— Какое желание ты видишь в глазах любого прохожего на улице, куда ни посмотри?

— Ну, говори сам, Генри, я сдаюсь, — беспомощно вымолвила Эллен.

— Человеку нужен собеседник! Который его понимает! Вот и все. — Генри поднял со стола Конфидо и махнул им у себя над головой. — Это он и есть.

И вот сейчас, на следующее утро, Эллен отвернулась от окна и робко вставила наушник от Конфидо в ухо. Плоскую металлическую коробочку она прицепила под блузку, проводок упрятала в волосах. В ухе что-то застрекотало, зажужжало — будто рядом расположился назойливый комар.

Она застенчиво прокашлялась, хотя ничего говорить вслух не собиралась, просто, взвесив мысли, подумала:

— Какой ты приятный сюрприз, Конфидо.

— Если и есть человек, который заслуживает перемен к лучшему, так это ты, Эллен, — прошептал Конфидо ей в ухо. Голос был металлический и даже пронзительный — так звучит голос ребенка, когда тот говорит через расческу, обернутую папиросной бумагой. — Тебе столько пришлось перенести, должно и на твоем пути встретиться что-то хорошее.

— О-хххх, — подумала Эллен, в мыслях занижая чрезмерно высокую оценку. — Какие уж такие испытания выпали на мою долю? На самом деле путь был и приятный, и легкий.

— Это только с виду, — возразил Конфидо. — А ведь ты во многом себе отказывала.

— Ну, в чем уж таком…

— Ладно, ладно, — согласился Конфидо. — Я тебя понимаю. Но это ведь между нами, а такие вещи надо иногда доставать наружу. Полезно для здоровья. Домишко у вас дрянной, живете в тесноте, твоя душа от этого страдает, и тебе прекрасно это известно, бедная ты моя. И потом женщина ведь переживает, что ее муж начисто лишен честолюбия — значит, он ее не слишком любит. Если бы он только знал, каких сил тебе стоит всегда быть веселой, делать вид, будто все замечательно…

— Ну, подожди, — слабо воспротивилась Эллен.

— Бедняжка, твоему кораблю давно пора зайти в уютную гавань. Лучше поздно, чем никогда.

— Да я особенно и не противилась, — мысленно продолжала упорствовать Эллен. — Генри потому и счастлив, что его не мучает честолюбие, а если счастлив муж, значит, счастливы жена и дети.

— Все равно женщине никуда не деться от мысли, что любовь мужа измеряется его честолюбием, — заявил Конфидо. — Так что ты заслужила этот горшок золота на краю радуги.

— Тут я полностью согласна, — сказала Эллен.

— Я же на твоей стороне, — тепло произнес Конфидо.

В кухню уверенной походкой вошел Генри, грубоватое лицо порозовело от контакта с шершавым полотенцем. Он хорошо выспался и предстал перед женой в новом обличье: Генри-учредитель, Генри-предприниматель, готовый поднять себя к звездам за собственные подтяжки.

— Любезные господа! — заговорил он с воодушевлением. — Ставлю вас в известность, что через две недели я покидаю компанию «Акусти-джем», чтобы заняться собственным бизнесом и вести собственные исследования. Искренне ваш… — Он заключил Эллен в объятия и принялся раскачивать ее взад-вперед, держа в большущих руках. — Ага! Ты уже пошепталась с новым дружком, верно?

Эллен вспыхнула и быстро выключила Конфидо.

— Какая жуткая штуковина, Генри. Просто бросает в дрожь. Она слышит мои мысли и отвечает на них.

— Вот я и говорю — конец одиночеству! — сказал Генри.

— Прямо какое-то волшебство.

— Вся наша вселенная — волшебство, — торжественно заметил Генри. — Эйнштейн первый тебе об этом скажет. Я всего лишь наткнулся на фокус, который лежал и ждал: когда же меня кто-нибудь подберет? Открытия почти всегда делаются случайно, на этот раз счастливчиком оказался я — Генри Бауэрс.

Эллен захлопала в ладоши.

— Генри, об этом когда-нибудь кино снимут!

— А русские заявят, что первыми изобрели они. — Генри засмеялся. — Да на здоровье. Я буду великодушен. Пожалуйста — поделю рынок с ними. Миллиард долларов от продаж в Америке меня вполне устроит.

— Угу. — Эллен, забывшись от восторга, вдруг представила, что про ее знаменитого мужа сняли фильм, а исполнитель главной роли здорово смахивает на Авраама Линкольна. Взору ее предстал простодушный отмеченный Богом работяга, в поношенной одежде, он что-то мурлычет себе под нос и колдует над крошечным микрофоном, который позволит ему улавливать едва слышимые шумы в человеческом ухе. А на втором плане сидят коллеги, они играют в карты и посмеиваются над ним — вот, мол, нечего делать, вкалывает в свой обеденный перерыв. Потом он помещает микрофон себе в ухо, соединяет его с усилителем и громкоговорителем — и с удивлением слышит первый шепот Конфидо:

— Здесь, Генри, ты ничего не добьешься, — так сказал Конфидо в первой, не доведенной до ума версии. — В «Акусти-джем» могут пробиться только любители пудрить мозги да кататься за чужой счет. Ты каждый день делаешь дело — а зарплату повышают другим! Пора тебе поумнеть. Да ты в десять раз расторопнее любого в лаборатории! Это несправедливо.

Что Генри сделал дальше? Отсоединил микрофон от громкоговорителя и подключил его к слуховому аппарату. На наушнике закрепил микрофончик, чтобы было чем улавливать голосок, не важно, откуда доносящийся, а для усиления подключил слуховой аппарат. И вот в дрожащих руках Генри оказался Конфидо — лучший друг для всех и каждого, готовый к выходу на рынок.