— Это — одна из причин, почему я полностью понимаю тебя, Никки. Социопаты не помогают никому, кроме самих себя.

— Ты так же безжалостна, как и я, Анита, но тебе это дорогого стоит. Это заставляет тебя плохо себя чувствовать, сомневаться в себе. У меня никогда таких проблем не было.

— Потому что ты был социопатом, — сказала я.

— Анита, ты говоришь так, словно что-то изменилось, но это не так. Я все еще социопат, хотя большую часть времени не могу действовать как таковой, потому что этого не хочешь ты, тебе было бы плохо, если бы я сделал кое-что из того, о чем иногда думаю, а мне не выносима даже мысль о том, что ты будешь себя плохо чувствовать.

— Так что, получается, я твоя версия Джимини Крикета [25] ?

— Натаниэль показывал мне этот фильм, так что я отлично понимаю, что ты под этим подразумеваешь, и — да: ты — мой Говорящий Сверчок. Ты даешь мне понять, когда я плохой. Ты заставляешь меня быть хорошим.

— Но ты по-прежнему не хочешь сам стать лучше? — спросила я.

Пожав плечами, он сложил оставшееся оружие в свой шкафчик и захлопнул металлическую дверцу. Он не стал запирать ее на замок. Никто из тех, кто был допущен в подземелья «Цирка Проклятых» не посмел бы коснуться чужого оружия. За подобное недоразумение люди платили жизнью.

Выдернув свою футболку из джинсов, он начал снимать ее. Он делал это медленнее обычного, с целью обратить мое внимание на его плоский живот с кубиками пресса, накачанную грудь, на раздувающиеся от мышц широченные плечи и напоследок его мощные руки. Я уставилась на его обнаженный торс, и от такого зрелища у меня захватило дух. Я перевела взгляд на его лицо: волосы насыщенного золотистого цвета — причем это был его натуральный оттенок — спадали на лицо косой челкой, которую, обычно можно встретить у любителей посещать анимешные конференции или же дискотеки и пати. Никки умел танцевать, что, по некоторым причинам, было для меня удивительно. Если бы он не был так ужасно хорош в причинении вреда и убийствах, то из него мог бы выйти великолепный танцор в «Запретном плоде». Женщины любили ушами, а он умел быть обаятельным как черт, когда ему было нужно притворяться. Возможно, если бы он танцевал там по выходным, то доказал бы, насколько хорош. Он был достаточно конкурентоспособен для этого, но не обладал подходящим темпераментом, чтобы сделать танцы своей постоянной работой.

— Ты смотрела на меня и буквально секунду думала, и чувствовала все, что я хотел, чтобы ты ощущала, а теперь стала абсолютно серьезной. — Он двинулся ко мне, медленно, словно не был уверен в том, что я сделаю, при его приближении. — О чем ты думаешь?

— Что я чувствую? — спросила я вопросом на вопрос я.

— Подозрение, ты подозрительна, словно не доверяешь мне.

— Я доверяю тебе, потому что моя вампирская сила сделала так, что ты сам всецело мне доверяешь, но если бы я не отымела твой мозг, то ты давно убил бы меня, а так — теперь живешь со мной. Мы почти два года любовники, но я до сих пор не уверена, что ты ко мне чтото чувствуешь.

— Вот в этом ты ошибаешься, — сказал он, становясь передо мной, так что мне пришлось слегка задрать голову вверх, чтобы увидеть его лицо. Никки положил руку на мою щеку, и скользнул пальцами по краю волос. От него шел жар, словно его немного лихорадило, но это было не так. Это было шевельнувшееся внутри него его животное.

— И в чем же я ошибаюсь? — тихо спросила я.

— Я хочу касаться тебя. Я хочу содрать с тебя одежду и прижать к своему телу всю тебя, всю твою плоть, до которой только смогу добраться. Мне всегда хочется касаться тебя. Мне плохо, когда ты от меня далеко. Словно в небе больше нет солнца. Мне холодно без тебя и я чувствую себя потерянным. — Последние слова он прошептал, наклонившись ко мне.

— Это говорят твои промытые мозги, — шепнула я в ответ, когда его губы нависли над моими.

— Я знаю, — ответил он, опуская свое лицо к моему, но не начиная поцелуя.

— Неужели тебя это не волнует? — прошептала я прямо в его рот.

Он заговорил, и его губы касались моих так, что каждое слово было похоже на маленькую ласку уст устами:

— Я хочу поцеловать тебя больше, чем когда-либо хотел что-либо делать. Я хочу трахнуть тебя больше, чем когда-либо, чего-либо или кого-либо хотел в своей жизни.

— Ты не можешь без меня жить. — Чтобы сказать эти слова, мне пришлось немного отстранить в сторону рот.

— Я — твоя сучка с выебанными мозгами, — проговорил он, и вернул мое лицо обратно, так что мы снова соприкасались ртами.

— И тебя это нисколько не волнует? — удивилась я.

— Нет, — ответил он. — А тебя волнует, что я хочу сосать кровь из твоего рта, что ее запах меня возбуждает?

Мое дыхание задержалось, а ответ прозвучал мягко, хотя и с дрожью:

— Нет.

— Я хочу заковать тебя в свои объятия и целовать так глубоко, и так страстно, чтобы ты не могла сказать «нет». Я хочу почувствовать, как твое тело будет реагировать на боль, которую я причиню, и наслаждаться вкусом твоей крови во время поцелуя.

Я дрожала — и совсем не от страха, хотя, надо признаться, все-таки немного было и страшновато. В играх с оборотнем всегда существует грань, за которой все может зайти слишком далеко, но балансировка на самом краю — часть того, что мне в этом нравилось. Это правда и я пыталась с ней смириться.

— Здорово, — выдохнула я это единственное слово прямо в жар его рта.

— Это означает да? — уточнил он, скользя рукой по моей голове к затылку. Его рука была такая огромная.

— Да, — ответила я и первой начала поцелуй, но потом его рука напряглась на моем затылке, и он так глубоко и так страстно стал меня целовать, что я не смогла уже ничего сказать, даже отказаться. Его вторая мускулистая рука, словно стальной трос, обвила мою спину, и мое тело оказалось в ловушке из его тела даже прочнее, чем это удалось Ашеру, отсекая возможность даже поднять руки. Я решила не причинять вреда Ашеру, но Никки — он сам удостоверился, что я не смогу ему навредить. Он обездвижил меня на время поцелуя, прослеживая языком каждую ранку пока целовал меня и вылизывал со рта кровь. Боль была острой, а мне обычно не нравилась острая боль и я могла бы запротестовать, если бы вообще была способна говорить. Но тут Никки оставил мои раны в покое и переключился на поцелуй.