Шрифт:
— Этот «народ», между прочим, покупатели, благодаря которым у нас хлеб на столе.
— Ладно-ладно, все знаю и без тебя!
— И какое у святого отца может быть к тебе дело? Ему что, нужны морские карты?
— Вот именно. Ты догадлив! Кому только ни нужны в Лиссабоне морские карты!
— Чует мое сердце, не кончатся хорошим все эти твои тайны.
— Придет время — может, и сам все узнаешь, не пытай меня сейчас.
— Да уж не хотелось бы, чтобы пытать начали меня самого… Хоть бы знать, за что… Если с еретиками и иноверцами ты не связан, тогда скажи хоть, на кого шпионишь — на генуэзцев, венецианцев, кастильцев, англичан, французов? Что не на магометан — это точно. — Он обвел рукой лавку. — Эти-то наверняка платить должны пощедрее. — И тут его осенило: — Неужели… Ватикан?
Брат выругался и хлопнул дверью так, словно грохнула ломбарда.
Насчет народа в лавке Бартоломео был прав: время стояло зимнее, штормовое, капитаны суденышек поменьше ждали весенней навигации, так что посетителей зимой обычно захаживало больше, но многие — просто посидеть в тепле, потрепать языком, так ничего и не купив.
И вот через несколько дней после их разговора, холодным зимним днем 1479 года от Рождества Христова в лавку вошел весьма полный францисканец (уж если честно — протиснулся в небольшую дверь) с приятным, мягким выговором и добрыми кустистыми бровями.
— Вы — сеньор Бартоломео Колон?
— Нет, я его брат, Кристббаль — ответил по-кастильски Христофор.
— Прошу вас, скажите брату: прибыл отец Марчена из монастыря Ла Рабида, за портоланами капитана Пинсбна [263] . Португальский выговор францисканца [264] был безупречен. В лавке пока было пусто, но так всегда и случалось: то никого, а то, не успеешь оглянуться, — уже набилась целая толпа.
— Брат сказал, что скоро вернется, ваша честь. Он просил проводить вас в столовую, там просторнее…
263
Капитан каравеллы «Пинта», который отправится в 1492 году с Колумбом на открытие неизвестных земель на западе или нового пути в Индию, или того и другого — в общем, как получится.
264
Одной из миссий францисканцев (по уставу святого Франциска) была проповедь слова Божьего на разных языках всем народам земли. Поэтому францисканские монахи были отличными лингвистами, и их монастыри часто служили центрами по изучению языков.
Францисканец приятно улыбнулся:
— Это намек, что моим объемам требуется более просторное помещение?
Христофор ответил уверением, что совершенно не имел ничего такого в виду, ждать святой отец может где ему угодно, и спросил, не принести ли вина и, может быть, сыру и хлеба? Тот отказался: не голоден, и с интересом оглядывал магазин и карты на стенах.
— Я подожду здесь, если позволите, — сказал святой отец, усаживаясь тут же в лавке на грубо сколоченный стул у полки книг, выставленных для продажи. Хлипкий стул жалобно охнул.
Христофор вежливо улыбнулся и вернулся за конторку: требовалось подсчитать недельную выручку, написать письма с заказами новых карт в Венецию (две карты Канарских островов и побережья Уэлвы — эти почему-то продавались лучше всего), скопировать карту мира Тосканелли для вывешивания на стену (вывешенная месяц назад начала выцветать!), да мало ли!
Уже там, за конторкой, его заставил вздрогнуть неожиданно громкий, радостный возглас отца Марчены:
— О, да у вас имеются и книги Мартино де Боэмия! А ведь не далее как позавчера здесь, в Лиссабоне, мне посчастливилось встретиться и поговорить с ним самим. Ученейший, изумительный человек! Мы проговорили не менее часа, — сообщил Христофору приор. Он был явно в восторге от этой встречи с известным географом, и ему не терпелось с кем-то поделиться. — Кстати, синьор де Боэмия полностью согласен с идеями синьора Тосканелли во всем, кроме употребления сырого чеснока для предотвращения простуды. — Марчена добродушно засмеялся, — И независимо друг от друга эти географы изобразили очень сходную модель нашего мира. Это ли не удивительно?! — Судя по голосу, приор был в искреннем восторге и в полной уверенности, что собеседник понимает, о чем идет речь.
Христофор бросил на кастильца заинтересованный взгляд. А гость продолжал оглядываться и рассматривать карты, отлично прикрывавшие дранку на давно не штукатуренных и не беленых стенах, словно что-то искал.
— Да вот и она! Это ли не чудо Господне? Карта Тосканелли! — вскричал Марчена хорошо тренированными легкими проповедника, даже заставив Христофора вздрогнуть. Пухлым пальцем приор указывал на карту, тщательно и не без некоторого артистизма скопированную Христофором с экземпляра, полученного из Флоренции.
Ученый флорентиец отрицал правильность расчетов окружности Земли самого Птолемея — аксиому для большинства географов. Доктор медицины Тосканелли поражал всех своей разносторонностью: он успевал заниматься и финансовыми делами в банке Медичи, и чистой математикой; он помогал строить грандиозный флорентийский собор «Дуомо» своему другу архитектору Брунеллески, и делал компасы и гномоны, и наблюдал кометы, и чертил карты мира, и вел переписку как с безвестными навигаторами, так и с португальским королем, сообщая ему об открытии рассчитанного им «короткого» пути из Европы в Азию, и даже переводил с греческого Страбона. И когда он все это успевал?
С тех самых пор как Христофор достал карту Тосканелли из ящика с пряными опилками и развернул ее, она сильно занимала его мысли: ведь карта показывала океан совсем не таким безбрежным, как рассчитал Птолемей. А на пути к Индии и Китаю в океане изображен был большой остров Сипанго! Там корабли могли бы сделать остановку, запастись провизией и пресной водой! Христофор так много думал об этом с того самого дня (месяц назад), когда впервые увидел карту, что даже недодал сдачи одному почтенному пожилому лоцману из Белема. А потом не выдержал — и написал самому синьору Тосканелли. Он задавал ученому флорентийцу несколько вопросов, которые могли быть вполне растолкованы как сомнения в некоторых деталях его стройной теории (за помощь с грамматикой Христофору опять пришлось кормить ненасытного школяра!). Откуда же было Христофору знать, что авторы любых теорий вот этого как раз очень не любят — каверзных вопросов. Возможно, Тосканелли решил поставить на место дилетанта, возможно, была другая причина, но безвестный лиссабонский картограф все-таки получил от ученого флорентийца ответ! Сам этот факт вдохновил Колумба несказанно, хотя конкретных и вразумительных ответов послание не содержало. Прекрасная бумага и солидная печать укрепили опасные мысли навигатора: раз ответил такой известный ученый, может, и королевский секретарь не так уж недосягаем?