Год назад, когда я была в командировке в Нью-Йорке, меня пригласили на вечеринку, которую устраивал модный фотограф Карл Фишбахер. Очутившись в его студии, я замерла. Огромная стометровая гостиная будто бы парила над городом, и у меня на пороге создалось впечатление, что я птица, которая планирует, широко раскрыв крылья. Чуть не задохнувшись от восторга, я приблизилась к стеклянным стенам-окнам и глянула вниз. Там, далеко-далеко, горели огни, ехали машины, суетились крохотные люди. Помнится, я села в кресло и подумала: «Вот она, квартира моей мечты, место, где я смогу ощущать себя свободной, ни от кого не зависящей птицей. Но у меня никогда такой не будет. Мне не доведется обитать на сто пятом этаже небоскреба, потому что за всю жизнь я не заработаю денег на приобретение такой студии. Моя судьба – мотаться по квартирам с тоскливыми пластиковыми окнами и слушать, как соседи наверху дерутся, а семья, живущая этажом ниже, воспитывает многочисленных детей».

И вот сейчас я очутилась в комнате, которая выглядела уменьшенной копией жилища Фишбахера. Реальность исчезла, у меня появилось ощущение невероятного, ни разу ранее не испытанного счастья.

Оксана и Альбина вели разговор, но их голоса доносились до моего слуха, словно сквозь толстый слой ваты.

– В этом помещении невозможно жить!

– Я бесхитростный человек, поэтому сразу предупредила: сама в пентхаус не заглядываю. Здесь у меня начинается тошнота.

– Кому пришла в голову идея вместо нормальных стен сделать сплошное стекло?

– Прапрапрадедушка моего мужа, дворянин Захарьин, слыл чудаком. Он учился в Италии на архитектора, вернувшись в Россию, женился на девушке из купеческого очень богатого рода и решил сам построить дом для своей семьи. Тесть, увидев проект, нарисованный зятем, испугался: «Ты, батенька, неумное дело замыслил. Выбрось скорей эти бумажки и ставь добротное здание для жены и сына». Однако Захарьин уперся, дескать, желает создать нечто необыкновенное. Тогда тесть заявил: «Ладно, строй, что на ум взбрело, но – на свой капитал. А я дочери и внуку сам обитель сооружу». И тесть поставил особняк, куда въехала его дочь с малышом. Захарьин возводил свой дом пятьдесят лет, потом все улучшал его, переоборудовал. Прожил он очень долго, ушел на тот свет глубоким стариком. Сын его материнское имение в карты спустил. Жена игрока бросилась к государю просить защиты, и Николай Первый, тогдашний царь, запретил младшему Захарьину за зеленое сукно садиться, велел ему переехать в дом, сооруженный отцом-зодчим. Вот с той поры семья тут и живет, никогда другие люди в этом доме не селились. На сегодняшний день здесь прописаны я, мой бывший муж Николай и его мать, оба на голову больные. Но, надо признать, место для дома Захарьин выбрал идеальное – на холме, вся округа как на ладони. И даже сейчас, когда в Москве свободного пятачка не осталось, на каждом лоскуте земли по торговому центру поставили, возле дома сумасшедшего архитектора ничего не строят, потому что под землей вокруг холма течет большая река. Говорят, игрок, сын архитектора, очень мучился, что ему на карты запрет положен, вот и соорудил подземный ход, который вел в соседнюю деревню, и ходил тайком в трактир в простого мужика переодетым, и там в дурака играл с чернью. Но это враки. А еще утверждают, что все мужчины рода Захарьиных были прокляты в семнадцатом году ведьмой. Вот в это я верю…

Послышался скрежещущий звук, потом скрип, треск, натужный лай, затем гигантская кошка начала драть когтями дерево: ззз-жжж-тши-крак, крак, гав-гав-гав, пст-пст-пст-фух-фух.

– Обалдеть! – хором простонали тетки.

Через минуту они снова принялись бубнить, но я перестала их слушать, закрыла глаза и ощутила, как за спиной разворачиваются два огромных могучих крыла. В лицо подул ветер, ноги легко оттолкнулись от пола, руки раскинулись в стороны, и я полетела над облаками, чувствуя себя свободной и счастливой…

Внезапно приятный ветерок исчез, в нос ударил отвратительный смрад. Я вскрикнула, стукнулась пятками о пол, крылья отвалились, в уши впился противный голос Оксаны: «Деточка, тебе плохо?» – и мои глаза открылись.

Риелтор стояла рядом, сжимая в пальцах клочок ваты. Через секунду белый комочек очутился около моего носа.

– Вдохни скорей еще разок, – приказала Альбина Иосифовна, маячившая неподалеку, – нашатырный спирт хорошо мозг прочищает.

Я шарахнулась в сторону.

– Не надо.

– Ты так побледнела, – испуганно произнесла Оксана. – И глаза закатила. Я уж подумала, сейчас Степа в обморок грохнется.

– Не продать мне эту жилплощадь никогда! – с отчаянием воскликнула Альбина Иосифовна. – Устала предлагать. Из десяти человек восемь убегают, увидев кухню, девятый сматывается, поглядев на ванную, а последний испаряется, едва сюда заглянет. Ну за что мне это горе? Дура я, дура! Имела нормальную двушку в Чертанове, жила прекрасно, так угораздило за Николая замуж выйти, свою квартиру продать, а на вырученные деньги в этом доме ремонт сделать. Теперь вот маюсь. По решению суда Николай отдал мне половину здания, я по закону двумя этажами владею. А толку? Цену ниже плинтуса опустила, но…

Жалобы Альбины прервали уже знакомые звуки – ззз-жжж, тши, крак-крак, гав-гав, пст-пст-пст, фух-фух.

Хозяйка схватилась пальцами за виски.

– Сил моих больше нет все это терпеть! У собаки и бабки недержание, они безостановочно в чертовой корзинке катаются и на разные голоса лают. С шести утра до полуночи такое веселье.

– Старушка тоже ходит писать на улицу? – задала восхитительный вопрос Оксана. – В другой половине дома унитаза нет? Он вам вместе с ванной достался?

– Все там есть, – всхлипнула владелица пентхауса, – гадить только Магда вниз мотается. А у Несси другая беда – вечно за покупками носится.

– Здесь еще и Лохнесское чудовище живет? – окончательно потеряла способность соображать Оксана.

– Мою бывшую свекровь зовут Агнесса Эдуардовна, – уже почти рыдала хозяйка, – но для своих она просто Несси. И поверьте, монстр из озера – ребенок по сравнению со своей московской тезкой. А Базилио? Тот вообще ведь без крыши!

– Базилио? – повторила Оксана. – Кот?

– К сожалению, человек, – огрызнулась Альбина Иосифовна. – Сын Николая от первого, глупого брака. Мальчишку нарекли Василием, однако Несси прикидывается аристократкой, постоянно французские слова употребляет и внучк'a иначе как Базиль не кличет. А тот – безумный дровосек из книги про Алису.