Шрифт:
— Акива, — тихо сказала она, при этом голос ее уже звучал не испуганно, а глубоко, и страстно, и нежно. — Что происходит?
Ее руки поползли вверх по его плечам, шее, суровому и ровному подбородку, потом коснулись губ, таких мягких. Губы дрожали.
— Акива, — повторяла она. — Акива. Акива.
Казалось, она просила: «Достаточно. Хватит притворяться».
И, содрогнувшись, он повиновался. Опустил голову, прижался лбом к ее согретому солнцем лбу. Обнял ее, притянул к себе. Они были как две сложенные вместе спички, чиркнув которыми, можно зажечь звездный свет. Вздохнув, Кэроу успокоилась и растаяла в его объятиях. Она прижималась щекой к его колючей шее, а он ощущал собственной щекой идеальную гладкость ее волос. Они простояли так долго, не шелохнувшись, зато их кровь, и нервы, и бабочки внутри них буйствовали — оживленно, бодро звенели, слагая бурные и прекрасные мелодии, совпадающие в каждой ноте.
Счастливая косточка, маленькая, но острая, была между ними.
42
Пыл, и острота, и всеохватность чувств
— Сюда. — Кэроу указала на небесно-голубую дверь в пыльной стене.
Их пальцы были переплетены. Шагая по медине, Кэроу чувствовала себя словно плывущей по волнам. Они шли медленно, останавливались посмотреть на работу ткача, поглазеть на щенков в корзинке, потрогать острия фигурных кинжалов — все, что угодно, лишь бы не спешить.
Однако, как бы они ни медлили, все равно в конце концов пришли. Акива проследовал за Кэроу по темному проходу, откуда они попали в залитый светом внутренний дворик, тайный мирок, открытый лишь небу. В центре обсаженного финиковыми пальмами и облицованного мелкой плиткой двора бил фонтан. Балкон опоясывал второй этаж по всему периметру. Комната Кэроу с высоким бревенчатым потолком, в которую вела винтовая лестница, по размерам превосходила ее пражскую квартиру. Стены матово-красные, отделанные марокканской штукатуркой, на кровати — одеяло из берберской шерсти с вытканным тайным посланием на языке символов.
Акива закрыл дверь и выпустил руку Кэроу. Настал момент разломить косточку.
Вот и все.
Вот и все.
Акива отошел к окну, отбросил волосы назад, проведя сквозь них пальцами, — этот жест уже стал ей знакомым — затем посмотрел на нее.
— Ты готова, Кэроу?
Нет.
Она была не готова. Внезапно ее охватила паника — в груди словно захлопали крылья.
— Давай подождем, — сказала она с напускной легкостью. — Все равно полетим только после того, как наступят сумерки.
После захода солнца они собирались найти Разгута и под покровом темноты добраться с ним до портала.
Акива сделал несколько нерешительных шагов в ее сторону и остановился вне досягаемости.
— Мы можем подождать, — согласился он, и даже как будто обрадовался. А потом очень мягко добавил: — Но легче не станет.
— Ведь ты рассказал бы, если бы знал обо мне нечто ужасное?
Он подошел ближе и медленно погладил ее волосы. Она по-кошачьи прогнулась от его прикосновения.
— Не нужно бояться, Кэроу. Ведь это ты. А ты — прекрасна.
Робкая улыбка тронула ее губы. Она вздохнула и сказала с облегчением:
— Ладно. Мне… присесть?
— Если хочешь.
Она подошла к кровати, забралась на середину, поджала под себя ноги и расправила на коленях оранжевое платье, которое купила на базаре в ожидании встречи с Акивой. Для путешествия она тоже подобрала наряд, более практичный. Теперь одежда, как и другие принадлежности, которые пришлось приобрести из-за столь внезапного отъезда из Праги, были упакованы в новую сумку. Она обрадовалась, что Акива привез ножи, но боялась, что когда-нибудь они ей понадобятся.
Он сел лицом к ней, вытянув ноги, наклонив вперед плечи, словно подчеркивая их ширину.
В это мгновение Кэроу вновь ощутила проблеск воспоминания, поверхность времени словно лопнула, и она увидела его, сидящего вот так же, с опущенными и расслабленными плечами, но… плечи были оголены, как и смуглая мускулистая грудь; правое плечо — сплошной рубец из шрамов. Вновь на его лице была улыбка, от ее красоты щемило сердце. Через миг видение пропало.
Кэроу моргнула, наклонила голову и пробормотала:
— О.
— Что? — спросил Акива.
— Иногда мне кажется, что я вижу тебя в другом времени… Не знаю. — Она потрясла головой, чтобы избавиться от видения. — Твое плечо… Что с ним?
Он дотронулся до плеча и внимательно посмотрел на нее.
— Что ты видела?
Она покраснела. В то мгновение в нем, сидящем без рубашки, счастливом, было нечто необыкновенно чувственное.
— Ты… улыбался, — только и произнесла она. — Никогда не видела у тебя такой улыбки.