Шрифт:
– Святой отец! Хвала Иисусу!
– Глаголь, сына. Жги.
Потянуло сивушной вонью. Король, уже бог ведает с какого времени лишенный таинства исповеди, не обратил на это внимания. Он торопился выплеснуть всё, что накопилось на душе, всю боль и отчаяние прожитых недель, холод тюрем и горечь поражения.
– К стопам твоим припадаю, отче. Божьего милосердия ищу. Великий я грешник… Быть королем – тяжкое испытание. Творить суд, в страхе покарать невиновного или, что хуже, оставить порок безнаказанным…
– Ужас божий!
– Нести подданным закон и порядок, вселять трепет и благоговение…
– Глотни цикуты, сынуля.
– …мечом и огнем усмирять сарацин…
– Пламьецо-то адское пляшет. Жжет тебя, сатанушка!
– …распространять слово Христово в землях нечестивцев.
– Учи латынь, рекс!
– По моей вине, отче, погибли славные рыцари. Я оказался слабым королем. Восемьдесят человек пошли на ковер крови.
– Прободи кинжалом свою печень. Буа-га-га!
Терпение короля лопнуло. Он рванул церковную парчу, намереваясь покарать лжесвященника.
– Паскуда нечестивая! – заорал он. – Вон из храма, богохульник!
– Да ты с какого прихода, сына? Стегном не вышел просвиру на меня крошить!
В лицо ему скалилась окровавленная морда. Клок волос прилип ко лбу, бородка торчала воинственно. Демона этого Балдуин прекрасно знал. Когда-то его звали Этьеном из Оверна. При жизни рыцарь славился учтивостью и прекрасными манерами, но смерть легко обращает достоинства в недостатки… И вообще, на всё власть божья.
– Изыди, бес! – в ужасе отпрянул король. – Ты мертв, мертв! Казнили тебя, нечестивца!
– В Аквитанию, бестия! Уо-го-го!
Темнота вскипела криками. Боевые товарищи Балдуина лезли из стен проклятой церкви. Погибшие в пыточных казематах, задранные боевыми ягуарами, обезглавленные, посаженные на кол – призраки обступили короля.
– Мы здесь, мессир, здесь! Помнишь нас?.. Ты помнишь?..
Порванные рты. Пальцы с изломанными суставами, полуоторванными ногтями. Дыры на месте выдранных рук, ушей, гениталий. И шрамы, шрамы, шрамы.
– А меня?.. Меня помнишь, король?.. Я сражался во славу Иерусалима!
– Я погиб за тебя! И я!.. И я!..
– Простите меня, – шептал крестоносец, закрывая лицо руками. – Простите! Я не смог вас спасти…
…Летом прошлого года счастье улыбнулось королю. Армяне подняли в Хартабрате бунт, и крепость-тюрьма перешла во власть пленников. В городе хранилась казна Балака, упускать такой куш было грешно. Посовещавшись, крестоносцы отправили графа Жослена за помощью. Кутерьма дал обет не мыться, не пить вина и не есть мяса, пока не спасет короля. Всё казалось так просто и легко. Привести войска, удержать золотой город… У сарацин не было ни одного шанса помешать франкам.
Эмир Гора совершил невозможное. Он привел своих туркмен к Хартабрату с воистину сверхъестественной быстротой. После яростного штурма, когда под стенами легла чуть ли не половина войска, город сдался. Все рыцари-бунтовщики пошли на пир крови. Эмир помиловал лишь троих: короля, его племянника Танкреда и Галерана.
Жадность… Сундуки с казной отправились в Халеб. Короля везли следом – словно некое злое колдовство не давало ему расстаться с погибельным золотом.
Ни один из рыцарей, чьи призраки являлись по ночам, в то решающее утро не отказался от проклятых денег.
Едва заметно качнулись занавеси на окне, заскрипело дерево. Король сидел на тюфяке, держась за грудь. Казалось, убери руки – и сердце улетит в окно испуганной перепелкой.
– Простите меня! – шептал он. – Пожалуйста…
Косая тень легла на стену. Балдуин оглянулся. У столика с фруктами и дичью стоял человек в потрепанном халате. Он жадно схватил куропатку и впился в нее зубами.
Король подскочил:
– Ты, Габриэль?!
– Тс-с-с! Тихо, Ваше Величество, – гость прижал палец к губам.
– Но ты… ты же не приходишь по ночам… Зачем же…
– Именно поэтому я пришел сейчас, Ваше Величество. Молчите, умоляю! Мне будет очень неприятно умереть во второй раз.
ГРЕХОПАДЕНИЕ МЕЛИСАНДЫ
Холодный апрельский ветер путался в чердачных щелях. Скрипела полуоторванная ставня. За окном орали изнывающие от любви коты.
Вечер спускался на Иерусалим. Мелисанда и Гуго сидели на захламленном чердаке, кутаясь в пыльное, битое молью одеяло. У ног девушки стояла укрытая полотном корзинка.