– Да. Теперь вот гуляет она стадом по всей мирской земле, ей и способно, а как же она будет вертеться на пяти-то десятинах, на особняке-то?

– Зачем вертеться… Да я у тебя же корма сниму… Были бы деньги, а то кормов хватит… Еще повольней мирских.

– Ну, ты, положим, снимешь, а другой кто? Ему, может, не на что снять-то? Василий Мироныч удивленно взглянул на меня.

– Заработает… запашет там, аль еще чего сработает…

– Заработок на другое нужен… А вот на корма-то нету?..

– А кому какое дело? Наживи… Кто не велит… Я ведь нажил, ну и он наживи…

– А может, у него в башке-то поменьше твоего, – нажить-то?.. Иль счастья ему нет…

Василий Мироныч окончательно рассмеялся.

– И вздумал что, Миколай Василич!.. Ах-ха-ха!..

Теперь, по-твоему, выходит, ежели, значит, у тебя есть, а у меня нет, так пополам?.. Ах-ха-ха!.. Ну, шутник!.. – Василий Мироныч даже блюдечко с чаем опустил на стол, чтоб не обжечься. – Это, значит, ты будешь спину мозолить, а я спать до отвалу, и чтоб заработок поровну?… Ай да Миколай Василич, ловок…

Василий Мироныч так непринужденно и добродушно смеялся, что и я не утерпел – тоже засмеялся.

– Ну, вы-ы-думал…

– Постой, постой, Василий Мироныч!.. Погоди смеяться… Ты что это так, задаром, с бухта-барахта нищему подаешь? Может, он спит себе, когда ты ему на краюху хлеба-то вырабатываешь, спину мозолишь?

Василий Мироныч сразу перестал смеяться и отвечал мне уж совершенно серьезно:

– Это особь статья… то – старчик, а то…

– А ты ему что за работник, старчику-то?

– Нет, Миколай Василич, ты не туда ведешь… Ежели я старчику подам, это уж все одно, к примеру, как для души… спaсенье и все такое… Тут совсем иное дело… Так сказать надо – божественное… Мы бога помним, и старчику завсегда с нашим удовольствием… Не разорит… Это ты, Миколай Василич, прямо надо сказать, не к делу…

Василий Мироныч принялся допивать отставленное было блюдечко.

– Теперь я землепашество совсем забросить хочу, Миколай Василич, после продолжительного молчания заговорил он, развязывая кумачный шейный платок и осторожно вешая его на спинку стула, – хочу маслобойку завесть, да свиньенок набрать малость, в корм…

– Что ж, дело хорошее; выйдет ли толк-то? Говорят, с маслом плохие дела стали.

– Это верно, что плохие, – равнодушно проронил Василий Мироныч.

– А как плохие, так зачем же заводить? – удивился я.

Василий Мироныч снисходительно усмехнулся.

– Наше дело-то не тo, Миколай Василич!.. Наше дело маленькое… Ну, а маленькое-то, пожалуй, и пойдет себе…

– Мне кажется, все равно: маленькое оно или большое, масло-то не самому есть… продавать надо, а оно вон дешево!..

– Зачем самим есть… Всего не поешь… – добродушно рассмеялся Василий Мироныч.

Во время смеха у него около глаз показывались мельчайшие морщинки, что производило очень приятное впечатление.

– Ты тaк теперь возьми – семя когда поспевает?

– Ну, известно, поздно.

– Ну, а подат гонят? В одно, почитай, время? Так ли я говорю?.. Значит, деньги мужику надыть… А маслобоек то у нас, вблизу нет, стало быть, сам товар выбирай, сам цену становь… подходит – наш, не гожается вези куда знаешь… А то ишшо как можно пристроить… Ну, известно, не с нашими капиталами. Можно загодя деньги выдавать под сами-то, особливо своим, деревенским…

Я напомнил Василию Миронычу пример соседа-арендатора, который, года три тому назад, завел маслобойню, и, несмотря на выгодную покупку семени, бросил ее, но Василий Мироныч не урезонился, хотя и не усмехнулся на этот раз.

– Это Егор-то Василич?.. Опять – иное дело… Человек он не деревенский, будь я на его месте, и не подумал бы маслобойку заводить… Потому по нонешним временам да ежели в эфтаком деле круг большой, прямо надо сказать – пропaсть!.. А по малости ежели, с осторожною, ну, она и ничего… Вот нашему брату мужику идет… Потому мы в селе… Теперь хошь бы масло. Нешто я повезу в город-то его продавать – своим добром называться, как Егор Василич?.. Я его дома, по селу оченно даже много распущу, масла-то… Знамо – не на деньги, – в долг… А возьму-то опять не деньгами, а либо работой, либо семем, как барышней… А то добром своим кланяться!.. Они, известно, рады прижать нашего брата, купцы-то… Им это на руку…

Василий Мироныч окончательно разгорячился.

– Теперь возьмем Егора Василича… Куда он жмых девал? – Смехота… Коров выдумал кормить, чтоб молока больше давали… А мне что ее, корову-то, раскармливать, коли никакого антересу от эфтого нет?.. Шило на мыло переводить?.. Нет, шалишь! А купи он свинью, да купи-то опять-таки с умом, потрафляй, куда какая идет: коли к немцу, – на круглоту напирай, нужды нет, что невеликонька, в Москву ежели – бери крупную и чтоб не подлыжеватая была, а в Доброе аль в Лебедянь – опять иную… Вот и раскармливай ее, свинью-то! Свинья выручит… особливо по нонешним временам, ишь ее как немцы-то подчишшают, успевай подавать…