Из всех наблюдений за жизнью анархистских групп в Москве Махно сделал весьма серьезный и далеко идущий для него самого вывод о том, что деятельность московских анархистов значительно отличается от того, что делали в Гуляй-Поле его единомышленники.

Если в центре анархисты были не в состоянии существенно повлиять на ход революционных событий, то на Украине такая возможность была. И упускать ее Махно, конечно, не хотел.

Более или менее отрадное впечатление оставило у Махно посещение П. А. Кропоткина в Москве, за несколько дней до его переезда в Дмитров.

«Он принял меня нежно, — вспоминал Махно, — как еще не принимал никто. На все поставленные мной ему вопросы я получил удовлетворительные ответы. Когда я попросил у него совета насчет моего намерения пробраться на Украину для революционной деятельности среди крестьян, он категорически отказался советовать мне, заявив: «Этот вопрос связан с большим риском для вашей, товарищ, жизни, и только вы сами можете правильно его разрешить». Лишь во время прощания он сказал мне: «Нужно помнить, дорогой товарищ, что борьба не знает сентиментальностей. Самоотверженность, твердость духа и воли на пути к намеченной цели побеждает все…» Эти слова Петра Алексеевича я всегда помнил и помню. И когда нашим товарищам удастся полностью ознакомиться с моей деятельностью в русской революции на Украине, а затем в самостоятельной украинской революции, в авангарде которой революционная махновщина играла особо выдающуюся роль, они легко заметят в этой моей деятельности черты самоотверженности, твердости духа и воли, о которых говорил мне Петр Алексеевич. Я хотел бы, чтобы этот завет помог им воспитать эти черты характера и в самих себе».

Когда говорят о колебаниях Махно в годы гражданской войны между анархизмом и большевизмом и допускают мысль о том, что он вполне мог стать большевиком, необходимо учитывать эти признания самого Махно, относящиеся к маю — июню 1918 г. И ранее и тогда он был горячим сторонником анархизма. Для большей убедительности такого соображения приведем еще некоторые факты.

Перед тем как уехать из Москвы на Украину, Махно пожелал встретиться с В. И. Лениным и Я. М. Свердловым для того, чтобы узнать из первых источников, что хотят сделать большевики с Россией. Махно описывает, как он свободно, без всяких препятствий, встретился с Я. М. Свердловым: «Это напомнило мне легенду и контрреволюционеров, и революционеров, и даже моих друзей — противников политки Ленина, Свердлова и Троцкого, распускавших слухи, что к этим своего рода земным богам добраться недоступно. Они окружены, дескать, большой охраной, начальники которой на свое лишь усмотрение допускают к ним посетителей, и, следовательно, простым смертным, к богам этим не дойти. Теперь я остро почувствовал вздорность этих слухов».

Свердлов принял его доброжелательно. После того как Махно объяснил ему цель прихода и изложил свое намерение уехать на Украину для борьбы с оккупантами и контрреволюционерами, Яков Михайлович спросил Махно, к какой партии тот принадлежит. При этом Махно заметил, что Свердлов, задавая этот вопрос, несколько смутился.

«Извинение его показалось настолько искренним, что я почувствовал себя нехорошо и без всяких дальнейших колебаний заявил ему, что я — анархист-коммунист бакунинско-кропоткинского толка.

— Да какой же вы анархист-коммунист, когда признаете организацию трудящихся масс и руководство ими в борьбе с властью капитала?! Для меня это совсем непонятно! — воскликнул Свердлов, товарищески улыбаясь…

Я ответил коротко:

— Анархизм, — сказал я ему, — идеал слишком реальный, чтобы не понимать современности и тех событий, в которых так или иначе участие его носителей заметно, чтобы не учесть того, куда ему нужно направить свои действия и с помощью каких средств…»

После непродолжительного разговора Я. М. Свердлов по просьбе Махно провел его к В. И. Ленину. Между ними состоялся разговор о месте и роли анархистов в революции. Этот разговор Н. Махно записал так:

«Ленин, обращаясь к Свердлову, говорит:

— Анархисты всегда самоотверженны, идут на всякие жертвы, но близорукие фанатики пропускают настоящее для отдаленного будущего…

И тут же просит меня не принимать это на свой счет, говоря:

— Вас, товарищ, я считаю человеком реальности и кипучей злобы дня. Если бы таких анархистов-коммунистов была бы одна треть в России, то мы, коммунисты, готовы были бы идти с ними на известные условия и совместно работать на пользу свободной организации производителей.

Я лично почувствовал, что начинаю благоволить перед Лениным (видимо, Махно хотел сказать «благоговеть». — В. С.), которого недавно убежденно считал виновником разгрома анархических организаций в Москве… Я выпалил в него словами:

— Анархисты-коммунисты все дорожат революцией и ее достижениями, а это свидетельствовало о том, что они с этой стороны все одинаковы…

— Ну, этого вы нам не говорите, — сказал, смеясь, Ленин. — Мы знаем анархистов не хуже вас. Большинство из них если не ничего, то, во всяком случае, “мало думают о настоящем, а ведь оно так серьезно, что не подумать о нем и не определить своего положительного отношения к нему революционеру больше чем позорно…

Ленин убеждал меня, что из его отношения ко мне я должен заключить, что отношение партии коммунистов к анархистам не так уж враждебно.

— И если нам, — сказал Ленин, — пришлось энергично и без всяких сентиментальных колебаний отобрать у анархистов с Малой Дмитровки особняк, в котором они скрывали всех видных московских и приезжих бандитов, то ответственны за это не мы, а сами анархисты с Малой Дмитровки. Впрочем, мы их теперь уже не беспокоим. Вы, вероятно, знаете: им разрешено занять другое здание, также недалеко от Малой Дмитровки, и они свободно работают».