Шрифт:
— В два, так в два, — согласился Алистан. — Дядька, распределяй ребят на два захода.
— Лодки, — буркнул Халлас, опасливо посматривая в сторону парома. Ненавижу лодки!
Лицо гнома было цвета нежной весенней зелени.
— Да ладно тебе, Халлас, — усмехнулся Арнх, звеня кольчугой. — Гляди, волн нету, вода гладкая, переплывешь, и ничего с тобой не случится.
— Вот только как начнет качать паром вве-е-рх вн-и-и-з, в-верх, вн-и-из, так ты и узнаешь, какой у нашего мотыжника желудок, — усмехнулся Делер.
— Заткнись, тыква! — сглотнул Халлас, со страхом смотря на реку. — И без тебя тошно!
— Ну так иди в кустики, чтобы народ не смущать, и поблюй, посоветовал добрый карлик.
Халлас застонал и сжал рукоять боевой мотыги.
— А ты песенку пой, — предложил гному Кли-кли. — Мне помогает.
— Правда? — В глазах у гнома сквозило недоверие вперемешку с надеждой. — А чего петь-то?
— Ну, спой "Молотом по топору". Или "Песнь безумных руд окопов". Делер хлопнул по спине Халласа. — Прошу на борт!
Гном сглотнул, позеленел еще сильнее, в сотый раз сообщил всем, что он ненавидит лодки, и шагнул на паром.
— Кли-кли, давай, — мотнул седой головой Дядька.
— Ну уж дудки! Я с Гарретом поплыву!
— Твое дело, тогда Фонарщик. Все, отчаливайте, мы следующие!
— Навались, ребятушки! — крикнул паромщик со своего места.
Работники налегли на барабан, зазвенела выбираемая цепь, и паром поплыл к противоположному берегу.
Здесь, на берегу, остались я, Кли-кли, Дядька, Арнх и Угорь вместе с вьючными лошадями. Второй раз парням паромщика не придется так налегать на рукояти барабана.
К этому времени паром преодолел четверть пути, и безмолвную утреннюю тишину нарушило пение Халласа. Я не завидовал тем, кто сейчас был на пароме — певец из гнома, как из меня фея с крылышками. Халлас орал во всю глотку, фальшивя и завывая так, что его песня была слышна даже в Болтнике. Жители городка вряд ли скажут гному спасибо за такое чудесное утреннее пробуждение.
— Во распелся-то, — хмыкнул Арнх, закидывая ножны с мечом себе за спину. К неизменной кольчуге прибавилась кожаная куртка с нашитыми на нее пластинками, поножи, наручи и кольчужные перчатки. Арнх поймал мой озадаченный взгляд. — Пограничное королевство близко, надо вернуться на родину во всеоружии.
— До Пограничного королевства двухнедельный переход…
— Ну и что?
Х'сан'кор поймет этих жителей Пограничного королевства. Их мясом не корми, дай только напялить на себя побольше железа. Близость к восточным лесам Заграбы — владениям Первых — творит с людьми довольно странные штуки.
Между тем Халлас не успокаивался и надрывался за двоих, грозясь перепугать всю округу.
Безусый иль немолодой, Мальчишка иль старик седой, Коль дух твой молод! Зимой и в летнюю пору Услышишь, как по топору Ударит молот! В тот час, когда замолкнет хор Лесов, что у подножья гор, В безмолвном страхе! И из могил со всех концов Восстанут сотни мертвецов В могильном прахе! И обнажится кость земли, Что не увидишь ты в пыли, И реки — вены! В один удар, в один напор, Пронзят беззвучно сердце гор, Ломая стены! Под этот битвы страшный шум Войдут без страха и без дум Армады мертвых! Их встретят тысячи бойцов Цвет бородатых молодцов, На руку твердых! Сойдутся в схватке щит на щит Так, что и сталь там затрещит И меч согнется! И дрогнет нежити стена, Враз побелев, как седина, И распадется! Те ж, что останутся стоять, В себе не в силах удержать Безумья волны! Вновь, распалясь, промеж собой, Учинят снова этот бой, Бессилья полный! И оросится борода Предсмертной кровью, что всегда Пыл остужает! Гуляет бойко меж голов Спор молотов, стук топоров, Род освежая! Старуха-смерть, в конце концов, Обрядит бережно бойцов В могильный холод! В мороз и в страшную жару Мы ждем, когда по топору Ударит молот! [74]74
Стихи Михаила Федорова — Примеч. автора
Три раза Халлас не успевал закончить куплет и перегибался через борт парома, извергая утренний завтрак в воду.
— Эк его разобрало-то, беднягу! — сочувственно вздохнул Дядька.
Паром между тем ткнулся в берег, и маленькие фигурки людей, в которых я едва различал своих спутников, стали выводить лошадей. Одна из фигурок упала на берег, да так и осталась лежать. Кажется, это был Халлас.
Паром двинулся в обратном направлении.
— Готовимся. Арнх, подводи лошадей.
— Гаррет, а Гаррет! Ты меня за руку будешь держать?
— Кли-кли, тебе опять неймется?
— Да нет, я серьезно! Я плавать не умею! А вдруг упаду?!
— Сядешь на середине парома и ничего страшного не случится, — успокоил я его, так и не поняв, то ли гоблин задумал очередную каверзу, то ли он действительно не умеет плавать.
— Я боюсь, — совершенно искренне шмыгнул носом Кли-кли.
Паром между тем набирал скорость, и через десять минут мы уже заводили на него оставшихся лошадей. Лошади не сопротивлялись. Перспектива прокатиться по речке их нисколько не пугала. Животные встали в специально сделанные для них на пароме стойла, и Дядька дал понять паромщику, что мы готовы отправляться.
— Навались!
Детинушки ухнули, барабан заскрипел, и мы поплыли.
О борта парома тихонько плескалась вода, доски пахли ряской и рыбой. Ивы на берегу постепенно отдалялись от нас.
— Кли-кли, что ты делаешь? — спросил я у гоблина, который свесил за борт ноги и полоскал их в воде.
— Чего делаю? Пытаюсь преодолеть свой страх перед водной стихией.
— Смотри, плюхнешься.
— Ты поймаешь, — беззаботно ухмыльнулся он.
Я сел с ним рядом и стал наблюдать, как медленно, но верно приближается к нам противоположный берег. На середине реки дул ветер, и паром стало плавно покачивать на незнамо откуда появившихся волнах.