— Они прикосновенны к делу, — отвечал, насупившись, почтенный медик. — Много тут полезных и глубоких изысканий; много тут добросовестных трудов, — говорил Иван Петрович, указывая на книги, — хитро придумал Эсквироль [13] для каждого вида болезни особое название; но что такое, в сущности, страшный недуг помешательства? где он зарождается? отчего он имеет свойство поражать иногда только одну, отдельную группу мозговых отправлений, оставляя разум по прочим отправлениям в совершенно нормальном состоянии? Все это тайна, глубокая, непроницаемая тайна!! Однако ж, вы не диссертации пришли слушать… Фока — шкотпрепочтеннейший! — воскликнул Иван Петрович, — снабди-ка нас горяченьким.

Старик Фока немедленно явился с стаканами горячего чаю; мы закурили сигары; я расположился на диван; Иван Петрович сел против меня по- наполеоновски(верхом на стул) и начал свое повествование:

— Тем часом, как вы предательски отретировались, оставив меня на произвол собственным моим силам, я решился сделать ближайшую рекогносцировку; посредством искусного маневра, я очутился как раз подле стула дородной, краснощекой барыни, помните, которая вас поразила как вопиющий контраст, и вскоре я узнал из разговоров с ее соседкою, что предмет моих наблюдений ни менее, ни более как родное ее детище!Я ушам своим не верил! И тип другой, и кровь другая… то есть ни малейшего признака какого-либо сходства! Вот я стою и все думаю, как бы мне познакомиться с матушкой, пока дочка танцует мазурку. Вдруг, чувствую, что кто-то меня сильно толкнул, наступил мне на ногу, и вдобавок зацепил саблею. Я быстро обернулся с самыми неприязненными намерениями, но тотчас же пришел в умиление, узнав в виновнике бывшего моего полкового командира Карла Карловича Б…, с которым мы не видались лет пятнадцать, коли не более. Карл Карлович, который никогда и ни перед кем не извинялся, даже если бы ему случилось наткнуться на королеву великобританскую, отступил уже два шага и, подобрав саблю и покручивая ус, ожидал моих упреков; но тотчас же и его лицо прояснилось и он дружески протянул мне обе руки.

— Ба, ба, ба! Иван Петрович! вот сюрприз самый неожиданнейший! самый наиприятнейший! Неслыханно рад!и как это вы сюда попадали?

Я также рад был встрече, потому что Карл Карлович действительно был и есть благороднейший человек, хотя и слыл всегда за ежового командира, по случаю чересчур немецкой аккуратности.

— Погодите немного, Иван Петрович, я только скажу пару словмоей Авдотье Федотовне…

— Да ее не видать здесь, — заметил я.

— Как нетздесь, — сказал, улыбаясь, Карл Карлович, — я к ней и пробирался, когда вас толкнул.

Тут Карл Карлович указал мне на известную уже вам дородную барыню.

— А это кто? посмотрите, — проговорил он весело; — что, не узнали, небось?

Фигура моя имела весьма забавное выражение, вероятно, потому что и Карл Карлович, и жена его, и даже соседка ее весьма долго смеялись.

Вот какие бывают, почтеннейший, стечения обстоятельств! Не думал, не гадал и как раз на все напал.

Карл Карлович предлагал было жене своей поужинать во время мазурки, но та не согласилась, говорит: Анюточки подожду. Вот мы и отправились с генералом в буфет, сели в сторонку, он спросил себе чаю, а я тотчас же приступил к делу.

— Что, Карл Карлович, — спросил я, — как вы насчет медицины — прежнего мнения, что ли?

Генерал посмотрел мне на жгуты, на шитье мундира, на кресты и сказал, улыбаясь:

— Вы, кажется, в чины пошли: признаюсь, что я немного сбился насчет ваших знаков отличительнъх,так пожалуй вы еще обижатьсябудете; однако ж все равно, я будуправду говорить. Ножеваямедицина (хирургия) дело хорошее; а стекляночная медицина — никуда негодна.

— Жаль, что вы такого невыгодного мнения о медицине, Карл Карлович, — сказал я довольно серьезным тоном.

— А что? — спросил он с удивлением.

— А то, что дочь ваша требует немедленного, серьезного, энергетического медицинского пособия!

Карл Карлович схватил меня за руку и, понизив голос, проговорил с большим волнением:

— Так вы видели Анюту, — бедная девушка! Что тут делать? Божья воля! Разумеется, призывали докторов и теперь ездят, да проку мало? Вот если бы дело шелдо операции, это хорошо; тотчас отрежут, выправят, заново поставят. А когда внутренностьюдействовать, уж все не то. Дают пилюли, порошки, а бедняжка вот второй год как чахнет…

— То-то и есть, что не чахнет, — тут нет чахоточных признаков.

— Называйте как хотите по вашему, — отвечал генерал, махнув рукой, — а я вижу, что дочь у меня совсем пропадает.

— Позвольте мне попробовать? Я не выдаю себя за чудо-знахаря, но, авось, Бог милостив.

— Ох! ох! — заметил Карл Карлович, покачав головою, — русский все на авось и на милость Божию рассчитывает! Впрочем, вы для нас не чужой человек, побывайте, попробуйте; только я вас предупреждатьдолжен, что дочь моя веры не имеет в лекарства и взяла даже с нас обещание, что мы ее более не будем мучить новыми опытами.

— Будьте спокойны, я уж как-нибудь да приноровлюсь.

Тем мы и покончили; решено было, что я явлюсь в дом генерала в качестве старинного подчиненного.

Для уяснения всего дела, — а дело весьма казусное, как увидите, — все эти подробности необходимы, потому что среда, в которой живет пациент, характер, даже образ мыслей, с которыми он находится в беспрестанных сношениях, часто имеют большое влияние на ход и развитие болезни, разумеется, болезни продолжительной или хронической.