— Не думал, что товарищ Грач у нас такой романтик. Как человек, не прошедший школы революционной борьбы, вы не знаете и даже не представляете себе, что такое ссылка. Это вам не патриархальная жизнь в вашей Старой Рузе. Кроме того, как вы сможете оставить свои исторические изыскания, мы же не будем перевозить туда всю вашу библиотеку. А какая судьба будет уготована досье на товарища Сталина, которое вы так усердно пополняете? И наконец, кто позаботится о вашей внучке, если отец ее, как подручный партии, целиком и без остатка отдан своей работе, которая так нужна нашей партии?

— Мы постараемся перевезти в Москву мать Ларисы Степановны.

— А вот это уже совсем ни к чему. Не надо посвящать мать во все эти дела. Не надо волновать родителей. Желаю успеха.

Звонкая трель телефона встревожила предрассветную тишину сталинской дачи в Кунцеве. Сталин с раздражением взял трубку: кто это посмел тревожить его в такую рань?

— Товарищ Сталин! — Он не сразу узнал голос начальника Генерального штаба Жукова, до такой степени его изменили тревога и волнение, которые тот, как ни старался, не мог скрыть.— В три часа тридцать минут начальник штаба Западного военного округа генерал Климовских доложил о налете немецкой авиации на Минск и другие города Белоруссии. Начальник штаба Киевского военного округа генерал Пуркаев доложил о бомбежке городов Украины. В три часа сорок минут командующий Прибалтийским военным округом генерал Кузнецов доложил о бомбежке Каунаса и других городов.

Сталин ничего не ответил. Он сидел на краю постели в нижнем белье и, несмотря на волевые усилия, никак не мог понять истинного смысла того, о чем ему говорил Жуков.

— Вы меня слышите, товарищ Сталин? — В голосе Жукова сквозило нетерпение.— Вы меня поняли?

Сталин молчал. Как хотелось швырнуть эту ненавистную трубку, послать ко всем чертям этого нахального Жукова, обозвать всех, кто досаждает ему столь неприятными сообщениями, трусами и паникерами, посрывать с них знаки различия как с людей, недостойных их носить, и приказать Берия стереть их всех в лагерную пыль.

— Товарищ Сталин! Вы меня поняли?

— Где нарком? — наконец заставил себя разжать будто спекшиеся намертво губы Сталин.

— Тимошенко здесь. Говорит по ВЧ с Киевом.

— Немедленно приезжайте оба в Кремль. Передайте Поскребышеву, чтобы срочно вызвал всех членов Политбюро.

…Когда Сталин приехал в Кремль, члены Политбюро уже собрались в приемной. Не взглянув на них, Сталин молча, насупившись прошествовал в свой кабинет. Усевшись за стол, он долго смотрел невидящим взглядом в пространство перед собой, потом набил трубку табаком и вызвал Поскребышева.

— Пусть войдут,— не глядя на помощника, проронил он.

Члены Политбюро гуськом прошли через дверь. Впереди шел Молотов, за ним Ворошилов и Каганович, потом все остальные. Переминаясь с ноги на ногу, они стояли у порога, как солдаты, ждущие грозных указаний, боясь взглянуть на своего повелителя.

Наконец Сталин поднял голову от стола и уставился на них в упор тяжелым немигающим взглядом как на людей, виновных в том, что произошло, и ничего не сделавших для того, чтобы предотвратить войну.

— Надо срочно позвонить в германское посольство. Может быть, это провокация немецкого вермахта. Может быть, нас просто хотят прощупать, крепки ли у нас нервы. Надо спросить германского посла, что происходит.— Все это Сталин проговорил глухо, ни к кому конкретно не обращаясь. Его сподвижники напрягли слух, чтобы расслышать то, что он говорит.

— Германский посол уже звонил. Он на пути в Кремль,— поспешно и виновато сказал Молотов.

Сталин слегка кивнул головой, и Молотов, всегда понимавший его с полуслова и точно разгадывавший язык его жестов, тут же вышел из кабинета и отправился к себе.