Мы протягиваем ему руку помощи, но человек может лишь раскрыть свой потенциал, развить то, что в нем заложено. И вот ведь какая штука: мы предлагаем свою похмощь только для того, чтобы использовать. Наша помощь — своего рода сделка, мы требуем, чтобы человек согласился с нашими условиями. Даже отец говорит сыну: «Если ты не готов меня выслушать, эти двери для тебя закрыты!» И открываются двери не из любви: заключая с сыном эту сделку, отец совершает акт насилия. «Если ты выполнишь мои пожелания, если будешь соответствовать тому, что решило мое «я», — если согласишься стать тем, кем я хочу, — тогда этот хлеб с маслом станет твоим, тогда этот дом будет принадлежать тебе. Если же ты не можешь стать тем, кем я желаю, что нас тогда связывает? Если ты собираешься следовать своим желаниям, живи, как знаешь, без меня!»

Вечные раздоры между мужем и женой — обычное дело повсюду в мире. Их корни — в такой же позиции. Жена никак не может допустить, чтобы муж был независимым; она желает контролировать каждый его шаг, каждый поступок...

Есть такая история. Учитель написал письмо матери одного из своих учеников. В нем говорилось:

«Я долго пытался усмирить вашего сына. Всем этим я уже сыт по горло. В школе он не пропускает ни одной юбки. У многих девочек были из-за него неприятности. С каждым днем мне все сложнее его контролировать. Я не знаю, что делать!»

Мама мальчика ответила так: «Если вы найдете способ, как держать моего сына в узде, пожалуйста, сообщите мне, потому что у меня та же проблема с его отцом. Если вам удастся усмирить его, сделать так, чтобы он не приставал к девочкам, поделитесь, пожалуйста, как вы этого добились, я применю ваш метод к его отцу. Я пробую вот уже двенадцать лет, но безуспешно!»

*

Любая из жен всю жизнь стремится к этому, но ничего у нее не выходит. И не потому, что мужчины — плохие, а потому, что еще никому и никогда не удавалось изменить поведение другого человека. Мужья тоже всегда настороже. Их глаза не могут светиться любовью, ведь любовь принимает, любовь доверяет. Доверие — это признак любви. Но муж, сидя на работе, переживает: а вдруг его жена сейчас с другим мужчиной? Болтает, смеется. Ведь мысль о том, что его жена может даже улыбнуться в его отсутствие, для него невыносима. Без него ей всегда должно быть тоскливо и грустно. Всем мужьям хотелось бы, чтобы их жены вели себя как персонаж одного стихотворения Калидасы: там жена от каждого проплывающего в небе облачка ждала весточки от мужа. Она все по нему тосковала, все чахла и увядала. Ни один мужчина в мире больше для нее не существовал. Без мужа женщина должна быть сама не своя, будто для нее возможен лишь один источник радости — ее муж. Вся радость должна происходить от него, как если бы вся остальная Вселенная опустела.

Это не назовешь ни доверием, ни любовью. Это лишь попытка подогнать другого к своим собственным требованиям, словно он — инструмент, объект, которым ты владеешь, который украшаешь, но никак не личность с собственной душой.

Такое стремление любым возможным способом изменить другого человека — патентованное изобретение общества. Черта эта так глубоко в нас въелась, что Будда был вынужден удалиться в лес. А где ему садиться в лесу? Под деревом, конечно! Вот почему я говорю, что это просто совпадение. Будда сидит в тени дерева, чтобы держаться подальше от общества, ведь огонь, разожженный обществом, сжигает тебя дотла; яд социума убивает тебя. До сих пор нам не удавалось создать на Земле общество, в котором было бы возможно достигнуть буддовости. Общество я назову обществом, когда, чтобы достичь буддовости, не нужно будет уходить в лес. Знай: пока этого не произошло, все, что есть сейчас, — это псевдообщество, состоящее из варваров, группы жестоких убийц.

Но способы перерезать горло столь изысканны и доведены до такого совершенства, что человек, чье горло перерезают, этому даже радуется. Он живет под впечатлением, будто все, что с ним сделали, — в его интересах. Веками человеку внушалось, что общество все делает в его интересах: «Даже если мы тебя убьем, это для твоего же блага!» А как поступают с тобой окружающие, так и ты ведешь себя с ними. Нужно удалиться от всей этой суеты и неразберихи — это крайне важно; поэтому все случается на природе.

Но запомни: как только Будда достигает буддовости, он возвращается в общество. Когда случается самореализация Махавиры, он возвращается в общество. Об этом мало задумывались. Почему они возвращаются? Да потому, что теперь это неопасно. Теперь ты не сможешь повредить Будде, ты его не уничтожишь, перерезав ему горло или как-то еще. В своей буддовости он достиг чего-то такого, что уничтожить нельзя. Отныне бессмертие — часть жизни Будды, оно вечным потоком течет через него. Теперь именно ты окажешься в затруднении, если приблизишься к Будде, а никак не он. Приближаясь к нему, теперь рискуешь именно ты. Будда не пытается изменить тебя, но сама суть состояния Будды такова, что в его присутствии ты изменишься.

Мастер — это не тот, кто стремится тебя изменить.

Мастер — это тот, в чьем присутствии изменение начинается само по себе.

Мастер — это не более чем катализатор, а если это не так, перед тобой шарлатан. Если он прилагает некие направленные усилия, чтобы тебя изменить, он станет и подавлять тебя. Если он тебя хвалит или осуждает, если старается в чем-то убедить, если его раздражает твое несогласие, а согласие радует, значит, в общении с тобой он прибегает к той же технике под названием «рай-ад» или «жадность-страх». Значит, он тоже станет изводить тебя, он тебя уничтожит. Вот почему большинство так называемых мастеров на самом деле — враги своих последователей, рядом с ними ученики не подпитываются новой жизненной энергией, они лишь загнивают и разлагаются.

Освободить тебя способен только тот мастер, который не стремится трансформировать тебя непосредственно, которому вообще нет никакого дела до твоего освобождения. Его присутствие трансформирует тебя опосредованно. Когда ты находишься рядом с ним, в тебе начинают происходить изменения, — так в солнечных лучах распускается бутон, превращаясь в цветок. Солнце не станет горевать, если бутон не распустится. Ему нет дела до того, что его лучи могут не раскрыть лепестки бутона. А бутон в лучах солнца откроется непременно — он счастлив, что солнце приласкало его, благодарен, что может пить солнечный свет. Из жизни в жизнь мечтой каждого бутона было станцевать в лучах солнца. Бутон раскрывается сам по себе, солнце не открывает его насильно. Точно так же солнце не стучится в двери птичьих гнезд и не говорит птицам, что пора вставать, потому что раннее утро — не самое подходящее время для сна. Птицы сами просыпаются. Стоит первым лучам солнца показаться из-за горизонта, и птицы начинают свою утреннюю песню; они открывают глаза и принимаются щебетать. Настал радостный момент, и они его празднуют. Птицы сами радуются мгновениям праздника. Солнце не воздействует на них напрямую, но оттого, что оно светит в небе, что-то происходит. Солнце ничего само не делает, но каким-то образом, когда оно оказывается над горизонтом, что-то случается. Даже если вся планета будет по-прежнему погружена в сон, если ни один бутон не распустится и ни одна птица не станет щебетать, солнцу будет все равно. Ближе к полудню солнце не почувствует себя несчастным, не спрячет свои лучи и не станет лить слезы или задаваться вопросом, всходить ему завтра или нет, отправляться ли в это путешествие. «Какое мне дело до всех этих людишек, которые меня отвергли?»