– Случайно по делам, – расплывчато, но многозначительно ответил Габиани. – Долго думал, кто мне помочь сможет. И никого, кроме тебя, вспомнить не смог. К одному, к другому обратился, но с трудом нашел-таки твой адрес. Забрался ты в такую глушь…

– Для того и забирался, чтобы подумать можно было в одиночестве и без суеты о своей жизни. Чтобы не мешал никто, – сказал Кольчугин и тут же спохватился, опасаясь, что своими словами обескуражит гостя, которому требуется помощь не спящего спокойного пенсионера, а наверняка человека действенного и с боевой подготовкой, и этим оттолкнет от себя раньше времени, не успев ничего узнать. – Но честно признаюсь, общества мне часто не хватает. Тоска нападает, что-то срочно делать хочется.

Вообще-то это было неправдой. Своей отрешенностью от суетливого внешнего мира Давид Вениаминович нисколько не тяготился. И даже не потому, что всегда был человеком самодостаточным, а просто ему нравился такой ритм жизни, резко контрастирующий со всем предыдущим.

– Тогда, боюсь, мои надежды на твою помощь могут оказаться пустыми, – вздохнул Габиани.

– Ты рассказывай, а потом решим, что пустое, а что можно и обсудить. Я в помощи посторонним никогда не отказывал. А уж друзьям тем более. А я так понял, тебе помощь нужна, если уж до меня добрался, серьезная. Давай обо всем по порядку. Для начала скажи, откуда пожаловал.

– Сейчас с Украины. Еще одного старого друга найти хотел, но не успел. Умер месяц назад.

– Кто?

– Подполковник Дерибатько.

– Петро Лексеевич?

– Он самый. Ты его разве знал? Он не из нашей бригады.

– Знавал. Жалко человека. Хороший воин был.

– Мы с ним вместе в Афгане служили. Лейтенантами.

Давид Вениаминович закивал головой, соглашаясь со старой истиной, что никому не миновать уготованной для всех участи перехода в мир иной.

– Что с ним случилось?

– С кем-то не поладил. С какими-то политическими бандитами. Застрелили. Украинская политика – дело даже более крутое, чем политика грузинская. Там разговор короткий. Раз – и нет головы у человека. Однако не наше дело политика. Не надо ему было в это грязное болото соваться. Шел по улице, из проходящей автомашины – автоматная очередь. Три пули в голову. И вся политика…

Кольчугин плечами пожал, не высказывая своего отношения к этому вопросу.

– А на Украину прямиком из Грузии приехал, – продолжил Габиани. – Как там твоя родня у нас поживает? Давно не виделся?

– Лет двадцать. Раньше переписывались. Сейчас как-то и переписка прекратилась. Звонили как-то, на похороны звали. Тетка умерла. Но пока меня нашли, поздно было уже ехать. Без меня похоронили. Только послал соболезнования.

– А жена-то как? Марина, если мне память не изменяет.

– Мария. Она сейчас в монастыре. Пока послушницей. Надеется на постриг.

– Значит, ты один…

– С Валдаем.

– А сыновья где?

– Служат. Старший прошлым летом приезжал. Младший выбраться не может. Добираться дольше, чем отдыхать. Он на Камчатке. Погранец. Не каждый год «на материк», как они говорят, выбирается…

– А старший где?

– Миротворческий контингент. В Южной Осетии.

Кольчугин предполагал, что такое сообщение может не понравиться даже отставному полковнику грузинских вооруженных сил, тем не менее не посчитал нужным скрывать. Тем более, подозревал, что Анзор Георгиевич это может и знать. Если Габиани ехал с определенной целью, то вполне мог к поездке подготовиться основательно и навести соответствующие справки. Хотя бы для того, чтобы не совершить в беседе очевидного «прокола».

– Рядом с нами, – Габиани не сказал «у нас», хотя в Грузии по-прежнему считают Южную Осетию своей. Видимо, не хотел обострять отношения в момент, когда собирался попросить помощи. – Тоже грузинские корни чувствует? Или нет?

– Я за него не решаю и не знаю, что он чувствует.

Грузинские корни Кольчугина сводились к национальности его матери Мзии Автандиловны, которая с самого детства воспитывала в троих своих детях, двух дочерях и сыне, любовь к горам Грузии, к ее культуре и народу. Еще в советские времена Давид Вениаминович раз десять ездил отдыхать в Грузию к родственникам матери. Сначала вместе с самой Мзией Автандиловной, после ее смерти и со своей семьей, однако поездки прекратились после того, как стали опасными. Подполковник Кольчугин участвовал в составе российского спецназа при штурме дворца президента Гамсахурдиа и во время приведения к власти президента Шеварднадзе, и его участие каким-то образом стало известно современным грузинским спецслужбам. По крайней мере, родственников Давида Вениаминовича в связи с этой информацией многократно вызывали на допросы. При нынешнем грузинском режиме такие вещи могли не простить.

Знал об этой грузинской командировке Анзор Георгиевич Габиани или не знал, сказать было сложно. Скорее всего, не знал, иначе, вероятно, и не поехал бы к Кольчугину. Хотя дать на этот вопрос однозначный ответ было практически невозможно.

Габиани пил чай маленькими глотками, пил без сахара, со сладким печеньем.

– Ты в отставку, кажется, майором вышел?

– Из Российской армии ушел майором. В грузинскую пришел сразу подполковником. С таким условием и пригласили. Потом и до полковника дослужился. Пока из армии не попросили.