— Стоит не так чтобы и много. Похоже — меняются они, сынок, — почувствовав в стоящем за плетнем старшего, старик говорил только с ним. — В Терешкову, Монастырщину тальянцы пришли будто. У нас немцы пока, — дед брезгливо плюнул под ноги. — У школы, по всему, штаб полевой. Во дворах за элеваторами какие-то трубы чертячьи, як самоварные. Стреляют из них. В Дьяченково, Купянке, на Залимане у него тяжелые стоят. Утром и вечером бьют. Танков нет. Были да ушли куда-то…

Лейтенант переспрашивал, уточнял, мычал себе под нос что-то. Дед толкал его нестарческой рукой в плечо, поправлял шепотом, не соглашался или поддакивал.

— Нажать хорошенько — побегут, не оглянутся, — дед Самарь взял за рукав Андрея и потянул его ближе к лейтенанту: — А я этого хлопца знаю.

— Так и я знаю тебя, дед.

Старик отпустил рукав, вздохнул, пожаловался:

— Мабуть, не усижу я тут долго. Подамся на степные хутора. — Хитро глянул на Андрея: — И до Черкасянского дойду.

— Ты, дед, про меня там молчи. Узнают — больше беспокоиться будут.

— Ин ладно, — согласился старик и высморкался, вытер пальцы о штанину. — А вы зараз куда же?

Лейтенант перехватил Андреев взгляд, ответил:

— На тот бок.

— А успеете?

— Успеем.

— Старик он, возможно, и хороший, а правду знать о нас ему не следует, — пояснил лейтенант Андрею, когда они кукурузищами пробирались назад к клуне, где их ждали остальные.

По-прежнему было темно. В стороне Подколодновки за Доном небо наливалось краснотой, как при пожаре: вскоре должна была взойти луна. Шли молча, цепочкой. Километра через три-четыре наткнулись на меловые ямы.

— Богучар и окрестности тут хорошо будут видны, — сказал Андрей.

Лейтенант опустился на корточки, стал пальцами ощупывать проследок к ямам. Начинало светать, и в пепельно-жидких сумерках ясно вырезались свежие колесные следы.

— Опасно. Вдруг дураку какому взбредет за глиной ехать.

Устроились метрах в семистах повыше и ближе к дороге в глубокой теклине с густой ширмой жилистых корневищ сибирька и татарской жимолости.

Едва проклюнулась зорька, заговорила дьяченковская батарея. Потом из Богучара через Дьяченково на Монастырщину потянулись машины. Луговой дорогой между стогами и копнами сена на Терешково пошли повозки. От Дона навстречу им двигались тоже машины и повозки. Пылили одинокие мотоциклисты и бронемашины. Ожила дорога и на Галиевку.

Часов около десяти над Богучаровским шляхом повис густой шлейф пыли. Разрастаясь, он тянулся к небу и медленно подвигался в сторону Галиевки.

— Полюбуйтесь на чудо! — сержант указал на дорогу. Из низины вынырнул грузовик. За ним привязанный к буксирному крюку по дороге волочился плетень. — Вот они какие подкрепления подбрасывают.

Через полчаса грузовик вернулся в Богучар. Плетень лежал в кузове. Часа через два грузовик тем же ходом снова прошел в Галиевку.

— Видать, тонко у них тут, — сделал вывод сержант.

Андрей и второй разведчик, Леха, свернувшись в сухой и прохладной вымоине, спали. От солнца их закрывал полог из корневищ. Сержант время от времени притягивал ветки жимолости, срывал и жевал терпкие и кислые зернистые плоды ее, чтобы заглушить жажду.

Солнце свернуло на полдень, и тень от куста почти исчезла. Песковатская сторона Богучара и Залиман подернулись тусклой марью. Под горой у Дона — Терешково с двухглавой церковью. От Терешково на Красногоровку и Монастырщину уходят серые меловые кручи. Вдоль Дона — кудрявая зелень леса. За Дьяченково желтеют неубранные хлеба.

Лейтенант расстегнул маскхалат, распахнул ворот гимнастерки, сказал с напускным недовольством:

— Сколько мы ходим с тобой вместе, Корякин, а воды никогда у тебя нет.

— Зато у меня другое есть, — сержант белозубо оскалился, ласково погладил обшитую сукном флягу на поясе.

— Эх, — разочарованно вздохнул лейтенант и потянулся к ощипанному кусту жимолости. — Давно бы списал я тебя в пехоту, да парень ты лихой.

— На войне, товарищ лейтенант, своей смертью не помирают. И для больных, и для здоровых, собравшихся до ста прожить, война отмеривает свой век. Всех равняет, на все у нее свои сроки. Так буду я выглядывать ее да трястись.

— Или грудь в крестах, или в голова в кустах?

— А хотя бы и так, — усмехнулся одной щекой Корякин. — Первыми ловят пули трусы, товарищ лейтенант.

— Счастливая философия, а главное — убедительная… Ты куда? — спросил лейтенант Андрея.

Казанцев показал над головой флягу:

— В балке вода должна быть. — Перевел из-за спины автомат на живот, поправил запасные диски на ремне. — Я скоро. Дела тут для меня все одно нет.

— Чудный парень, — покачал сержант головой вслед нырявшему прыжками по балке Казанцеву. — А крови боится.