Почти каждодневно боевая тревога. Беспокойство доставляли американские самолёты, которые нарушали нашу границу на юге.

Плюс к тому — по струйным течениям запускались воздушные шары с разведаппаратурой. На перехват нас начали посылать в 1959-м, когда появился МиГ-19. Правда, лётчики ещё не обладали достаточным опытом для этого. Помню, такой случай был. Объявили тревогу, бежим к самолётам. А в этот момент слышу, что командир полка — отличный фронтовой лётчик полковник Борецкий, можно сказать, на бегу доучивает моего ведомого старшего лейтенанта Игоря Шишелова: „Ты сразу не стреляй, подойди вплотную до метров ста, тогда и пали“. Чуть позже к нашему обучению подключился замкомполка Герой Советского Союза Александр Вильямсон. Подбегает ко мне, я уже в машине сидел, и выдал такое, что и сейчас смешно вспомнить: „Ты знаешь, как пушки включаются?“ Отвечаю, что, мол, примерно знаю. А Вильямсон, как ни в чём не бывало: „Не теряйся, если сразу старт не дадут, то подучим инструкцию, сейчас её принесут, я распорядился…“ Такая напряжённая обстановка… Мы постоянно находились на аэродроме, в высотно-компенсирующих костюмах, в готовности немедленно взлететь. Особенно доставалось нам с капитаном Геннадием Гусевым, как наиболее опытным. Мы с ним только двое из полка в совершенстве освоили МиГ19. Но получилось так, что 9 апреля, когда самолёт — шпион галсировал над наисекретнейшими объектами, мне вылететь не пришлось. По самой простой причине, — я проводил политинформацию. Первыми на аэродроме оказались капитан Геннадий Гусев и старший лейтенант Владимир Карчевский. Командир полка (им стал полковник Александр Вильямсон) приказал лететь ведомым Карчевскому. Тактика наших действий тогда была такая — вылететь со своего аэродрома, сесть под Свердловском и заправиться там, затем бросок под Орск, опять заправка горючим и оттуда — на перехват цели. Пара подходила к Свердловску, когда у Володи что-то стряслось с самолётом. Гусев потом рассказывал, что самолёт Карчевского внезапно потерял скорость и начал валиться на крыло, двигатель, казалось, срезало… Володя катапультировался уже тогда, когда машина начала колёсами чесать по льду. Понятно, парашют не раскрылся и он разбился…» Прервём здесь рассказ Бориса Айвазяна и отметим: советский пилот Владимир Карчевский первая жертва с советской стороны в противоборстве с самолётом-«призраком» U-2, но не последняя.

«Гусев приземлился в аэропорту Кольцова, — продолжает рассказ Айвазян, — готовился к полёту на Орск, но команду так и не дали. Видимо, нарушитель уже ушёл… Потом создали комиссию для расследования катастрофы. Точного заключения, насколько мне известно, выработано не было. А версии такие — отказал двигатель или закончилось горючее. Правда, московская „команда“ пыталась доказать, что лётчик не был подготовлен к полёту и поэтому погиб. Я считаю виновником гибели Володи Карчевского „холодную войну“. Оставим временно без внимания лётчика-истребителя Бориса Айвазяна и отметим, что если для воинов-уральцев в какой-то мере полёт U-2 был неожиданным, то „южане“ уже следили за самолётом-шпионом к тому времени уже около 5 часов».

Вспоминает генерал-лейтенант в отставке Аркадий Ковачевич — в апреле 1960 года начальник штаба воздушной армии, дислоцировавшейся в Средней Азии: «Получилось, что боевой работой частей по пресечению полёта U-2 руководили расчёты двух командных пунктов — отдельного корпуса ПВО и наш — воздушной армии. Так вот когда „невидимка“ приблизился к Тюра-Таму, то я понял, что ракетный полигон — последняя его точка. Больше таких важных объектов поблизости нет. После Тюра-Тама он, видимо, пойдёт строго на юг. Так и оказалось. Впрочем, ошибиться было трудно, анализ показывал: лётчик выполнял тщательно спланированную операцию по разведке наших сверхсекретных объектов. Пока U-2 галсировал над полигоном, привожу в повышенную готовность истребительный полк, самолёты которого могли достать маршрут Тюра-Там — Мары. По нему должен был уходить, по нашим расчётам, иностранный разведчик, это самый кратчайший путь до южной границы. Полк был на самолётах Су-9 — высотных истребителях. Жаль только одного, не могли мы их тогда умело использовать…» Из материалов расследования факта нарушения Государственной границы СССР: «Самолёты Су-9, обладающие более высокими боевыми качествами для перехвата целей на больших высотах и скоростях, были использованы совершенно неудовлетворительно. Лётчик, старший лейтенант Куделя, из-за плохой организации взаимодействия между командными пунктами истребительной дивизии на цель не наводился. Капитан Дорошенко оказался недостаточно подготовленным к полётам на больших скоростях и высотах на этом типе самолёта. Майор Погорелов был поднят и выведен в зону на случай пролёта нарушителя западнее Карши, но на цель не наводился. Два экипажа на Су-9 из состава Бакинского округа ПВО прибыли в район Мары с большим опозданием, когда иностранный самолёт был уже за государственной границей.

Командиры истребительных авиационных дивизий и их командные пункты, боевые расчёты оказались не подготовленными к наведению новых высотных истребителей. Взаимодействие между КП дивизий осуществлялось плохо. Полковник Меньшиков, имея около 5 часов времени на подготовку к перехвату цели, не информировал командира соседней дивизии полковника Шилова о принятом им решении по использованию высотных истребителей, что в дальнейшем при вылетах запутало воздушную обстановку на участке этой дивизии и передача управления истребителями была сделана с большим опозданием».

Аркадий Ковачевич этот документ комментирует так: «Факты — вещь упрямая. Но только обстановка была сложнее и запутаннее, чем в этих строках. Конечно, и Меньшиков, и Шилов, и расчёт нашего командного пункта действовали не без ошибок, но, на мой взгляд, сделали всё от нас зависящее. События помнятся хорошо. Звоню командиру дивизии Меньшикову: „Поднимай Су-9“. А он в ответ: „На Су-9 практически не летали, начали только переучиваться — до беды недалеко“. Аргумент весомый. Но подумал: уйдёт разведчик, кто нас потом будет выслушивать — переучивались лётчики или не переучивались. Полк вооружён высотными истребителями — это главное, а риск для военного человека — спутник жизни. Даю команду на подъём истребителей. А Меньшиков новую вводную подкидывает — на самолётах нет ракет, и на складах нет — ещё не поступали. Что делать? Тут наши штабные инженеры, что на КП находились, подсказывают: на складах есть ракеты, предназначенные для МиГ-19, они подходят к Су-9. Говорю Меньшикову: „Пусть вешают эти ракеты“.

Сейчас о факте той боевой работы легко рассказывать, а представьте ситуацию тогда, скажем, в дивизии Меньшикова.

Лётчики не подготовлены — жди аварию или катастрофу, ракет нет, их доставка со складов, подвеска на самолёты в ускоренном режиме — тоже нервотрёпка. Думал ли комдив, что истребители будут действовать в „поле зрения“ чужого КП? Должен был, конечно, позаботиться об этом, да и КП армии обязан был это предусмотреть. Но обстановка-то запуталась при наведении истребителей на U-2 не от того, что комдиву Шилову поздно сообщили об использовании Су-9, как об этом написано в документе. Впрочем, расскажу подробнее.

Итак, я настоял на взлёте. Старший лейтенант Куделя и капитан Дорошенко устремились в район полёта самолёта-нарушителя. Вначале их „вёл“ свой командный пункт, но возможность радиотехнических средств ограничена. Чуть позже по моей команде истребителей „взял“ КП хозяйства Шилова. Взять-то взял, а вот что с ними делать, не знал. Скоростных высотных истребителей Су-9 в дивизии не было, и режим полётов этих самолётов, понятно, боевому расчёту КП был неизвестен. Думаю, если даже U-2 прошёл неподалёку от части, где дислоцировались Су-9, то их не смог бы навести и „родной“ КП, по причине отсутствия должного опыта. (Когда U-2 ушёл за границу, и нагрянули комиссии из Москвы, в Туркестанском военном округе проводился эксперимент по перехвату цели, идентичной самолёту-шпиону.

Прибывший в округ из центра подготовки лётчиков опытный пилот в тех условиях не смог осуществить перехват. — А.Д.). Кроме того, что опыт был крошечный, он ещё был и, как говорится, с кислинкой. Освоение Су-9 проходило сложно, сверху поступали ограничения по скоростному режиму, по форсажному, по другим параметрам. Лётчики к 9 апреля выше 12.000 метров не поднимались, значит, и навыки у специалистов КП — соответствующие.

Но если всё-таки на КП у Меньшикова были наработаны хоть какие-то приёмы по управлению высотными истребителями, то у Шилова о них просто представления, даже малейшего, не имели. Потому и вылетевший первым старший лейтенант Куделя и не был наведён на цель. И потом, между дивизиями, разбросанными на просторах советской Средней Азии, на тот момент отсутствовала связь. Она осуществлялась через КП армии. Я держу две телефонные трубки, консультируюсь у Меньшикова, и, по сути, управляю истребителем — в воздухе остался один капитан Дорошенко. Рассказываю Шилову: „На такой-то высоте разгони истребитель до М=1,7, потом — включай форсаж, совершай прыжок вверх“. Не знаю, как сложилась судьба капитана Дорошенко, но показал он себя тогда блестяще. Во-первых, он единственный на 17.500 метрах обнаружил U-2 — тот шёл на три тысячи метров выше. И, во-вторых, сумел выйти на высоту нарушителя госграницы. Дорошенко передал, что видит цель чуть выше, и следом: падаю. Удержать Су-9 без соответствующей подготовки на 20 тысячах метрах ему оказалось не под силу.