— Но как тебе это удается? — спрашиваю я. — Как ты догадался, что кассеты у меня?

— С тобой было проще простого, — отвечает он. — Ты украл мой плеер, Клэй.

Мы оба рассмеялись, и мне стало легче. Это похоже на смех на похоронах, неуместный, но такой необходимый.

— А вот с другими пришлось помучаться. Я бежал к машине, как только звенел последний звонок, и подъезжал к лужайке перед школой как можно ближе. Пары дней было достаточно, чтобы прослушать записи. Поэтому, зная, кому сейчас должны достаться кассеты, я ждал пока он, или она, выйдет из школы, после чего приветственно махал ему рукой и звал по имени.

— А потом ты просто спрашивал, получили ли они записи?

— Нет. Они бы стали все отрицать, согласен? Поэтому я брал кассету и предлагал им сесть в машину, чтобы послушать новую очень крутую песню. Каждый раз я ждал, как они отреагируют.

— И тогда ты включал одну из записей Ханны?

— Нет. Если они не убегали, то я просто ставил какую-то музыку, — объясняет он. — Первую, что попадалась под руку. А они сидели рядом и думали, какого черта мы слушаем эту ерунду. Но если я оказывался прав, то они сидели со стеклянными глазами, явно думая о чем-то другом.

— Почему же она выбрала тебя? Почему отдала тебе второй экземпляр своей исповеди?

— Не знаю, — отвечает он. — Единственная мысль, которая приходит мне в голову, — потому что я дал ей диктофон. Она думала, что я смогу остаться вне этой истории.

— Тебя нет в списке, но ты все равно один из нас.

— Мне нужно ехать. — Он смотрит в лобовое стекло и потирает руль.

— Я не хотел тебя обидеть. Честно.

— Знаю. Но уже поздно, папа начнет беспокоиться, не сломалась ли у меня машина.

— Что, не хочешь, чтобы он опять ковырялся под капотом? — Открываю дверь, а затем кое-что вспоминаю, прежде чем уйти. — Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал. Можешь поздороваться с мамой?

— Не вопрос.

Просматриваю в телефоне последние вызовы и набираю мамин номер.

— Клэй?

— Привет, мам.

— Клэй, ты где? — Ее голос звучит рассерженно.

— Я не сказал, что, возможно, задержусь.

— Помню. Просто думала, что ты позвонишь раньше.

— Прости, у меня еще есть дела. Скорее всего, придется остаться ночевать у Тони.

Передаю ему трубку.

— Здравствуйте, миссис Дженсен.

Она спрашивает, не пил ли я.

— Нет, мэм. Клянусь.

— Ну, хорошо. Вы же готовите какую-то работу по истории, так?

Я вздрогнул.

— Угу.

Я сказал, что зайду домой перед школой, чтобы переодеться и взять учебники, после чего мы попрощались.

— Где ты собираешься остаться? — спрашивает Тони.

— Не знаю. Может, вернусь домой. Я просто не хочу, чтобы она переживала, если я все-таки не приду.

Тони поворачивает ключ, машина заводится, и он включает фары.

— Хочешь, чтобы я тебя куда-нибудь подвез?

— На этих пленках я здесь. — Я держусь за дверцу и киваю в сторону дома. — Но в любом случае спасибо.

Он опять смотрит прямо перед собой, на дорогу.

— Спасибо тебе, — вместо прощания говорю я.

Я ему благодарен не только за то, что он вот так ездил со мной, а за нечто большее: за то, как он отреагировал, когда я расплакался, как пытался меня рассмешить в самую жуткую ночь в моей жизни.

Приятно осознавать, что кто-то понимает, что я слушаю, через что я сейчас прохожу. И мне становится не так страшно слушать дальше.

Выбираюсь из машины и захлопываю дверцу.

Тони уезжает.

Я нажимаю кнопку «Проигрывать».

Все на вечеринку! Но не расслабляйтесь, нам уже скоро уходить.

Отъехав вперед, машина Тони притормаживает на перекрестке и сворачивает налево, пропадая из вида.

Если бы время было связующим звеном между вашими историями, то эта вечеринка стала бы местом, где они все завязались в узел — и он становится все туже и туже.

Когда мы с Джастином закончили этот неприятный разговор, я вернулась на вечеринку. Меня шатало, но не из-за алкоголя, а от того, невольным свидетелем чего я стала.

Сижу на обочине в нескольких метрах от того места, где я вышел из «Мустанга» Тони. Если сейчас кто-нибудь, кто живет в этом доме, а я не знаю, у кого была вечеринка, выйдет и попросит меня уйти, то я буду только рад. Хоть бы так и было.

Я присела на стул перед пианино.

Как же мне хотелось уйти, но куда? Я не могла идти домой. Может, позже. Но куда бы я ни отправилась, я бы не смогла туда добраться — я была слишком слаба. Единственное, о чем я мечтала, так это выбраться из этого дома и ни о чем и ни о ком не думать.