрие дает шанс увидеть, насколько ты способна общаться с мужчиной вне сексуальной сферы. — Но… зачем же?.. — Люди по разным причинам соединяются в пары, заключают брак. Кто-то таким образом хочет сделать свою жизнь обычной для внешнего глаза, кто-то соединяет капиталы, впрочем, ты сама можешь ответить на этот вопрос. — Седа улыбнулась, и Бесс понимающе кивнула. — Я всегда восхищалась волосами твоей матери, — призналась Седа, быстро проведя ладонью по своим коротко стриженным волосам. — Но продолжим. Психолога дают несколько рекомендаций людям, выбирающим целомудрие. Бесс обратилась в слух, она даже отставила подальше бокал с лимонадом, из которого торчала желтая соломинка. — Следует осознать, что у тебя остается сексуальное влечение, но отпадает необходимость реагировать на него. Стоит взглянуть на свое целомудрие как на отпуск. Не считать себя обделенной, поскольку выбор сделан тобой сознательно. Может быть, это состояние позволит познать более глубокий смысл жизни? И потом, целомудрие — это ведь не навсегда. Обстоятельства меняются, мы сами их поменяем, когда захотим. Главное — уметь руководить собой и своими желаниями. Бесс нравилось то, что говорит эта умная женщина. Как и то, что Седа Никогосини не лезет к ней в душу, не вытаскивает наружу ее мысли и не пытается препарировать их прямо здесь, за столиком итальянской кондитерской. — Спасибо, Седа, мне это подходит. — Рада слышать. — Женщина взглянула на часы. — Всегда к твоим услугам. Бесс достала карточку. — Позвольте мне заплатить за нашу сладкую встречу. — Ну, если это доставит тебе удовольствие… — с улыбкой разрешила Седа. — Огромное, честное слово! — заверила Бесс. Седа уехала первой на темно-синем «ламборгини», Бесс помахала ей рукой, а потом направилась к своему «феррари». Сегодня она хотела побыть дома, никуда не выходить, расслабиться в тишине, обдумать все, что с ней произошло, и решить, как поступить дальше. Глава двенадцатая Счета для Юджина Макфайра — Роберт, ну как тебе моя жена? Роберт покачал головой и выдохнул: — Потрясающе. Юджин вскинул брови. — И только-то? А я ожидал услышать подробности. Роберт пожал плечами. — Юджин, на твоем месте я захотел бы подольше задержаться на этой земле. — Он помолчал. — Какое удовольствие смотреть на подобный цветок, ведь он будет распускаться, источать аромат, восхищать тебя день ото дня все сильнее. Сколько энергии — неукротимой, страстной… Юджин усмехнулся. — Вот именно, страстной… — Ю-юджин! Ты должен смотреть на Бесс как на свою наследницу, руководить ею как дочерью. Я могу сказать тебе совершенно определенно: она станет тебе хорошей дочерью. Поверь мне, я разбираюсь в людях. То, что ты заработал за свою жизнь, попадет в руки верному человеку. — Роберт снял манжетку тонометра с руки своего друга и пациента. — Я знаю, ты ей необходим, ей давно нужна опора, крепкое мужское плечо, девочка устала руководить своей жизнью в одиночку. Юджин вздохнул и усмехнулся. — Это я-то опора? В инвалидном кресле? Ты смеешься, Роб? Зачем? Роберт помолчал, недоверчиво всматриваясь в показания аппарата — давление было чересчур хорошим для Юджина. — Юджин, я бы мог грешить на тонометр, если бы не знал, что он абсолютно надежен. Должен тебя поздравить — твой тонус повышается. Брак действует на тебя весьма положительно. Юджин улыбнулся. — Я рад. — И снова осмелюсь заметить тебе, дорогой друг: ты не все возможности использовал для того, чтобы поправить свое здоровье. Юджин нахмурился. — Ты снова об операции? Снова будешь совать мне в нос эти чертовы искусственные кости? — Не кости, а суставы, — спокойно поправил его Роберт. — Да, если угодно. И готов твердить об этом снова и снова. — Давай не будем браться за старое. Мы, кажется, договорились с тобой несколько лет назад: я уйду в иной мир с тем, с чем пришел в него. Ты ведь знаешь, Роб, у меня нет ни одного вставного зуба, а ты хочешь насадить меня на какие-то железяки. — Гм, а у вашего президента вставная челюсть и цифровой слуховой аппарат. И ничего, управляет огромной страной. Юджин засмеялся. — Вот поэтому я и живу в Англии, а не в Штатах. — Ну что ж, я закончил утренний осмотр, желаю тебе приятно провести день, — сказал Роберт и, слегка поклонившись, вышел. Юджин проводил его задумчивым взглядом, потом подъехал к письменному столу, на котором лежали фотографии. Бесс в гоночном шлеме. Лица не видно, но фигура, затянутая в комбинезон, — ее, невозможно не заметить прелестные изгибы тела. Газеты со спонтанным интервью Бесс на пороге ее дома по возвращении из Англии поразили Юджина — отличная реакция! Впрочем, а чего еще ожидать от гонщицы такого уровня? И потом, ей есть в кого быть острой на язык, Марта, помнится, отличалась небывалой сообразительностью. А как замечательно Бесс сказала о целомудрии… Элегантно и с достоинством поставила нахального репортера на место. Юджин засмеялся. Он-то хорошо знает, что такое целомудрие. Снова спасибо Марте, которая с нежностью относилась к нему всегда, он помнит ее взгляды, прикосновения, нежные слова. Они трогали сердце, они возносили душу на небеса. Что поделаешь, если среди гормонов, наполнявших его кровь, не было тех, которые позволили бы иметь желанную близость с Мартой! Но кто же тот поганец, который науськал свору репортеров на Бесс? Впервые за многие годы Юджин поймал себя на том, что ощущает постороннее, новое желание, кроме самых привычных и обычных: он хочет узнать про какого-то типа, решившего унизить и обидеть Бесс. Его Бесс! Он ведь давно приучил себя, что его мир, в котором есть абсолютно все, заканчивается за пределами поместья. Но, впустив в свой мир Бесс Раффлз, он, оказывается, впустил в него весь мир, абсолютно весь мир — с чувствами и страстями, от которых отвык за годы болезни и затворничества. А важно ли знать, кто тот негодяй? — поспешно одернул себя Юджин. Важно то, как ответила Бесс, мне понравились ее ответы, вот и прекрасно. Когда же она собиралась вернуться? — вдруг подумал он. Вернуться? О-о-о, как ты заговорил, Юджин Макфайр! Навестить тебя — это будет точнее. Выяснить, как продвигается выполнение заказа — ее бесценного болида. Он и на самом деле бесценный, Юджин знал это, поскольку оплатил уже часть счетов, которые ему прислала фирма. Наступит день, болид будет готов, Бесс наденет форму гонщика и выедет на трассу. Но это случится в конце года, прикинул Юджин, а я ведь рассчитывал к этому времени завершить земной путь, закон об эвтаназии скоро примут, без сомнения, за дело взялось мощное лобби, а оно-то добьется своего. А если это случится, не помешает ли печальное событие Бесс насладиться заездом? — забеспокоился Юджин. Гонками? Машиной? Ей придется отвлечься на мои дела, ведь она подписала со мной контракт. Ничего, у девочки железные нервы, она справится, решил он, но вдруг ощутил горечь во рту, на лбу выступила испарина. Зазвонил телефон, Юджин нехотя взял трубку. — Юдж! Привет! Этот голос он узнал бы из тысячи голосов в мире. Никто никогда не называл его так по-американски. Только американцы сокращают все на свете, ленясь произносить целиком даже имена, утруждать себя хоть чем-то. — Привет, детка, — отозвался Юджин, и его губы сами собой разъехались в улыбке. — Хочешь, угадаю, что ты делаешь? — Намерена испугать меня? — Ничуть. Ты читаешь мои умные ответы на дурацкие вопросы. — Д-да. Но кто прислал мне газеты? — Я, кто же еще? — Она засмеялась. — Я воспользовалась услугами «Федерал Экспресс», потому и уверена, что они уже у тебя на столе. Как тебе мои ответы? — Замечательно! Ты очень умная, Бесс. — И искренняя. — Да, верно. Я тебе благодарен. — Я рада. — Интересно, а что делаешь ты? — А вот ни за что не угадаешь. — Ну-у… — Даже не пробуй! — категоричным тоном заявила она. — Я читаю свежий номер журнала «Мой прекрасный сад». Юджин онемел. — Вот видишь?! — торжествовала Бесс. — Я сразила тебя наповал? — Пожалуй, — признался он. — Думаю, этот номер тебе пригодится. Я приеду и привезу его. Здесь есть кое-что о розах. Может быть, ты не все еще знаешь. — Спасибо, Бесс. А… когда мне тебя ждать? — Всегда! Она засмеялась, чмокнула воздух и положила трубку. Юджин смежил веки, губы разъехались в улыбке, печальной и радостной одновременно, и он почувствовал, как в уголках глаз собирается влага. Приехав в Лондон, Бесс первым делом направилась на встречу с Робертом Пирсли, с которым заранее договорилась о встрече. Доктор принял ее у себя в офисе, он догадывался, о чем пойдет речь, — о сроках. Но то, о чем завела речь Бесс, его удивило, причем крайне. Когда Юджин затеял жениться, Роберт не сомневался, что его друг и пациент попался на крючок собственного одиночества, страха, который охватывает всякого, кто добровольно изолирует себя от общества. Депрессия наваливается на таких людей всей своей тяжестью, человек не в силах справиться с ней — даже самая распрекрасная тюрьма мучительна, а если ты еще прикован к инвалидному креслу, то ничего, кроме приятного и быстрого конца, желать себе не можешь. Узнав, что молодая американка согласилась стать проводником Юджина в вечность, Роберт не сомневался, что девица ждет лишь сладостного мига, когда останется наедине с унаследованными миллионами. Он ненавидел таких энергичных, агрессивных, уверенных в себе женщин, но уже первая встреча с Бесс поселила в душе Роберта некоторые сомнения. Впрочем, повидавший на своем веку немыслимое разнообразие человеческих типов, он по-прежнему не слишком обольщался насчет ее великодушия. И вот теперь — разговор с глазу на глаз с Элизабет Раффлз. — Доктор, я хочу узнать только одно. — Сколько ему осталось? — холодным тоном подсказал Роберт. — О нет! — Бесс помотала головой, и рыжие кудри расплескали солнце по ее щекам. Роберт невольно залюбовался ею. — Есть ли возможность отодвинуть это? Он помолчал, пытаясь тотчас найти причину подобного вопроса, она наверняка должна быть, и искать ее надо на том поле, на котором протекает вся сознательная, да и бессознательная жизнь Элизабет Раффлз. И Роберт спросил: — Чтобы вы успели спокойно совершить заезд осенью? Ожидая ответа, он снисходительно прищурился, не сомневаясь, что попал в самую точку. — Нет, не только этот, а много, много заездов. И весной, и летом, и следующей осенью, доктор. — Бесс улыбнулась. — Я хочу на финише видеть Юджина Макфайра среди болельщиков. Всегда. Чтобы он улыбался мне и радовался за меня. А я буду побеждать — ради него. У Роберта внезапно перехватило дыхание. Такого он не ожидал. — Но… — Почему? — Она прекрасно поняла, о чем хочет спросить ее собеседник. — Вы имеете в виду, что наш брак предполагал совершенно другое? Я так хочу. — Она помолчала. — Мне всегда не хватало отца, потом матери. А догадалась я об этом только теперь, оказавшись рядом с Юджином. Вы понимаете? — Вынужден попытаться. — Но вы не хотите верить, не позволяете себе верить. — Бесс пожала плечами. — Впрочем, мне это неважно. Я хочу от вас только одного — узнать правду. Роберт молчал, размышляя и все еще сомневаясь в искренности того, что слышит от молоденькой американки. Ее слова никак не укладывались в привычную схему, которую он выстроил в собственной голове и с которой ему невероятно трудно расстаться. Слишком трудно. Ну не мог же он на самом деле согласиться, что сидящая перед ним красавица готова обходиться без секса, она, молодая, здоровая, страстная! Наверняка у нее будут любовники, да и сейчас есть — разве может нормальный мужчина не заметить такую грудь, не пожелать оказаться между стройных тренированных бедер, пожертвовать удовольствием впиться губами в нежную плоть живота и… Роберт заёрзал в кресле, потом сурово свел брови. Дайана слишком долго гуляет по Африке, но ничего, скоро он даст себе волю — его подруга на днях вернется с морских купаний, на которые он отправил ее, вняв упорным мольбам. Роберт хотел навестить любовницу на Французской Ривьере, но дела не отпустили. Он растянул губы в улыбке. Его подруга тоже молода и хороша собой, но такого огня, как в женщине, сидящей перед ним, в ней нет и в помине. Почему так случается? Юджину, которому это совершенно не нужно, достается настоящее сокровище? Роберт вздохнул, пристально посмотрел на лицо Бесс, заметил несколько нежных веснушек-золотинок на носу, они показались ему необычайно трогательными, и он улыбнулся — уже совершенно искренне. — Продлить жизнь Юджина возможно, но нужна операция. На нее он не согласен. — Но после операции, с искусственными суставами, он сможет жить долго? — Скорее всего. Как ни странно, это будет зависеть уже от его желания. — Да, я понимаю. «Вам будет дано по вашей вере», — процитировала Бесс. — Именно так, — подтвердил Роберт. — Спасибо. Я все поняла. Бесс поднялась, и Роберт не смог удержаться — окинул ее взглядом всю, с головы до ног. А потом услышал собственный голос, который произнес слова, слетевшие с губ сами собой: — Если вы хотите, Бесс, я могу проконсультировать вас, осмотреть… Она резко обернулась и впилась взглядом в его ухоженное лицо, на котором появилось похотливое выражение. — Благодарю вас. Ваши услуги не потребуются, — холодно бросила она и вышла из кабинета. Роберт вытянул ноги под столом и усмехнулся. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, уверяют философы. Что ж, может быть, они и правы, поскольку со своей нынешней любовницей, подставляющей сейчас свое тело солнцу во Франции, он сошелся, сделав ей то же самое завуалированное предложение, что и сейчас Бесс. Но его любовница, кстати, тоже жена его старинного пациента, ответила иначе: — О, доктор, вы так любезны. Когда я могу воспользоваться вашими услугами? — Немедленно, — сказал Роберт и запер дверь на ключ. Кушетка в кабинете была весьма удобной, женщина — молодой и изголодавшейся — муж слишком давно болел, желание истомило ее. Роберт умело делал свое дело, за что был вознагражден — с тех пор в чеках, которые он получал за услуги, цифры стали расти… Кушетка отошла в прошлое, любовники устраивались в более приятных местах — в загородных гостиницах, милых и уютных, с хорошей кухней… Ну что ж, эта жена не хочет. Но Роберт узрел выгоду для себя и в этой ситуации: отныне, Юджин Макфайр, подумал он, у тебя новое увлекательное занятие — ты станешь платить по счетам Бесс и по моим. Если она постарается продержать тебя на этом свете подольше, мне же лучше. Он громко расхохотался. Глава тринадцатая Ярость и страсть — Сука! Какая сука, — прошипел Пол Синди и отшвырнул газету. Но тут же снова схватил ее, стиснул, принялся рвать, мять и засовывать обрывки в рот, чтобы заглушить стон ярости, который разрывал его тело на части. Он повалился на пол со звериным рычанием, выплевывая намокший от слюны бумажный ком, который обрел привкус желчи. — Ты попляшешь у меня, — пригрозил он и повалился на ковер совершенно без сил. Пол уставился в потолок, но видел не белые квадраты, а белое тело Бесс Раффлз, которое еще совсем недавно накрывало его тело. Сперва нежное и мягкое, а потом настойчивое, оно вздымалось над ним, оно летало, оно, наколотое на его тугую плоть, выписывало пируэты… О, она была как гоночный болид, его Бесс Раффлз. Пол закрыл глаза. Напрягшаяся плоть требовала тела Бесс, хорошо знакомого — он помнил все родинки, каждую голубую жилку под кожей, откуда и куда она бежала, наполняя тело Бесс жизнью, которая нужна ему, Полу Сидни, для наслаждения, для ощущения себя живым мужчиной. На груди Бесс эти жилки становились ярче, когда он впивался губами в ее соски, затвердевшие и зовущие, когда он покусывал их… Она стонала точно так же, как он сейчас, но не от ярости, а от страсти… Неужели, неужели никогда больше ему не дано будет испытать подобное с ней? Вчера Пол занимался сексом с двумя девицами, замучил их и себя, пытаясь вытеснить из сознания желанный образ Бесс. Это удалось лишь на несколько секунд, когда он изливал все накопившееся в нем семя в безымянные тела-сосуды. Какая разница — как звали ту и другую? О, сегодня он снова найдет способ удовлетворить свою похоть. Но после того как займется кое-чем еще. Приступ ярости понемногу оставлял его, Пол дышал ровнее, мысли потекли медленнее, и в их плавном потоке вырисовывалась одна, самая яркая мысль. Что для Бесс Раффлз важнее всего на свете? Ответ один, и он бесспорный: гонки. Ну что ж, на этом и следует сосредоточиться. Не-ет, я не оставлю ее в покое, она разрушила мою жизнь, и я разрушу ее жизнь тоже! Уж я постараюсь. Пол вскочил, словно туго накачанный мяч, схватил новую пачку сигарет. Зажигалка отказывалась поделиться пламенем, дрожащая рука насильно заставляла ее, принуждала. Но кому нравится принуждение? Пол швырнул зажигалку в угол. Ладно, обойдусь и без сигарет. Сейчас сяду за компьютер и составлю одну программу… А Бесс в это время подъезжала к дому Юджина, с нетерпением ожидая встречи с ним. Ответ Роберта на занимавший ее вопрос вдохновил Бесс, вселил в нее надежду, но она понимала — нельзя обрушить на голову Юджина все, что ей хотелось бы. Его надо подвести к мысли, что стоит рискнуть и сделать операцию, вживить суставы, которые съела болезнь, и тем самым попробовать задержать процесс умирания. А для этого надо увлечь Юджина идеей — он должен стать не просто свидетелем ее побед, а вдохновителем. Я постараюсь, поклялась Бесс. Все дни, которые Юджину отпущено пробыть на земле, я помогу ему сделать такими, о которых он не пожалел бы даже на Небесах. Я ничем не огорчу его, ничем. Бесс вдруг вспомнила похотливое выражение на лице Роберта и туманный намек на интимную близость. Да как он посмел рассчитывать на что-то подобное?! Как?! А потом она поняла: Роберт — врач и рассматривает их с Юджином союз иначе. Он видит молодую женщину, которая пошла на сделку с миллионером, который годится ей в отцы. А значит, у нее будет череда любовников, с его точки зрения, это естественно. Более того, Юджин не будет в претензии. Уголки губ Бесс приподнялись в печальной улыбке. Даже врач не понимает — или не хочет поверить — что женщина, пусть и страстная, может обуздать свою природу. Гормоны гормонами, но всем управляет голова, вспомнила Бесс мысль, высказанную Седой Никогосини несколько иначе, но по сути ту же самую. — Существует понятие сублимации, и если ты не хочешь заниматься сексом ни с кем, ты прекрасно справишься с собой, Бесс. Твои гонки «съедят» все… Бесс не могла и представить сейчас никакого мужчину рядом с собой. Она видела только Юджина Макфайра. Черный «остин» — традиционное английское такси — всегда вызывал у нее почтение: надо же, сколько лет эта машина живет в Англии и пока нет ей замены. Консерватизм англичан в какой-то мере импонировал Бесс. Водитель, отделенный прозрачной перегородкой от пассажирского салона, вел машину уверенно и неспешно. На вкус Бесс — слишком уж неспешно. Впрочем, толчея на дороге в конце недели объяснима и понятна, и Бесс заставила себя потерпеть. Наконец такси остановилось, Бесс по-американски щедро одарила шофера чаевыми и вышла. Юджина она нашла на веранде, сегодня он был в желтой тенниске с зеленой птичкой на кармане, лицо его расплылось в улыбке, едва Бесс переступила порог. — Ты приехала! Молодец! — воскликнул он, лихо подруливая к ней. — Здравствуй, дорогая девочка! Бесс наклонилась к нему и приложилась губами к гладкой щеке. — Как ты прекрасно пахнешь! — Она втянула воздух. — По-моему, это… — Не трудись, не угадаешь. Так будет пахнуть масло новой розы. — Новой розы? — Да, я готовлю ее для очередной выставки. — Правда? Сердце Бесс, окрыленное надеждой, забилось часто-часто. Кажется, выставка цветов проходит раз в году, следующая только весной, но уже будущего года. Значит, Юджин собирается… надеется… — Но, — оборвал он ее радужные мысли, — тебе придется самой выставить ее… Вероятнее всего, так… — Юджин поджал губы и постучал ладонью по отполированной до блеска ручке кресла. — Тем более что я хочу назвать ее «Рыжая Бесс». Она замерла, глядя на побелевшее лицо Юджина, ей казалось, она видит, как под кожей борются жизнь и смерть. Желание жить и желание — даже не желание, а обещание, данное самому себе, — умереть в назначенные сроки. — «Рыжая Бесс»! Как ты здорово придумал! — воскликнула она, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. — Но я ничего не понимаю в цветах, поэтому тебе самому придется держать ответ перед публикой и принимать все восторги. — Я не успею, детка, — тихо сказал Юджин. — Я хочу, чтобы ты успел, — упрямо заявила Бесс, а потом перевела разговор на другое: — Знаешь, Юджин, я очень хочу есть. — Правда? Какое совпадение, и я тоже. — Он засмеялся. — Поехали! Бесс улыбнулась, довольная тем, что Юджин быстро отвлекся от печальной темы. Ей понравилось, что он посвежел с тех пор, как она видела его в первый раз. Юджин молодел раз от раза, сидел в кресле прямо, не как раньше — сгорбившись и укрыв ноги толстым пледом. Подумать только, неужели человеку может не хватать чужой воли, чужого внимания? — размышляла Бесс. Ведь ей самой никогда не нужна была подпитка чужой энергией. Да, Бесс всегда хватало своей, которая соединялась с энергией гоночного автомобиля. Наверное, потому она и выбрала этот вид спорта, а не какой-то другой, более спокойный, вроде гимнастики или игры в шахматы. Гоночная машина была ее единственной союзницей, Бесс доверяла ей, ей чужд был страх разбиться, попасть в аварию, потому что не было на земле человека, которого несчастье, случись оно с Элизабет Раффлз, выбило бы из колеи или сильно опечалило. Она одна на свете. Но теперь Бесс все чаще ловила себя на мысли, что надо как следует проследить за сборкой болида, чтобы все бортовые системы работали без сбоев. Потому что, отправляясь в заезд, она оставляет Юджина… одного. На ланч они съели по овощному разноцветному салату и по большому куску пирога с дыней. Они болтали, о чем придется, запивая слова холодным чаем со льдом. — Юджин, а у тебя есть мамины фотографии в молодости? — Ну конечно. Мы много снимались вместе. — Он улыбнулся. — Это потом наши пути разошлись, когда я делал свою карьеру, она — свою. По сути, после твоего рождения мы с Мартой редко встречались, так, мельком. Но мы знали друг о друге все. — Он помолчал. — Просто мой голос вышел из ее тела. Бесс кивнула и допила свой чай. — А ты… мог бы навестить ее. — Ты имеешь в виду — на том свете? — невесело пошутил Юджин. — О нет. Ее могилу. — Но ведь она похоронена в Штатах. — А что такого сложного — сесть в самолет и полететь? — Я отошел от всего этого, Бесс. Я закончил свои полеты давно. — А почему бы их не возобновить? — Она пожала плечами. — Это ведь просто. Юджин покачал головой. — Нет, не просто, Бесс. Поверь. — Не верю! — упрямо заявила она и для большей убедительности помотала головой. — Я надеюсь увидеть тебя среди зрителей, когда я первой финиширую в осеннем заезде. Юджин ничего не сказал, однако Бесс обрадовало, что он не стал твердить свое обычное «нет». В гостиной Юджин достал альбом с фотографиями, там были те, которые Бесс видела у матери, но были и новые для нее. — А кто этот красавец, Юджин? — Ты шутишь? — Почему шучу? Какая-то любовь моей мамы? — Это я, Бесс. Мне здесь двадцать лет. — Вот это да! — выдохнула она. — Но ты потрясающе хорош. Скажи, Юджин, твои предки случайно не… — Мои предки из Шотландии. Наверное, поэтому я поселился в Британии. — Но ты мог бы купить имение там? На севере? — Здесь мягче климат, для моих суставов он лучше. — Понятно. Кстати, многие артисты оседают в Англии после окончания карьеры, даже американские. — Здесь спокойнее, здесь меньше любопытствующих, которые суют нос в твою жизнь. — Это точно. Но не знаю, смогла бы я жить в Англии или пет. — Мне очень хотелось бы, чтобы смогла. Помнишь, я говорил тебе, что потом ты можешь купить «конюшню» и устроить трассу близ нашего имения по примеру лорда Марша? — Помню. — Когда ты вступишь в права наследства, ты… — А может быть, я тогда не захочу… — Но почему? — искренне удивился Юджин. — Со временем желания меняются. — Ты можешь захотеть что-то другое? — Возможно. — Она посмотрела на Юджина. — А вот сейчас я хочу тебя поцеловать. Можно? Юджин побледнел, потом наклонил голову, чтобы Бесс не видела блеска глаз. — Можно. Бесс прикоснулась к его щеке, теперь она знала, что щека его пахнет розовым маслом, она гладкая, совсем не колючая, щека Юджина Макфайра. Бесс почувствовала в душе такую нежность, которой не ощущала никогда в жизни. — Я хочу быть рядом с тобой долго-долго, Юджин. Я понимаю, почему моя мама так любила тебя, — прошептала она. — А мама тебе что-то рассказывала обо мне? — Да. Кое-что. Но мне этого мало. Но я хочу знать больше, хочу узнать тебя лучше. — Понятно. Я должен благодарить Марту за то, что ты позволила мне обрести покой и не бояться будущего. — Тебе ничего не надо бояться, Юджин Макфайр. Бояться надо мне, потому что ты хочешь от меня уйти. Оставить меня одну. — Одну? — Он вскинул брови. — Ты станешь богатой вдовой, у тебя не будет отбою от мужчин… — Юджин усмехнулся и умолк. — Я… хочу уйти из жизни, я говорил тебе… — А сейчас… ты так же сильно хочешь уйти? — тихо спросила Бесс и пристально посмотрела ему в лицо. — Только ответь честно, без упрямства. Отбрось все, что ты думал и говорил прежде. Он вздохнул, опустил глаза, уставился на свои колени, из-за которых не мог, как все, ходить по земле, из-за которых уверял себя, что больше ничего не хочет. Потом поднял лицо, на нем застыло мученическое выражение, словно Юджин под пыткой собирался произнести слова, которых Бесс требует от него: — Нет, не так сильно, как до встречи с тобой, Элизабет Раффлз. Бесс с облегчением рассмеялась. — Я не ошиблась. Слава Богу. А то я подумала, что, может быть, у меня гипертрофированное самомнение и я вижу то, чего нет на самом деле. Так бывает, а это плохо, — тараторила она, словно стараясь засыпать признание Юджина словами, сделать его не таким значительным, каким оно было на самом деле. Заболтать, чтобы. Юджин немного расслабился и пришел в себя. — Да, Юджин, я была у Роберта. Он сказал… — Бесс решила чуть слукавить, — он совершенно уверен, что ты можешь полететь в Штаты и поболеть за меня. — Правда?! — внезапно вырвалось у Юджина. — Да, но к этому надо подготовиться. — Он снова об операции? Я сто раз ему говорил… — капризно-раздраженным тоном начал Юджин, но Бесс перебила его: — Нет, это я об операции. А он-то сказал, что ты прекрасно перенесешь полет в коляске. Тысячи людей передвигаются по воздуху в таких, как у тебя, колясках. А недавно я узнала, что в Италии даже проходила демонстрация моделей для женщин-колясочниц. Они выглядели просто потрясающе в чудных платьях, модельеры из лучших домов сделали для них наряды, которые легко надевать… — И снимать, — вдруг ехидно добавил он. От неожиданности Бесс открыла рот, пытаясь понять, не померещилось ли ей. — Да-да, снимать. Я тоже слышал про таких сумасшедших, что они и в колясках умудряются заниматься сексом, — поделился своими познаниями Юджин. Бесс от души расхохоталась, а потом, вдруг став серьезной, спросила: — А почему бы и нет? Юджин переменился в лице, устало взглянул на сидящую перед ним молодую женщину. Она смотрела на него так, как может смотреть только человек, который очень сильно нуждается в том, на кого смотрит. Чувствительный от природы, Юджин стал еще более чутким за годы одиночества. — Бесс, я не хочу, чтобы ты ради меня… — Пожалуйста, Юджин! Мне очень хорошо рядом с тобой. Правда. Он ничего не ответил. Бесс подумала, что сейчас еще лето, есть время для размышлений. Тем более что операции, как известно, лучше всего делать в прохладную погоду. Глава четырнадцатая Буйство гормонов С бортовым компьютером творилось что-то странное. Опыт подсказывал Бесс, что он просто-напросто барахлит. Она тормознула рядом со своим менеджером. — Энди, по-моему, мальчик простудился. — Бесс кивнула на панель болида, снимая шлем. Он пожал плечами. — Но парии все проверили. Попробуй еще. Может, кто-то из вас перегрелся. Бесс покачала головой. — Только не я. Значит, ты считаешь, надо попробовать снова? — Давай, а я позову Рика. Бесс снова села в болид, на этот раз она верила себе, не приборам. А если бы она поверила им, то разнесла бы ограждение! В ярости она затормозила и, сбросив шлем, завопила: — Где Рик?! — Вот он я. — Что, черт побери, происходит?! Ты смотрел или… — Вылезай, рыжая. Компьютерное светило Рик сел на ее место, а через полчаса вылез с кривой миной на лице. — На самом деле что-то не то, да и изображение не транслируется, наверное, что-то с телекамерами на машине. — Oit скривил губы. — Может быть, кто-то хочет, чтобы я осталась только в памяти друзей и близких? Бесс усмехнулась и шумно выдохнула, потом почувствовала, как кровь прилила к вискам и застучала. Рик флегматично пожал плечами. — Через некоторое время я дам тебе ответ совершенно точный, а пока — предварительно — могу сказать: кто-то влез в бортовой компьютер. — Ясно. На сегодня моя тренировка закончена. Благодарю, Рик. Бесс поехала домой, она решила как следует подумать о следующем сезоне. Потом остановила себя — когда такое было в «Формуле-1», чтобы гонщики начали думать о следующем сезоне… почти весной? Вряд ли думает о нем кто-то из великих — финн Хаккинен, немец Шумахер или канадец Вильнев. Сейчас у них голова забита Гран-при Испании, в Барселоне им предстоят шестьдесят пять кругов по четыре тысячи семьсот двадцать восемь метров, потом Гран-при Монако, в Монте-Карло надо откатать семьдесят восемь кругов по три тысячи триста шестьдесят семь метров. Итак, что она поняла за последнее время? В «Формулу-1» стоит соваться, только имея прочные финансовые гарантии. Они у нее есть, это точно. Если в предстоящие три года вложить триста миллионов долларов, то можно кое на что рассчитывать. Бесс усмехнулась. Но не своих же! И не Юджина. Это если как следует раскрутить дело… Непреложное условие для участия в «Формуле» — сотрудничество с солидными поставщиками моторов. Так, ясно, этим тоже надо озаботиться, сказала себе Бесс. Презентацию команды, если я на самом деле куплю ее, надо устроить через Интернет. Создать сайт, на который может заглянуть каждый, и если он не успел стать свидетелем прямой трансляции презентации, то посмотрит ее в записи. Ну что ж, в новом тысячелетии моя команда, в которой я, Бесс Раффлз, буду топ-пилотом, дебютирует! Она рассмеялась. Оказавшись дома, Бесс прямиком отправилась в кухню. Сварить кофе? Или приготовить… чай? При мысли о чае губы сами собой расплылись в улыбке, причем необыкновенно нежной. Бесс поймала себя на внезапной ассоциации «чай — Англия — Юджин». Сейчас там почти пять, и молчаливый слуга наверняка уже наливает чай в тонкую фарфоровую чашку и кладет на тарелочку несколько невесомых печеньиц, да, Юджин любит традиционный чай именно с печеньем. Юджин Макфайр, доселе незнакомый человек, мужчина, который захотел прийти мне на помощь и осуществить невероятное желание… Бесс покачала головой. Могла бы я отказаться от своего желания и жить так, как живут обычные женщины? Принять предложение Пола и выйти за него замуж? Рожать детей, заботиться о доме, о муже, жить его жизнью и жизнью детей. Но не своей. Бесс села за кухонный столик и поставила перед собой чашку с горячим чаем. По такому раскладу я должна, по сути, отдать жизнь за других, чтобы они смогли прожить так, как хотят. Реализовать себя. А как же я? Ведь другой жизни у меня не будет. Если я и приду на землю, то уже не в облике нынешнем, я могу оказаться рыжей кошкой или деревом, скажем, кленом. От этой нелепой мысли Бесс стало смешно. Да, если снова вернуться к тому, с чего начала: и думать нечего, чтобы Пол Сидни согласился принять мою страсть к гонкам. Он способен принять и оценить только одну мою страсть — к нему. Выйдя за него замуж, я должна расстаться с собой, поверить, что от перестановки желаний в этом мире ничего не меняется. Чай был с молоком, густым и жирным, таким, как пьет его Юджин, Бесс теперь нравился только такой чай. Он чуть остыл, и Бесс отпила немного. А Юджин? Он-то как раз, желая распорядиться собственной жизнью по собственному усмотрению, обратился за помощью ко мне. Этот вариант мне более понятен. Юджин сильный человек. Он не требует от меня того, чего я не смогла бы ему дать. Бесс смотрела на лужайку, на которую выходило кухонное окно, а перед глазами возникла другая — возле дома Юджина. И сам он — с тонким лицом и гладко зачесанными темными волосами, в которых нет ни одного седого волоса. У него сильные руки, которые руководили телом, вынужденным обходиться без помощи ног. А Юджин сильно изменился после нашей первой встречи, подумала Бесс. Особенно после свадьбы. В его глазах все чаще возникает блеск, явный интерес, и я чувствую, что мне очень хочется заставить его радоваться по-настоящему, более того — гордиться мною. Пожалуй, я выступлю в заезде под двойной фамилией — Раффлз-Макфайр. У Юджина красивая фамилия. Очень. И у меня тоже. Интересно, а насколько я смогу продлить его пребывание на земле? Спросить у Роберта? Бесс покачала головой. Нет, Роберт знает только тело Юджина, а продлить жизнь способна душа. В этом постулате Бесс не сомневалась, она уже разговаривала с Седой Никогосини. Они снова встретились в итальянском кафе, которое так живо напоминало Седе о родине, Бесс просто ощущала кожей, как Седа упивается атмосферой, мелочами — такими, как клетчатая скатерть, аромат итальянского вина, пирожных. Бесс подозревала, что заведением владеет кто-то из многочисленных родственников Седы. — Я считаю, здравомыслящий человек вправе распоряжаться собственной жизнью, Бесс, — говорила Седа. — А вот жизнью другого — нет. Человек, готовый совершить какое-то насилие, должен спросить себя: может ли он заплатить за него ту цену, которая от него непременно будет потребована? Это животное, совершившее насилие над другим животным, не будет наказано, а человек — всегда. А что касается эвтаназии — это, на мой взгляд, не насилие над собой, а управление собой. Да, вот так я думаю… Бесс слушала, кивала, а в голове все отчетливее прояснялась мысль: если человек волен распоряжаться собой, то можно немного подкорректировать его волю, заинтересовать чем-то, чтобы ему захотелось побыть в этом мире еще. — Да, ты можешь это сделать. Своей любовью, — сказала Седа. — Душевным теплом. Благодарностью за его шаг тебе навстречу. Бесс залпом выпила чаи и схватила трубку. Она быстро набрала номер и тотчас, как и ожидала, услышала голос Юджина. Кажется, он ждал ее звонка. — Юджин! Как тебе английский чай? — А тебе? Она засмеялась. — Ты видишь, что я пью чай? — Ты уже выпила его, только что. — О, да ты просто провидец! Как ты догадался? — Английский чай заставляет проснуться даже смертельно уставшего человека. Бесс хмыкнула. — Пожалуй. Я на самом деле устала. — Была трудная тренировка? Бесс помолчала, раздумывая, сказать ли правду. И Юджин уловил ее колебания. — Что-то случилось с машиной? — обеспокоенно спросил он. — Да. У нее барахлит компьютер. — А что говорит механик? — Что такого не может быть. Я думаю, не перегрелся ли он… — Знаешь что, — голос Юджина звучал тихо, но Бесс уловила в нем нечто новое — и это, быстро поняла она, интерес к ее жизни, — по-моему перегрелся кто-то другой… — Кто-то? — переспросила она. — Ты говоришь «кто-то»? — Да, кто-то. И, думаю, не ошибаюсь. Ты его знаешь. — Ты… полагаешь, это… — А кто же еще? Обведи мысленным взором всех знакомых тебе людей. Кто может злиться на тебя сильнее всех? Испытывать ярость по отношению к тебе? Если против тебя уже был совершен акт — я назвал бы то навязанное интервью на ступеньках собственного дома актом вандализма по отношению к тебе, — то этот человек с маниакальным упорством способен повторить нечто подобное. Бесс замерла, кажется, ее сердце окаменело. Неужели такое возможно? Неужели Пол, который клялся ей в любви, поставил целью своей жизни мстить ей? Но за что? За то, что она не хочет жить так, как он? Не хочет стать придатком его жизни, которую он разметил, словно заасфальтированное шоссе после ремонта? — Юджин, кажется, я догадалась. — Детка, тебе помочь? — Спасибо. Я справлюсь сама, — заверила Бесс, не понимая, каким образом может ей помочь Юджин, сидя в Лондоне в инвалидном кресле. — Но я буду волноваться за тебя. Бесс наконец расслышала в его голосе то, чего, казалось, в нем и быть-то не должно. Юджин волнуется! Она улыбнулась, несмотря на поднимающуюся из глубины души и злость на Пола. А ведь когда она встретилась с Юджином, это был человек почти из другого мира… — Не стоит, милый, я постараюсь тебя не огорчать, а только радовать. Он засмеялся и сказал новую для него фразу: — Но жизнь невозможна без огорчений. Бесс вздрогнула. Неужели это говорит Юджин Макфайр, человек уже не отсюда? Они попрощались, и Бесс встала из-за стола. Кажется, я знаю, что делать. Я отвечу Полу тем же. Пол самодовольно улыбнулся и отвалился от компьютера. Что ж, его счет пополнится довольно быстро, если и дальше так пойдут дела. А они пойдут, уж он-то постарается. Он втянул воздух, чтобы помешать самому себе расхохотаться. Пол знал, что, если позволит себе сейчас этот смех, тот перейдет в истерику. Мало-помалу он обучался владеть собой, но все равно срывался. Да, у него нестандартный психический склад натуры, нет, это не отклонение от нормы, просто некоторая подвижность психики. Такое случается, и именно это свойство позволяет некоторым добиться больше, чем обычным людям, — у них шире предел допустимого. И это буйство гормонов… Он чуть не застонал. Бесс Раффлз нужна ему. И он ее получит. Он ее купит, если этот инвалид смог купить. Он заманит Бесс, пообещает ей разрешить заниматься гонками, но потом… О, потом он возьмет свое. Она уже не захочет никакого спорта, кроме… выступления в паре. Есть еще эвфемизм «ночной спорт», но в этом виде Пол был готов выступать в любое время суток, а не только ночью. Пол закрыл глаза и снова увидел разрумянившееся от страсти лицо Бесс: она парит над ним, Полом, она взлетает и опускается… нет, это он нанизывает ее на себя. Он сильнее ее, он ее хозяин, властелин. Без него она ничто. Этот певец на пенсии не спит с ней и не будет спать. Спать с нею будет только он, Пол Сидни. Который скоро станет сказочно богат. Он открыл глаза и снова уставился на экран компьютера. Хитроумная машина подчинялась ему, как дрессированная крыса, которая несла в норку все, что приказывал хозяин. Ага, ну вот еще с этого счета десять тысяч, а потом… А потом он прогуляется еще разок по бортовому компьютеру Бесс. Он будет разорять ее со всех сторон… Она будет тратиться на ремонт болида, а старикашкин счет таять, таять, таять… Пол расхохотался, он ничего не мог с собой поделать и отдался стихии, которая крутила и вертела им, угрожая довести до истерики. В дверь позвонили. Смех Пола оборвался, он вздрогнул и пошел открывать. Когда он распахнул дверь, его ослепили вспышки камер, к нему тянулись головки микрофонов, а громкие голоса охотников за сенсациями оглушили его. — Это правда?!. — Сколько вам удалось снять со счетов?! — На что вы собирались потратить деньги?! Пол невольно потянул дверь на себя, желая скрыться от репортеров. Но по обе стороны двери стояли полицейские, которых он поначалу не заметил. — Мистер Пол Сидни? Вы арестованы. Сейчас я зачитаю вам ваши права. Бесс раскрыла вечернюю газету и обомлела. Кончики пальцев похолодели, словно она прикоснулась ко льду, только что вынутому из морозильника. «Арестован еще один компьютерный взломщик!» — гласил заголовок, а на фотографии, без всякого сомнения, был Пол Сидни. Неужели? В голове мелькали мысли, они толклись, обгоняя друг друга. Да, а чему я удивляюсь? Я знаю Пола два года, но это было знание… одностороннее. Я никогда не вникала в его человеческую суть, потому что мне не было интересно узнать его, я же не собиралась отправляться с ним в долгое путешествие по жизни. Он был моим сексуальным партнером, вот и все. Но Пол считал иначе. О Боже, ну конечно, кроме Пола, никто не смог бы и не стал бы влезать в мой бортовой компьютер! Это его месть, он беспощадный псих, я подозревала, что у него не все в порядке с нервами, но иногда мне это даже нравилось, он так неистовствовал в постели… Бесс провела рукой по волосам, они отозвались легким треском. Щеки горели. Но как удалось его поймать? Может быть, за Полом давно следили? Бесс пробежала глазами статью, однако не нашла ответов на свои вопросы. Просто сообщалось, что Пол Сидни, высокооплачиваемый сотрудник Би-би-эм, снимал деньги с чужих счетов, пополняя свой. Собственно говоря, в этом сегодня нет ничего нового, таких преступлений по всему миру совершаются тысячи. Телефонный звонок оторвал Бесс от чтения. — Ты уже видела газету? — Голос Юджина звучал на удивление весело. — Да, Юджин. Но это… это просто невероятно. — Бывает и такое, детка. Но теперь ты можешь ездить спокойно, никто не потревожит твой компьютер. Внезапная догадка обожгла Бесс. — Юджин, это ты?.. — Что именно, Бесс? — Ты… помог?.. — Ну а кто же, кроме меня, должен тебе помочь? Я женился на тебе и за тебя отвечаю. — Но ведь наш брак… — Формальность? Да, это сделка. Однако ты ведь должна быть в полном порядке, чтобы исполнить то, что обещала? А я обязан позаботиться о тебе. Бесс почувствовала необыкновенную легкость на сердце. Оказывается, чертовски приятно, когда о тебе заботятся. — Юджин, я благодарна тебе. — Не стоит. Считай, я это сделал ради себя. — Ты не расскажешь мне подробности? — Нет, не расскажу. Но могу все же сказать кое-что: этот парень хотел разорить меня. Он не учел одного — мои счета хорошо охраняются. Вот и попался. Мне ничего особенного не пришлось делать. Бесс застонала: — О, Юджин… Я приношу тебе… — Счастье, моя дорогая девочка. Я снова участвую в жизни. Ты вовлекла меня в нее снова. Ведь что нужно для ощущения жизни? Ты можешь мне ответить? Впрочем, не стоит, не трудись, я сам скажу: для этого нужна хотя бы маленькая победа над другими. — Юджин засмеялся. — Оказывается, я тоже кое-что могу, даже сейчас. Между прочим, я тут без тебя навел некоторые справки о том, что это на самом деле за бизнес — «Формула-1». — О-о! — протянула Бесс. — И что ты выяснил? — Ну, у меня появилось много мыслей, над которыми стоит подумать. А если это так, как я предполагаю, то мы с тобой сможем здорово приумножить наши капиталы. Бесс засмеялась. — Знаешь, немецкие журналисты подсчитали, что только Гран-при на германском Нюрбургринге принесло в свое время известному тебе Берни Экклстоуну, хозяину «Формулы-1», двадцать миллионов долларов! — вдохновенно продолжал Юджин. — А он ведь и без того был миллиардером. Я полюбопытствовал, откуда возникла такая цифра. — И откуда же? — Пять миллионов заплатили восемь крупных фирм, которые разместили свою рекламу на щитах вокруг трассы… — Три миллиона — от главного спонсора-пивовара, — опередила его Бесс. — А, и ты разбираешься в бизнесе! — воскликнул Юджин. — Ну не то чтобы хорошо разбираюсь, но стараюсь понять, откуда и куда перетекают деньги. — И еще надо хорошо понимать, как они это делают, — заметил Юджин. — Думаю, миллиона два с половиной капнуло от продажи символики. — Не меньше. И прибавь стоимость трансляции соревнований по разным телеканалам. — А ты знаешь, сколько стоит билет для «очень важных персон»? — Бесс секунду помолчала, а потом объявила: — От полутора до трех тысяч долларов! Юджин присвистнул. — Не волнуйся, — поспешила заверить его Бесс, — когда будет мой заезд, ты получишь билет бесплатно. Теперь он откровенно расхохотался. — Вот спасибо. Рассмеялась и Бесс. — Или ты уже заплатил за него сполна? — Все равно спасибо. Я понял, что если один из этапов устроить близ нашего имения, то… — Владельцы местных отелей и хозяева частного жилья разбогатеют и будут тебя боготворить. А владельцы бензоколонок, магазинов, ресторанов и пивных просто обязаны будут носить тебя на руках! — Ты так думаешь? Ну вот дело само собой и решится — для чего мне делать операцию по замене суставов? — О нет! Это другое, и если люди поймут, как замечательно на тебя повлияли гонки, то успех будет непревзойденным. — Ну ладно, милочка, я отправляюсь в кабинет, поразмышлять. Мы еще поговорим обо всем, когда ты приедешь. — Уже скоро, — пообещала Бесс. — До встречи! Она закружилась по комнате, ее охватила невероятная легкость. Я сумею порадовать Юджина, я буду это делать долго-долго! Бесс, не переставая улыбаться, снова сняла трубку с телефонного аппарата. Седа Никогосини — а она хотела услышать ее голос — ждала звонка, поэтому отозвалась немедленно. — И что, детка? Я думаю, все будет в порядке. Бесс тяжело дышала. — Юджин почти согласился на операцию. Да, пока на первую. На замену суставов. Я просто вне себя от радости и кажется, не выдержу и обрушу ему на голову свою вторую идею. — Не позволяй гормонам брать над собой верх раньше времени, — предупредила Седа. — Вы думаете, это они говорят моим голосом? — Несомненно. Юджин согласится и на то, чего ты так хочешь. Он любит тебя. Бесс втянула воздух, ей показалось, что в нее вошло его столько, что она сейчас округлится, как беременная. Ну понятно, упрекнула себя Бесс, навязчивая идея не дает покою. Все просто, мне хочется близости с Юджином. — Ты будешь засыпать в его объятиях, девочка, обещаю тебе, — словно прочитала ее мысли Седа. — О, Седа, неужели вы уже… — Ну конечно, я все узнала. Правда, тебе придется приготовиться к долгому путешествию, и не куда-нибудь, а в Тибет. — Я готова поселиться там навеки! Седа засмеялась. — В этом не будет необходимости. Я получила все материалы от лечащего врача Юджина и передала тому доктору, который готов заняться твоим мужем. Все возможно для вас, все будет так, как должно быть между мужчиной и женщиной, которые любят друг друга. Целую. Бесс положила трубку и закрыла глаза. Oна медленно опустилась на широкую кровать, ощущая ворсистое тепло пледа. Настанет день, когда Юджин поднимется сюда сам, на своих ногах, опустится рядом… Бесс казалось, она уже чувствует его губы, но не на щеке, а на шее… Вот они спускаются ниже, поцелуи становятся все жарче, ее грудь горит и требует своего… Соски встают навстречу губам Юджина, она видит его темные горящие глаза, читает в них желание, которое впервые в жизни он сможет удовлетворить… Бесс застонала и раскинула руки, словно открываясь ему вся, целиком, пламя опалило бедра, проникая в потаенный уголок ее тела, внизу живота сладостно заныло… А потом Бесс почувствовала, как ее плоский тренированный живот забился, задрожал… Она видела перед собой Юджина, его сильные руки, покрытые темными волосками. Юджин Макфайр, мысленно произнесла она, я увезу тебя на любую вершину мира, а не только в Тибет, я сделаю это ради того, чтобы ты испытал рев гормонов в своей крови. Чтобы мы вместе это испытали. Эпилог То, чего жаждала Элизабет Раффлз, произошло. Нет, она не купила собственную команду, но вместе с мужем по примеру лорда Марша открыла новый этап гонок — вокруг имения Юджина. Юджин же предложил и беспроигрышный вариант для нее поучаствовать в заезде: он спонсировал один этап «Формулы-1» в обмен на участие Элизабет Раффлз. Хозяева «Формулы-1» скрепя сердце пошли на уступки, иначе слишком много миллионов долларов пришлось бы потерять в этом бедном на деньги сезоне. Мужчины потеснились, успокаивая себя тем, что это один-единственный раз, а потом они вытолкают нахалку туда, откуда она явилась. Они вынуждены были пойти на уступки — газеты совсем распоясались и трубили на разные голоса о вреде курения и о том, как безнравственно и неприлично устраивать гонки на деньги табачных королей; полученные за счет потери здоровья порядочных граждан. Еще бы им не трубить — за статьи щедро заплачено деньгами Юджина Макфайра, его же фунты стерлингов вложены и в табачные компании. Презентация нового этапа происходила в поместье Юджина. Бесс выехала из гаража на своем алом болиде под пение контртенора, исполнявшего Перголези. Зрители потрясенно молчали, а когда Бесс остановила машину, после секунды тишины раздались оглушительные аплодисменты. Юджин Макфайр сидел в первом ряду среди зрителей, пока в инвалидной коляске, но казался совершенно здоровым — у него было лицо довольного жизнью человека. Он согласился на операцию — и не только на суставах, и обдумывал следующий шаг — поехать в Тибет… И в самом деле, зачем спешить в Голландию? Туда можно отправиться в любой момент, а пока почему бы не наслаждаться этим лучшим из миров? Бесс была счастлива не только за себя, но и за Юджина. Она платит ему добром за добро. Бесс строила грандиозные планы и обсуждала их с мужем — Юджином Макфайром… — Детка, тебе не кажется, что ты давно не выясняла ничего насчет прохождения в Голландии известного тебе законопроекта? — Юджин лукаво посмотрел на лежащую рядом Бесс. — Имей в виду, как только я тебя утомлю, ты знаешь, что со мной делать. Она улыбнулась и подарила ему долгий поцелуй. — Ох, Юджин, ты меня никогда не утомишь! Честное слово. Я просто счастлива и хочу быть с тобой до-олго-до-олго…