Охота на волков
вернуться

Высоцкий Владимир Семенович
Шрифт:
БАЛЛАДА О БАНЕ Благодать или благословенье Ниспошли на подручных твоих — Дай нам, Бог, совершить омовенье, Окунаясь в святая святых! Исцеленьем от язв и уродства Будет душ из живительных вод, — Это – словно возврат первородства, Или нет – осушенье болот. Все пороки, грехи и печали, Равнодушье, согласье и спор — Пар, который вот только наддали, Вышибает, как пули, из пор. Всё, что мучит тебя, – испарится И поднимется вверх, к небесам, — Ты ж, очистившись, должен спуститься — Пар с грехами расправится сам. Не стремись прежде времени к душу, Не равняй с очищеньем мытье, — Нужно выпороть веником душу, Нужно выпарить смрад из нее. Здесь нет голых – стесняться не надо, Что кривая рука да нога. Здесь – подобие райского сада, — Пропуск тем, кто раздет донага. И в предбаннике сбросивши вещи, Всю одетость свою позабудь — Одинаково веничек хлещет, Так что зря не выпячивай грудь! Все равны здесь единым богатством, Все легко переносят жару, — Здесь свободу и равенство с братством Ощущаешь в кромешном пару. Загоняй по коленья в парную И крещенье принять убеди, — Лей на нас свою воду святую — И от варварства освободи! 1971 О ФАТАЛЬНЫХ ДАТАХ И ЦИФРАХ Моим друзьям – поэтам Кто кончил жизнь трагически, тот – истинный поэт, А если в точный срок, так – в полной мере: На цифре 26 один шагнул под пистолет, Другой же – в петлю слазил в «Англетере». А в 33 Христу – он был поэт, он говорил: «Да ни убий!» Убьешь – везде найду, мол. Но – гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил, Чтоб не писал и чтобы меньше думал. С меня при цифре 37 в момент слетает хмель, — Вот и сейчас – как холодом подуло: Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль И Маяковский лег виском на дуло. Задержимся на цифре 37! Коварен Бог — Ребром вопрос поставил: или – или! На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо, — А нынешние – как-то проскочили. Дуэль не состоялась или – перенесена, А в 33 распяли, но – не сильно, А в 37 – не кровь, да что там кровь! – и седина Испачкала виски не так обильно. «Слабо стреляться?! В пятки, мол, давно ушла душа!» Терпенье, психопаты и кликуши! Поэты ходят пятками по лезвию ножа — И режут в кровь свои босые души! На слово «длинношеее» в конце пришлось три «е», — Укоротить поэта! – вывод ясен, — И нож в него! – но счастлив он висеть на острие, Зарезанный за то, что был опасен! Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр, — Томитесь, как наложницы в гареме! Срок жизни увеличился – и, может быть, концы Поэтов отодвинулись на время! 1971 О МОЕМ СТАРШИНЕ Я помню райвоенкомат: «В десант не годен – так-то, брат, — Таким, как ты, – там невпротык…» И дальше – смех: Мол, из тебя какой солдат? Тебя – хоть сразу в медсанбат!.. А из меня – такой солдат, как изо всех. А на войне как на войне, А мне – и вовсе, мне – вдвойне, — Присохла к телу гимнастерка на спине. Я отставал, сбоил в строю, — Но как-то раз в одном бою — Не знаю чем – я приглянулся старшине. …Шумит окопная братва: «Студент, а сколько дважды два? Эй, холостой, а правда – графом был Толстой? А кто евоная жена?..» Но тут встревал мой старшина: «Иди поспи – ты ж не святой, а утром – бой». И только раз, когда я встал Во весь свой рост, он мне сказал: «Ложись!.. – и дальше пару слов без падежей. — К чему две дырки в голове!» И вдруг спросил: «А что в Москве, Неужто вправду есть дома в пять этажей?..» Над нами – шквал, – он застонал — И в нем осколок остывал, — И на вопрос его ответить я не смог. Он в землю лег – за пять шагов, За пять ночей и за пять снов — Лицом на запад и ногами на восток. 1971 МОИ ПОХОРОНА, ИЛИ СТРАШНЫЙ СОН ОЧЕНЬ СМЕЛОГО ЧЕЛОВЕКА Сон мне снится – вот те на: Гроб среди квартиры, На мои похорона Съехались вампиры, — Стали речи говорить — Всё про долголетие, — Кровь сосать решили погодить: Вкусное – на третие. В гроб вогнали кое-как, А самый сильный вурдалак Всё втискивал, и всовывал, И плотно утрамбовывал, — Сопел с натуги, сплевывал И желтый клык высовывал. Очень бойкий упырек Стукнул по колену, Подогнал – и под шумок Надкусил мне вену. А умудренный кровосос Встал у изголовия И очень вдохновенно произнес Речь про полнокровие. И почетный караул Для приличия всплакнул, — Но я чую взглядов серию На сонную мою артерию: А если кто пронзит артерию — Мне это сна грозит потерею. Погодите, спрячьте крюк! Да куда же, черт, вы! Я же слышу, что вокруг, — Значит, я не мертвый! Яду капнули в вино, Ну а мы набросились, — Опоить меня хотели, но Опростоволосились. Тот, кто в зелье губы клал, — В самом деле дуба дал, — Ну а на меня – как рвотное То зелье приворотное: Здоровье у меня добротное, И закусил отраву плотно я. Так почему же я лежу, Дурака валяю, — Ну почему, к примеру, не заржу — Их не напугаю?! Я ж их мог прогнать давно Выходкою смелою — Мне бы взять пошевелиться, но Глупостей не делаю. Безопасный как червяк, Я лежу, а вурдалак Со стаканом носится — Сейчас наверняка набросится, — Еще один на шею косится — Ну, гад, он у меня допросится! Кровожадно вопия, Высунули жалы — И кровиночка моя Полилась в бокалы. Погодите – сам налью, — Знаю, знаю – вкусная!.. Ну нате, пейте кровь мою, Кровососы гнусные! А сам – и мышцы не напряг, И не попытался сжать кулак, — Потому что кто не напрягается, Тот никогда не просыпается, Тот много меньше подвергается И много дольше сохраняется. Вот мурашки по спине Смертные крадутся… А всего делов-то мне Было, что – проснуться! …Что, сказать, чего боюсь (А сновиденья – тянутся)? Да того, что я проснусь — А они останутся!.. 1971 ПЕСЕНКА ПРО МАНГУСТОВ «Змеи, змеи кругом – будь им пусто!» — Человек в исступленье кричал — И позвал на подмогу мангуста, Чтобы, значит, мангуст выручал. И мангусты взялись за работу, Не щадя ни себя, ни родных, — Выходили они на охоту Без отгулов и без выходных. И в пустынях, в степях и в пампасах Даже дали наказ патрулям — Игнорировать змей безопасных И сводить ядовитых к нулям. Приготовьтесь – сейчас будет грустно: Человек появился тайком — И поставил силки на мангуста, Объявив его вредным зверьком. Он наутро пришел – с ним собака — И мангуста упрятал в мешок, — А мангуст отбивался и плакал, И кричал: «Я – полезный зверек!» Но зверьков в переломах и ранах Всё швыряли в мешок, как грибы, — Одуревших от боли в капканах Ну и от поворота судьбы. И гадали они: в чем же дело — Почему нас несут на убой? И сказал им мангуст престарелый С перебитой передней ногой: «Козы в Бельгии съели капусту, Воробьи – рис в Китае с полей, А в Австралии злые мангусты Истребили полезнейших змей. Вот за это им вышла награда От расчетливых этих людей, — Видно, люди не могут без яда, Ну а значит – не могут без змей…» И снова: «Змеи, змеи кругом – будь им пусто!» — Человек в исступленье кричал — И позвал на подмогу… Ну, и так далее — как «Сказка про Белого Бычка». 1971 МИЛИЦЕЙСКИЙ ПРОТОКОЛ Считай по-нашему, мы выпили не много — Не вру, ей-бога, – скажи, Серега! И если б водку гнать не из опилок, То чё б нам было с пяти бутылок! …Вторую пили близ прилавка в закуточке, — Но это были еще цветочки, — Потом – в скверу, где детские грибочки, Потом – не помню, – дошел до точки. Я пил из горлышка, с устатку и не евши, Но – как стекло был, – остекленевший. А уж когда коляска подкатила, Тогда в нас было – семьсот на рыло! Мы, правда, третьего насильно затащили, — Ну, тут промашка – переборщили. А что очки товарищу разбили — Так то портвейном усугубили. Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь, Что – не буяньте, что – разойдитесь. На «разойтись» я сразу ж согласился — И разошелся, – и расходился! Но если я кого ругал – карайте строго! Но это вряд ли, – скажи, Серега! А что упал – так то от помутненья, Орал не с горя – от отупенья. …Теперь дозвольте пару слов без протокола. Чему нас учит семья и школа? Что жизнь сама таких накажет строго. Тут мы согласны, – скажи, Серега! Вот он проснется утром – протрезвеет – скажет: Пусть жизнь осудит, пусть жизнь накажет! Так отпустите – вам же легче будет: Чего возиться, раз жизнь осудит! Вы не глядите, что Сережа всё кивает, — Он соображает, всё понимает! А что молчит – так это от волненья, От осознанья и просветленья. Не запирайте, люди, – плачут дома детки, — Ему же – в Химки, а мне – в Медведки!.. Да, всё равно: автобусы не ходят, Метро закрыто, в такси не содят. Приятно все-таки, что нас тут уважают: Гляди – подвозят, гляди – сажают! Разбудит утром не петух, прокукарекав, — Сержант подымет – как человеков! Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся. Я рупь заначил, – опохмелимся! И все же, брат, трудна у нас дорога! Эх, бедолага! Ну спи, Серега! 1971
* * *
Целуя знамя в пропыленный шелк И выплюнув в отчаянье протезы, Фельдмаршал звал: «Вперед, мой славный полк! Презрейте смерть, мои головорезы!» Измятыми знаменами горды, Воспалены талантливою речью, — Расталкивая спины и зады, Одни стремились в первые ряды — И первыми ложились под картечью. Хитрец – и тот, который не был смел, — Не пожелав платить такую цену, Полз в задний ряд – но там не уцелел: Его свои же брали на прицел — И в спину убивали за измену. Сегодня каждый третий – без сапог, Но после битвы – заживут как крезы, — Прекрасный полк, надежный, верный полк — Отборные в полку головорезы! А третии – средь битвы и беды Старались сохранить и грудь и спину, — Не выходя ни в первые ряды, Ни в задние, – но как из-за еды Дрались за золотую середину. Они напишут толстые труды И будут гибнуть в рамах, на картине, — Те, кто не вышли в первые ряды, Но не были и сзади – и горды, Что честно прозябали в середине. Уже трубач без почестей умолк, Не слышно меди, тише звон железа, — Разбит и смят надежный, верный полк, В котором сплошь одни головорезы. Но нет, им честь знамен не запятнать. Дышал фельдмаршал весело и ровно, — Чтоб их в глазах потомков оправдать, Он молвил: «Кто-то должен умирать — А кто-то должен выжить, – безусловно!» Пусть нет звезды тусклее, чем у них, — Уверенно дотянут до кончины — Скрываясь за отчаянных и злых, Последний ряд оставив для других — Умеренные люди середины. В грязь втоптаны знамена, смятый шелк, Фельдмаршальские жезлы и протезы. Ах, славный полк!.. Да был ли славный полк, В котором сплошь одни головорезы?! 1971
* * *
Так дымно, что в зеркале нет отраженья И даже напротив не видно лица, И пары успели устать от круженья, — И все-таки я допою до конца! Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Минутный порыв говорить — пропал, — И лучше мне молча допить бокал… Полгода не балует солнцем погода, И души застыли под коркою льда, — И, видно, напрасно я жду ледохода, И память не может согреть в холода. Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Минутный порыв говорить — пропал, — И лучше мне молча допить бокал… В оркестре играют устало, сбиваясь, Смыкается круг – не порвать мне кольца… Спокойно! Мне лучше уйти улыбаясь, — И все-таки я допою до конца! Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Тусклей, равнодушней оскал зеркал… И лучше мне просто разбить бокал! 1971