Так вот почему он такой загорелый.

– Вероятно, мы можем исключить тех, кто перешел в другие доминиканские монастыри. А как насчет молодых людей, которые вообще ушли из ордена за последние десять лет? Вы не могли бы разузнать, не получал ли кто-нибудь из них наследства?

Пелли презрительно пожал плечами:

– Могу, но мне крайне неприятно это делать. Стефан сказал вам: некоторые юноши обнаруживают, что монастырская жизнь их не устраивает. Обычно это происходит не из-за недостатка роскоши. Дело в том, что мы тщательно просеиваем кандидатов, прежде чем они становятся новообращенными. Думаю, мы бы заметили склонность к воровству.

В этот момент к нам присоединился отец Кэрролл. Трапезная опустела. Группа молодых людей стояла, беседуя, в дверях, кое-кто посматривал на меня. Настоятель повернулся к братьям, медлившим за нашим столом:

– Разве у вас нет экзаменов на следующей неделе? Может, вам лучше позаниматься?

Те, несколько пристыженные, поднялись, и Кэрролл сел на одно из опустевших мест.

– Ну как успехи?

Пелли нахмурился:

– Мы выслушали дикие обвинения в адрес церкви в целом и выдержали яростную атаку, в частности, на молодых людей, которые покинули орден за последние десять лет. Не того я ожидал от девушки-католички.

Я развела руками:

– Ко мне это не относится, отец Пелли. Я не девушка и не католичка... Мы действительно зашли в тупик. Мне придется поговорить с Дереком Хэтфилдом, не скажет ли он, какие соображения имеет ФБР на этот счет. Вам надо найти человека, имеющего тайный счет в банке. Может быть, это окажется один из братьев ордена, а может, моя тетя. Хотя если она и украла деньги, то, конечно, не для себя. Она живет очень скромно. Но, возможно, она увлечена чем-то, мне неизвестным, для чего и понадобились эти деньги. Что, кстати, можно сказать и о любом из вас.

Роза в роли Торквемады [1] – эта мысль доставила мне удовольствие, но никаких реальных доказательств подобной версии не было. Трудно представить, чтобы она испытывала к кому-то или чему-либо даже простую симпатию, а уж пойти на воровство...

– Как финансовый поверенный, отец Пелли, вы, вероятно, знаете, проверялись ли когда-нибудь эти акции на подлинность. Если нет, то, возможно, вы просто получили фальшивки.

Пелли покачал головой:

– Нам никогда это не приходило в голову. Не знаю, может, мы слишком далеки от светской жизни и потому не умеем обращаться с ценностями, но, кажется, никто из нас ничего подобного не делал.

– Возможно, – согласилась я и задала еще несколько вопросов Пелли и Яблонски, но они мало чем помогли. Пелли продолжал злиться на меня по поводу церкви и политики. А после того как я увеличила степень своей греховности, отказавшись от звания католической девушки, его ответы стали просто ледяными. Даже Яблонски не выдержал:

– Почему ты так придирчив к мисс Варшавски, Гас? Ну что из того, что она не католичка? То же самое можно сказать о восьмидесяти процентах населения мира. Это должно развивать в нас большую терпимость, вот и все.

Пелли окинул его ледяным взглядом, а Кэрролл сказал:

– Оставим критику до собрания ордена, Стефан.

– Простите, если я показался грубым, мисс Варшавски, – произнес Пелли. – Но это дело очень беспокоит меня, особенно потому, что я восемь лет был финансовым поверенным. И боюсь, мой опыт работы в Центральной Америке делает меня слишком чувствительным к критике в адрес церкви и к разговорам о политике.

Я помолчала некоторое время, потом сказала:

– Мне кажется, я не совсем понимаю вас.

Опять вмешался Кэрролл:

– Двое наших проповедников были застрелены в Эль-Сальвадоре прошлой весной – правительство заподозрило их в повстанческой деятельности.

Я ничего не ответила. Защищала ли церковь бедных, как в Эль-Сальвадоре, или поддерживала правительство, как в Испании, с моей точки зрения, она все же сидела по шею в политике. Но было бы невежливо продолжать спор.

Однако Яблонски был другого мнения:

– Ерунда, Гас, и ты это знаешь. Ты расстроен только потому, что не смог встретиться с правительством. Но если твои друзья пойдут своим путем, ты понимаешь, что у монастыря в Сан-Томасе появятся очень влиятельные союзники. – Он обратился ко мне: – Это беда таких людей, как вы и Гас, мисс Варшавски. Когда церковь на вашей стороне, борется ли она с расизмом или с бедностью, она считается милосердной, а не политизированной. Но если она расходится с вами во мнениях, тогда она куплена политиками и ни на что не годится.

– Думается, мы ушли далеко от того дела, которое привело мисс Варшавски в эти стены, – заметил Кэрролл. – Стефан, я понимаю, что мы, доминиканцы, прежде всего проповедники, но проповедовать гостю за ленчем, даже таким скудным, как этот, выходит за рамки гостеприимства.

Мы поднялись следом за ним. Выходя из трапезной, Яблонски произнес:

– Не принимайте мои слова близко к сердцу, мисс Варшавски. Я люблю поспорить. Простите, если я нарушил правила гостеприимства.

К своему удивлению, я улыбнулась ему: