Доложить или не докладывать? Наверное, не один я в таком положении.

Скучновато стало: стрелка секундомера бежит так быстро! Можно так ведь и упасть. Ладно, потерплю пока, может, ещё и успею сесть. На аэродром вышли точно.

Роспуск.

И вдруг перед носом выскакивает чей-то самолёт. Не наш. Нужно быть внимательнее: в такой свалке и столкнуться немудрено — чужой аэродром, разные каналы связи. Мы на первом, а тот, наверное, на стартовом, немудрено, что я его не слышал. Как противно мигает лампа аварийного остатка топлива! Страшно мешает! В запасе у меня семь минут. Для захода потребуется пять. Резерв — две. Это хорошо, если датчик не врёт.

Впереди три самолёта.

Круг растянут, может и не хватить горючки. Дьявол побрал бы того, что выскочил — я его вперёд пропустил. Вот он уже на траверзе, шасси выпускает. Я выпускать не спешу — всё меньше топлива пойдёт. Докладываю выпуск шасси, а сам тяну на четвёртый разворот и выпускаю их только перед четвёртым. Ну, родненький, вытяни, не заглохни раньше времени! Посадочные щитки выпускаю уже над ближним — за километр от полосы. Опасно, а падать неохота.

И вот, наконец, полоса! Вытянул! Не упал! Я благодарно сжимаю ручку, как будто живой самолёт послушно отзывается: ладно, мол, тебе тоже досталось.

Горючего хватило даже на заруливание. Потом местный техник удивлялся тому, сколько ушло на заправку: баки действительно были абсолютно пусты.

После посадки стали собираться. Кто где. Кто прилетел со своим ведущим, кто пристроился к чужому, но всё-таки нашему, многих вообще с нами не оказалось, — куда все подевались — неизвестно. Такое же положение и у хозяев: часть вернулась на свой аэродром вместо того, чтобы произвести посадку на нашем. Диспетчера и командиры кинулись выяснять кто где, не упал ли кто, а мы тем временем воспользовались гостеприимством хозяев и на автобусе, ещё разгорячённые этим дурацким манёвром, этим сумасшедшим воздушным боем поехали в лётную столовую.

Обед оказался на славу, хозяева постарались. Только внимания ему было уделено мало — все были переполнены впечатлениями, все старались наперебой разобрать тот или иной момент, ситуацию, беспокоила и неизвестность о тех, кто оторвался от группы — как они, где, всё ли там в порядке? Оказывается, с красной лампой аварийного остатка садился не я один, только никто не хотел докладывать о своей бесхозяйственности. Главное, что у всех это прошло благополучно.

Пока мы обедали, стала ясной обстановка: половина наших села здесь, половина — дома. Та же картина и у хозяев. Все как говорится, живы-здоровы. Хозяева предлагали нам переночевать у них, обещали показать нам подготовленный ими концерт художественной самодеятельности, однако мы этим гостеприимством не воспользовались: наши машины заняли их стоянки, и в случае возвращения их самолётов они просто не смогли бы разместить свою матчасть, да и прогноз погоды на следующий день не обещал ничего хорошего.

Короткая предполётная — и вот мы снова в воздухе, на сей раз идём прямо на свой аэродром. По дороге встретили возвращающихся от нас хозяев — они прошли ниже нас стройным порядком и ничто, казалось, не могло уже напомнить о том, что в воздухе встретились снова два противника.

Дома были дешифрованы плёнки. Оказывается, я даже сбил противника. Правда, радость моя была омрачена разгоном за поздний вывод: я вёл огонь до дистанции 70 метров, другими словами — чуть не столкнулся с противником, и в случае ведения реального огня наверняка был бы сам сбит обломками его самолёта. Тем не менее, третий класс я таки получил.

По случаю сдачи нелёгкого экзамена мы решаем ехать в Москву.

В принципе, до Москвы — 210 километров, четыре часа ходу, поезда идут один за одним. Другое дело — билеты взять на поезд — проблема.

Все хотят ехать скорым, никто не желает на пассажирский, а в пятницу вечером у кассы хоть не появляйся. Проводники без билетов брать пассажиров ещё не научились: они все ходили важные, в красивой форме с погонами, поезда в те времена были не в пример нынешним — новенькие немецкие вагоны, поставленные по репарации… Короче говоря, весь Ржев на субботу и воскресенье уезжал в Москву, а рижане во Ржеве почему-то выходить не желали — им тоже хотелось в Москву, потому билетов в эти дни на поезд Рига — Москва взять практически было невозможно.

Наша, блестящая золотом десятка пилотов, вывалилась из скрипящего всеми суставами замызганного и обшарпанного городского автобуса на пыльную площадь у придавленного годами, неоднократно восстановленного после всяческих перенесённых им передряг и чем-то похожего на наш автобус знаменитого Ржевского вокзала, знаменитого, собственно, не железной дорогой, а больше — своим так называемым рестораном, возле которого частенько происходили не просто драки, а целые сражения подпивших уркаганов, с вызовом усиленных нарядов милиции и с последующим повторным, а может и более, возвращением того или иного авторитета в законе в места не столь отдалённые, то бишь, на дальнейшее продолжение своей прервавшейся на короткое время отсидки.

Пассажиры дружно, невзирая на разницу в возрастах и рангах, по-русски, словно на стадионе, стометровкой ринулись к кассам. Финишировавший у кассового окошка первым, естественно, занимал первое место в длинной очереди. Он и имел все шансы уехать в Москву скорым. Тех же, коим здоровье не позволяло показать высокий спортивный результат, естественно, ожидал ночной пассажирский с посадкой в два часа ночи, нудными стоянками у каждого телеграфного столба и прибытием в Москву к шапошному разбору. Было ради чего побегать.