Сегодня же, глядя на широкую Волворс-роуд с козел экипажа, Джарред чувствовал острую грусть по своей молодости, окончившейся двадцать лет назад. Он вспоминал их кочевую жизнь, их милые ужины за свечой, вкусную еду, их маленькие банкеты с селедкой и бутербродами, праздники с сосисками и копченой пикшей, их вечерние походы в «Дорогу», когда окна магазинов были ярко освещены, а мостовые полны народу, и все это казалось им самым прекрасным и удивительным.

«Добрые, старые дни, они ушли навсегда! — говорил Джарред сам себе со вздохом. — Я думаю, что я был бы куда более хорошим человеком, если бы Луиза была жива».

Это воспоминание возымело действие, и мистер Гарнер воодушевился тем, что не все еще потеряно. С этим радостным чувством, наполнившим его, и с воспоминаниями о своей молодости Джарред прошел Кэмбервелл до того, как алые краски заката опустились на покатые крыши домов с окружающими их садиками, примыкающими к каналу. Сад, который особенно понравился ему, был небольшого размера, но гораздо больше, чем те пустынные участки земли, прилегающие к виллам, расположенным в трех милях от Чаринг-Кросс, садик этот был огорожен от всего мира зарослями боярышника. В середине сада на травянистой лужайке стояла большая старая груша, которая была посажена добрых лет сто назад, когда Кэмбервелл должно быть был деревней. Это дерево было с большим морщинистым стволом и с огромными ветвями, которые сейчас оказались увешанными грушами. Они, пожалуй, уже имели вкус турнепса и «мягкость» дерева, но все ж оставались грушами.

Именно рядом с этим садом находилась комната на первом этаже с выходящими на север окнами. Она вполне бы подошла мистеру Гарнеру, об остальных комнатах он даже не раздумывал. У него совсем не было требований к подвалу или к душевой, его не волновала тяга в дымоходе на кухне; он заключил сделку с агентом в основном из-за месторасположения дома. Он должен был получить этот дом — Коттедж Мальвины, как его называли, без выплаты ренты за текущий квартал, с условием, что он сделает небольшой ремонт, ежегодная же выплата должна была составлять двадцать пять фунтов.

— Это один из самых дешевых домов в Кэмбервелле, — сказал агент, — и наиболее удобный для небольшой семьи.

— Тогда его можно было бы вообще не сдавать, — отметил Джарред, разглядывая сад.

— Я бы и не стал этого делать, если бы не необходимость в получении более основательного жилища, — ответил агент. — И, я надеюсь, вы сможете мне дать какие-нибудь рекомендации.

— Я прожил двадцать лет в этом доме, который сейчас занимаю, — сказал гордо Джарред, — и могу отослать вас к владельцу этого дома.

— Этого более чем достаточно.

Джарред вернулся на Войси-стрит затемно, вполне удовлетворенный собой. То грушевое дерево очаровало его. У него возникали мысли о том, как по субботам он будет сидеть в тени того дерева, куря свою трубку, слушая колокольный звон, зовущий религиозных жителей на утреннюю службу. Ему очень понравился коттедж Мальвины, этот домик находился в очень живописном уголке — между церковью и каналом. Он чувствовал, что мог бы начать по-новому свою жизнь там и что его возможности художника значительно лучше проявились бы в этом месте.

Он передал миссис Гарнер в красках описание коттеджа, разжигая настрадавшуюся душу старушки тем, что она могла бы начать жить как леди.

— Ты могла бы содержать целый отряд слуг, моя дорогая, — сказал он, — не тех девочек, которые приходят по найму и всегда бегут домой по первому зову матери. На те деньги, которые нам обещал Лейбэн, и на то, что я смогу заработать сам, мы могли бы неплохо прожить.

— Так и будет, Джарред, если ты будешь держаться подальше от кабаков.

— Я так и сделаю, мама. У меня будет дома, как у джентльмена, лишь небольшой стаканчик голландской. Я совсем не испытываю желания встречаться со своими старыми друзьями.

Таково было отречение Джарреда от пороков, ранее свойственных ему. Он уже достаточно вкусил пыли и грязи жизни и не хотел больше сталкиваться с этим. В глубине его сердца горело желание быть достойным своей прекрасной дочери, ведь он так мало соответствовал настоящей жизни миссис Лейбэн.

«Я знаю, она любит меня, — говорил он себе, — она была верна мне всегда. Но если бы она встретила меня на улице с одним из моих старых дружков, то отвернулась бы от меня. Я должен хоть немного подняться, так, чтобы Лу, показывая на меня, могла бы сказать без тени смущения — это мой отец».

Это был последний день миссис Гарнер на Войси-стрит. Мебель была подготовлена для перевозки: стекло и посуда были упакованы в коробки с железным дном, подготовлены картины Джарреда, которые так долго ждали своего покупателя и были сейчас завернуты в старые платья и связаны веревкой, — целая батарея чемоданов стояла в проходах.

День был изнурительным для миссис Гарнер. Она с самого утра была занята упаковкой вещей, в то время как Джарред находился в Коттедже Мальвины, помогая плотнику приколачивать полки и руководя действиями садовника, который пытался привести в порядок садик, орудуя громадными ножницами.