Шофер припарковался у тротуара.

– Приехали, – обрадовалась я. – Сколько с нас?

Пока я отсчитывала купюры, Лиза продолжала возмущаться сводницей:

– Элитное агентство называется… Берут прорву денег за подбор кандидатов, обещают учесть твои интересы, а подсовывают мужика, у которого прислуга с голой задницей. Я девушка из приличной семьи!

– Те, кто хорошо воспитан, в шубе на голое тело в гости не поедут, – неожиданно влез в наш разговор водитель. – Глянь на себя в зеркало! На кого ты похожа? Тьфу прямо! Если б моя дочь…

Лицо Лизы снова свело судорогой, и в следующую секунду она молча вцепилась шоферу в затылок. Он заорал. Я обомлела, но сумела оторвать Барашкову от мужика. Вытолкала ее на улицу и быстро протянула водителю деньги.

– Извините. Не поднимайте шума, Лиза ничего плохого не хотела. Я тут добавила вам за стресс.

– Вали отсюда! – заорал шофер, выхватывая из моей руки ассигнации. – Кошки драные! Сучонки!

Я живо выскочила на тротуар, автомобиль рванул с места и скрылся за поворотом. Лизавета стояла молча. Ее трясло, как в лихорадке.

– С ума сошла? – заорала я. – Разве можно на людей бросаться?

– А что такого я сделала? – с вызовом спросила Барашкова.

– Забыла? – зашипела я. – Налетела на таксиста, расцарапала ему шею. Он мог в полицию заявить.

– Ерунда, – отмахнулась Лизавета. – Терпеть не могу, когда меня оскорбляют. Он первым начал. Кто просил его мораль читать? «Если б моя дочь…» Сколько я тебе должна?

– Три тысячи, – ответила я. – Сюда входят и деньги, которые я дала шоферу за молчание.

Елизавета сердито засопела. Мы молча вошли в дом, я сняла сапоги, выпрямилась… и вдруг Лиза обняла меня.

– Степочка, прости меня, – тихо сказала она. – Спасибо, что выручила, сейчас долг верну. У меня ужасный характер, подчас самой от себя плакать хочется, сносит иногда крышу. Поверь, я стараюсь не психовать, но как будто свет в голове выключается, стоп-кран срывает, и тащит меня по кочкам. Я тебя люблю, ты мне теперь родная, я готова с тобой дружить. Ну, извини дуру!

Я погладила Лизу по спине.

– Забудь. У всех бывают сумрачные дни, когда дождь льет без перерыва. Но скоро произойдет нечто хорошее, засияет солнышко.

Лизавета поцеловала меня в щеку.

– Ты прелесть! Сделаешь мне макияж?

– Сейчас? – уточнила я.

– Нет, завтра, около трех дня. О’кей?

– Конечно, – пообещала я и пошла в свою комнату.

На следующий день в районе полудня я, вооруженная полученным утром от Филиппа удостоверением сотрудницы радиостанции, благополучно миновала охранника у входа в офисное здание и остановилась на первом этаже возле большого стенда. Ну, и где тут агентство «Кадр»? Куда мне направляться? О, да здесь находятся конторы нескольких фирм, оказывающих пиар-услуги!

Внимательному изучению плана помешал телефонный звонок. Я увидела на экране имя «Дарья Мамонтова» и удивилась. Чего хочет маникюрша, подруга Иры Куликовой? Я уже отдала ей телефон покойной. Надеюсь, Даша не рассчитывает заполучить меня в постоянные клиентки? Я не из тех, кто доверяет свои драгоценные лапки первому попавшемуся мастеру.

– Привет, – прочирикала Даша. – Ты где?

– На работе, – ответила я.

– А конкретнее? – спросила она.

Голос ее показался мне каким&то странным. Я решила уточнить:

– Дарья, это ты?

– Кто ж еще? – сказала Мамонтова. – Не узнала?

– Вроде ты не шепелявила, – протянула я.

– У меня передний зуб на штифте, – пустилась в объяснения она. – Откусила за завтраком булочку, он и выпал. Я это, не сомневайся, из&за дырки пришепетываю. Так где ты находишься территориально?

Я, все больше недоумевая, назвала адрес и добавила:

– Я в рекламном агентстве «Кадр». А в чем дело?

– Супер! – обрадовалась Мамонтова. – Сейчас подъеду туда, сходим в кафе, поболтаем.

– Нет, – отказалась я, – не сегодня. У меня дел по горло. Давай созвонимся на неделе, совместим графики.

Любой человек, услышав заявление «совместим графики», сразу поймет: с ним не хотят встречаться, но Даша заныла:

– Ну пожалуйста, мне очень нужен твой совет.

– Прости, не сегодня, – терпеливо ответила я.

– Речь идет о большой проблеме, – настаивала Мамонтова.

– Меня не отпустят с совещания, – соврала я, – оно продлится часа три.

– Попробуй отпроситься! – стонала Дарья.