В прошлые времена говорили, что любое из наших желаний обязательно может исполниться, нужно только очень сильно захотеть этого. Сегодня модно «посылать свою мысль в космос» и тогда все задуманное осуществиться. Главное, правильно сформулировать собственную мысль, чтобы она не затерялась на космических просторах. Только вот так ли уж надо, чтобы все наши желания осуществлялись?
Глава перваяТы только позови
Парковка в наши дни приобретает характер обреченности: искать место для машины средь бела дня сродни поиску смысла жизни. То есть изначально безнадежное занятие. Но я не сдавалась, медленно двигалась вдоль тротуара и зорким взглядом охотника выискивала хоть какую-нибудь щель для своей кареты. Для моего ненаглядного «Смартика».
В вольном переводе со столь любимого нами теперь английского это означает «умник» или «умница». Англичане, американцы то ж, никогда не забивали себе голову распределением по половому признаку: женский и мужской род у них в языке отсутствует как класс. Удобно — все среднего рода. Но я-то, воспитанная на языково-богатой российской почве, свой обожаемый автомобильчик называла именно Смартиком, категорически считая его мальчиком. Девочка в качестве средства передвижения нравилась мне значительно меньше.
В нашей стране эти автомобили — пока еще экзотика. То, что они занимают на дороге места в четыре раза меньше, чем среднестатистический «Форд», в глазах моих соотечественников скорее недостаток, нежели достоинство. Меня же все это только восхищало: тише едешь, как известно, дальше будешь, а по маневренности «Смартик» почти приближался к велосипеду, что в условиях мегаполиса позволяло все-таки решить массу обычно труднорешаемых проблем.
Вот и сейчас щелка нашлась: обычная машина в такие параметры не вписалась бы никаким боком, а я могла рискнуть. И рискнула. Пожалуй, впервые с тех пор, как я села за руль, мне удалось так лихо припарковаться. Как выяснилось — напрасно: не успела я заглушить мотор, как в лобовое стекло постучал Стас. Мой вечно любимый и вечно чужой мужчина, от которого я регулярно ухожу навсегда, чтобы примчаться на встречу по первому же зову. Мне это не нравится, я с этим борюсь, но почему-то всегда оказываюсь побежденной.
— Привет, красотка, — весело поздоровался он, втискивая свои без малого два метра роста и центнер с лишним живого веса на сиденье рядом со мной. — Подбросишь за три поцелуя?
— Куда едем? — осведомилась я тоном профессионального бомбилы.
— Сначала прямо, а потом — в сторону Каширки.
Я недоверчиво покосилась на своего «неизбежного». В конце Каширского шоссе располагалась моя личная резиденция, и поездка в эту сторону предполагала более или менее долгое общение «тет-а-тет». Обычно. Но от Стаса можно было ожидать чего угодно, так что я на всякий случай уточнила:
— В сторону Каширки или…?
— Или! — хохотнул Стас, ослепляя меня своей совершенно неправдоподобной белозубой улыбкой, наводящей на нехорошую мысль о дорогостоящей металлокерамике.
Мысль эта была не просто нехорошей, она была неправильной. Стас обладал такими зубами кажется с рождения. То есть, по-моему, он просто родился с этой ослепительной улыбкой, не голливудской даже, а какой-то мультяшной. Причем казалось, что зубов у него в два раза больше, чем положено в стандартном комплекте. Завидовать, конечно, дурно, но я завидовала.
— Очень удачно вышло, что ты смогла приехать, — небрежно заметил он. — В контору мне сегодня не надо…
— Сплюнь и постучи, — посоветовала я, осторожно выводя машину на проезжую часть. — Сколько раз уже было «не надо»…
Друг-полицейский — это прямая противоположность любовнику-миллионеру. Денег нет и не будет, материально значимых подарков тоже, ненормированный рабочий день плавно перетекает в ненормированную рабочую ночь, одна машина на двоих с женой. И за что я его люблю? Причем далеко не первый год…
— Я же на похоронах, — укоризненно заметил Стас. — Нужно быть совсем уж бессердечным, чтобы выдергивать меня оттуда. Да и на дворе, слава те Господи, не лихие девяностые годы. Обойдутся без меня. В конце концов, я уже настоящий подполковник, а не какой-то там капитан…
— А где оставлена твоя машина, настоящий подполковник? — вздохнула я. — Про жену даже не спрашиваю. Кстати, кого хоронил-то?
— Тетку моей супруги и хоронил. С отпеванием, все как положено. А когда уже могилку стали зарывать, моей благоверной что-то не понравилось. Пока она не успела закатить полноценную истерику, я быстро наврал ей, что меня вызывают на работу. Она психанула, и умчалась на нашей тачке. А я вот, весь в трауре, позвонил тебе…
Я вздохнула, привычно и безуспешно подавляя ревность. Нет, ей-богу, сумасшедший дом какой-то! Супруга улепетывает от него прямо с кладбища, даже не почтив толком память покойной тетушки, а он тут же звонит подруге: мол, у меня здесь освободилось время вместе со мной, подъезжай, забери меня, расслабимся… Умереть, уснуть и проснуться, рыдая.
— В общем, неинтересно, обычная история, — закончил он.
В его голосе не было ни раздражения, ни недовольства, ни каких-либо затаенных обид или претензий, весьма ожидаемых и обоснованных в этой позиции. Мне даже почудилось некое скрытое восторженное удивление: прежде всего тем очевидным фактом, что провокационная и безнаказанная наглость жены опять сошла ей с рук.
— Ну, и? — спросила я, прикуривая сигарету от автомобильной зажигалки и чувствуя нехорошее опустошение внутри.
На более распространенные фразы я была сейчас не способна, хотя обычно в ответ на подобные рассказы у меня происходит некое извержение словесной лавы, которое затягивает в тягучую, вязкую жижу моего искреннего возмущения чужим эгоизмом, в мысли типа «а вот я бы», и опаляет окружающих брызгами претензий к собственной судьбе. А сегодня я чувствовала только равнодушие и тяжесть на душе, хотя объективных причин для подобного состояния не наблюдалось.