Посмотрите!

Весьма необычайным образом мне удалось проделать путь от себялюбия к Себялюбию, с коротким периодом самоотверженности между. Если точнее, самоотверженность продолжается, однако часто она уходит на задний план, в качестве фундамента для этого бескрайнего пространства, которым, как выяснилось, я являюсь. И как ни странно – как ни удивительно – я вижу связь между этими двумя. Тот, Кто Я в качестве Ничто возникает вместе с Тем, Кто Я в качестве Всего в виде альянса Любви. Как такое возможно, если я ясно вижу, что в качестве Ничто и Всего я единичен (и даже не «единичен»); что нет никакого «другого», с которым можно быть в каких-либо отношениях?

У меня нет ответа на этот вопрос. Я могу лишь сказать, что движение очевидно происходит и что это движение определяет то, что я называю «отношениями» между моей недвижимой Сердцевиной и активной Периферией, между тем, Кто Я, и тем, Кто Я такой. Я танцую Сам с Собой и понятия не имею, как и зачем.

Таким образом, я безнадежно Себялюбив. Все, что Я делаю, Я делаю с Собой и для Себя. Я вижу только Себя и разговариваю только с Собой; все, что я слышу, до чего дотрагиваюсь и что я пробую на вкус, есть не кто иной, как Тот, Кто Я. Это нелепо, но куда бы я ни отправился, я путешествую через Себя и возвращаюсь точно туда, откуда и начинал свой путь, то есть Сюда. Может ли что-нибудь еще быть столь же смешным!

Да, будучи добрым малым, я смешу Самого Себя до упаду, увлеченный этой невероятно забавной игрой в прятки, в которой негде прятаться и некого искать. А бывает, я внезапно лью слезы из-за соседа, который о чем-то горюет, или из-за чьей-то трагедии, произошедшей в моих отдаленных областях и принесенной Домой электронными средствами связи. Я двигаюсь, перемещаюсь, Я постоянно являюсь Вместимостью для множества Моих ликов. Я – и представление, и все актеры. Я возникаю в отношениях, ибо Я – Человек и Человечество, Клетка и Жизнь, Молекула и Земля, Атом и Солнце, Кварк и Галактика, вместительное Ничто и Все Всего. Всегда, всегда Я – эта Пустотность-Наполненность в их вечном союзе, наивысшая Пара из всех Моих пар, всегда и никогда. Я – это вы.

Весной 2003 г. я получил статью, написанную человеком, который провел в тюрьме более двадцати лет. Джей Амбершел прочитал эссе одного моего друга, философа и духовного учителя Дугласа Хардинга, и, следуя его инструкциям, увидел, Кто Он Есть на самом деле. (Хардинг, скончавшийся в 2007 г. за месяц до своего 98-летия, – автор многих книг, в том числе и ставшей классикой «Жизни без головы», впервые опубликованной в 1961 г. – книги о его собственном духовном пробуждении.)

Я должен был в том году проводить семинары на тему безголовости недалеко от того места, где находился Амбершел, и мне пришла в голову идея навестить его в тюрьме.

Вслед за этой мыслью пришла другая: «Ты, наверное, спятил, Ричард, – думаешь поехать в эту незнакомую тюрьму в другой стране, чтобы увидеться с человеком, с которым ты не знаком. Оставь эту затею!»

Но через секунду я вспомнил отрывок, написанный Жаном Пьером де Коссадом, французским иезуитом восемнадцатого века, чье собрание писем и эссе «Отдача себя божественному провидению» – одна из моих любимых книг. Дуглас Хардинг впервые познакомил меня с работами Коссада еще в начале 1970-х, и на протяжении всех этих лет мы часто о нем говорили. Я вспомнил абзац, в котором Коссад призывал читателя серьезно относиться к явно необычным мыслям, которые время от времени приходят в голову, доверять им и действовать в соответствии с ними. Эта мысль как раз такой и казалась. Я почувствовал, что должен ее осуществить.

Я узнал номер телефона «исправительного учреждения» Амбершела в справочной службе и, немного волнуясь, позвонил. Поговорив с несколькими людьми, я наконец связался с нужным инспектором и сообщил ему свой номер паспорта и другие детали – в целях безопасности. Из разговора я узнал, что смогу посетить его только в выходные, и, меняя на ходу свое расписание, назначил дату и время посещения Амбершела.

В конце августа я прилетел в ближайший к месту заключения город, взял напрокат машину, три часа ехал по незнакомой местности и прибыл к приемной тюрьмы после обеда. Меня попросили отнести все содержимое моих карманов обратно в машину. Все, что я мог взять с собой, – это пластиковую карточку, выданную мне в приемной, чтобы я мог купить себе в тюрьме попить; документ, дающий мне право на посещение заключенного, и круглый металлический номерок, на который я обменял ключи от своей машины. После короткого ожидания меня и нескольких других посетителей подвезли на автобусе к одному из тюремных корпусов. Зарегистрировавшись, я прошел две раздвижные двери – первая за мной запиралась, прежде чем открывалась другая, – и оказался в так называемом «кафетерии». Здесь были десятки маленьких столиков, где заключенные – только мужчины, одетые в зеленые одежды, – сидели со своими друзьями или родственниками. Вдоль одной стены стояли автоматы по продаже газировки. Я подошел к столику, за которым сидели две женщины – тюремные надзиратели, наблюдающие за происходящим, – и представился. Они направили меня к пронумерованному столику, за которым я и стал ждать, пока Джея Амбершела вызовут из камеры.

Я ждал около четверти часа. Вокруг было странное зрелище – по крайней мере, для меня. Заключенные сидели вместе со своими женами, подругами, матерями, отцами, детьми; болтали, пили газировку, играли в карты. Я смотрел и не мог представить себе, какие чувства бушуют у них внутри. Там находилось около тридцати или более человек. В дальнем конце комнаты была металлическая дверь, которая, как я понял, вела в другую часть тюрьмы. Время от времени через эту дверь в «кафетерий» входил заключенный, и я присматривался, не это ли Джей Амбершел? Несколько раз это оказывался не он, – эти мужчины не обращали на меня никакого внимания и направлялись к другим посетителям за другими столиками. Должен признаться, что пару раз я испытал облегчение, убедившись, что это не Амбершел, чувствуя между этими людьми и собой серьезные расхождения во взглядах. Но кто знает? Это были поверхностные первые впечатления. Я осознал, что осуждаю других, и попытался расслабиться, готовясь к тому, чтобы встретиться с кем угодно, с тем, кто сядет рядом со мной. И тут вошел еще один человек, переговорил с двумя тюремными надзирателями, посмотрел в направлении моего столика и подошел ко мне. Это был Джей.

Он мне сразу понравился. Ему было около шестидесяти лет, у него были седые волосы и доброе, открытое лицо. Я встал, пожал ему руку, и мы сели за маленький квадратный столик.

Сначала поболтали о том о сем, но уже скоро перешли к тому, что действительно интересовало нас обоих, – к Тому, Кто Мы на самом деле.

Я спросил, как долго он пробудет в тюрьме. «Наверное, до конца своей жизни», – ответил он. Однако на протяжении всей нашей встречи я не заметил в нем ни намека на жалость к себе. На самом деле было верно прямо противоположное – я ощущал в нем тихую радость и покой.