Шрифт:
— Китсон рассказал вам обо всем? — спросил он.
— Я не знаю, что именно вы имеете в виду, — ответила девушка. — Я хотела, чтобы мистер Китсон мне объяснил кое-что, но он сказал, что вы сами все
расскажете.
Рука девушки потянулась за сумочкой, и она вынула и протянула Беллу блестящий золотой предмет, оказавшийся обручальным кольцом.
— Обручальное кольцо, — сказала она. — Я обнаружила его на пальце, когда пришла в себя. Меня обвенчали?
Белл попытался ответить ей, но слова застряли у него в горле, и он молча кивнул.
— Этого я боялась, — сказала она. — Я не могу вспомнить, что произошло. Последнее, что я помню, это то, что доктор Гардинг сидел рядом со мной и впрыскивал мне какое-то вещество в руку.
— А что было дальше, вы не помните? — спросил он.
— Нет, — решительно ответила девушка. — Попытайтесь вспомнить, — потребовал Белл.
Девушка посмотрела на него умоляющим взглядом. — Я ничего не помню, мистер Белл, — сказала она.
— В таком случае мне придется рассказать вам, — начал Белл, и голос его звучал как-то необыкновенно. — Дело в том, что Гардинг хотел…
Девушка внимательно и спокойно выслушав его
повествование, искренне рассмеялась. — Это забавно, — сказала она. — Бедный мистер Белл.
— В самом деле, я заслуживаю, чтобы мне выразили сочувствие, — заметил он жалобно.
— Надеюсь, я не расстроила ваших планов? Как никак на правах жены я могу себе позволить спросить вас: не собираетесь ли вы жениться на ком-либо другом?
— Я не собираюсь быть двоеженцем, и моё сердце не разбито. И я не собираюсь расспрашивать вас о состоянии вашего. Я знаю, что нам следует предпринять, и сделаю все, чтобы исправить создавшееся положение.
— Осведомлен обо всем этом мистер Китсон? — спросила Олива. — И что он вам посоветовал?
— Об этом мы поговорим после того, как мне удастся поймать Гардинга. А пока забудьте обо всем, не переживайте и терпеливо ждите, пока обстоятельства не позволят нам заняться нашими собственными делами.
Она протянула ему руку.
— А теперь я хочу вместе с вами пройти к Китсону и услышать, что вы, мудрые люди, собираетесь предпринять. Я достаточно рассказывала о себе, теперь мне хочется послушать вас.
— Простите, еще минуту. — Белл протянул ей толстую книгу.
— Это мне? — удивилась девушка.
Он кивнул. Она прочла на корешке:
— «Верный друг в нужде. Белл». Я и не знала, что вы пишете книги, — улыбнулась Олива.
— Разрешите мне поставить эту книгу к вам на полку, — сказал он и добавил: — Помните, Гардинг страшный человек. К этой книге вы прикоснетесь только в минуту большой опасности.
— Но…
— Никаких «но»…
— Есть какие-нибудь новости? — спросил он Китсона.
— Пока никаких. Гардинг как в воду канул, — ответил Китсон. — Право, не знаю…
Но ему не пришлось договорить. Раздался стук в дверь. На пороге показался лакей, доложивший:
— Какой-то человек хочет…
Но лакей не договорил: стоявший за его спиной человек, весь в пыли, отодвинул его в сторону и вошел в комнату.
— Я Мильсом, — сказал он. — И я являюсь свидетелем по делу Гардинга.
28
— Я Мильсом, — повторил вошедший. Одежда его была изодрана, лицо грязно и потно. Он добрался до стула и без сил упал на него.
— Где Гардинг? — спросил Белл.
Мильсом покачал головой.
— Вот уже два часа, как мы расстались, — сказал он.
— Значит, он в Лондоне! — воскликнул Белл.
— Да. Но вы не найдете его. Представьте себе, мы беседовали на тему о патриотизме, это был чисто философский спор — и вот!
Он поднял правую руку, и Олива в ужасе зажмурила глаза. Ей стало дурно.
— Указательный палец отстрелен, — сказал Мильсом. — Он первый нажал курок. А теперь дайте мне что-нибудь выпить.
Мильсом жадно выпил вина.
— Вы лишили его возможности посылать телеграммы, но он разошлет своих гонцов, — продолжал Мильсом.
— Значит, пока что он не пользовался телеграфом? — быстро спросил Белл. — Мильсом, это означает для вас свободу. Перед вами путь к свободе и благополучию, откройте нам правду, и если вы нам поможете обезвредить это исчадие ада, то не будет на свете награды, которой вы бы не были достойны.
Мильсом закрыл глаза.
— Не из-за награды порвал я с Гардингом, — сказал он. — Вы будете смеяться, но это так. Это правда. Я не мог примириться с мыслью, что эта страна будет уничтожена. Несмотря на все, я чувствую себя, прежде всего, англичанином. Проклятая сентиментальность! Вы мне не верите?