Как известно, именно Россия, Украина и Белоруссия стояли у истоков создания СССР, следовательно, указанные республики имели историческое право задекларировать процесс ликвидации этого государственного образования и сформулировать фундаментальные принципы нового образования. При этом была признана необходимой ратификация договора парламентами и предоставление возможности присоединения к нему другим республикам.

Дальше работа пошла веселее. Участвовали в обсуждении все, роль добровольных «писарей» взяли на себя я и Бурбулис. Когда тяжкий труд был завершен, все мы почувствовали большой подъем… Когда я смотрел на эти несколько листов бумаги, на которых еще не высохли чернила, я начинал осознавать: мы не только подписали соглашение. Мы только что написали новый раздел истории».

Черновик Соглашения был написан ночью

В общем-то, в приведенном рассказе Кравчука - довольно сильное отклонение от истины, как все происходило в Вискулях. В памяти бывшего украинского президента, по-видимому, произошло некоторое смещение событий во времени. По рассказам других свидетелей, - а их, пожалуй, большинство, - оживленное обсуждение ситуации началось уже за ужином 7-го. И про украинский референдум Кравчук рассказывал тогда же, а не следующим утром (хотя, в общем-то, о референдуме и без рассказа Кравчука всем было достаточно хорошо известно). Я уж не говорю о том, что черновой текст Беловежского соглашения был подготовлен ночью с 7-го на 8-го, так что говорить, будто «поворотный момент» переговоров обозначился лишь 8-го, довольно странно.

«Но мы должны были идти дальше, - пишет в продолжение своего рассказа Кравчук.
– Естественно, необходимо было сообщить Горбачеву, хотя по понятным причинам информировать президента СССР добровольно никто не вызвался. Коллегиально решили поручить этот весьма деликатный вопрос Станиславу Шушкевичу как хозяину встречи. Бориса Николаевича мы уполномочили непосредственно поговорить с Михаилом Сергеевичем в Кремле 9 декабря.

Вдруг Ельцин предложил позвонить президенту США Джорджу Бушу и сообщить ему о наших переговорах и их результатах. Мы не возражали, понимая, что Ельцин (еще не забывший август 91-го) хотел застраховаться от возможных неожиданностей. Кстати, позднее из «Вискулей» президент России сделал еще один звонок - министру обороны СССР Евгению Шапошникову и заручился его поддержкой на случай чрезвычайных обстоятельств».

Тут Кравчук, видимо, опять допускает неточность: по другим свидетельствам, Шапошникову Ельцин позвонил раньше, чем Бушу и Горбачеву. Да и по логике вещей требовалась именно такая последовательность (необходимо было в первую очередь заручиться поддержкой военных).

Кравчук:

«Любопытно, что связь с Вашингтоном установили раньше, чем с Москвой. Реакция обоих президентов известна: спокойная, уравновешенная - Буша, возмущенная, возбужденная - Горбачева. Михаил Сергеевич беседовал с Шушкевичем недолго: сразу же потребовал к телефону Ельцина и в разговоре с ним заявил, что желает видеть нас всех троих у себя завтра, 9 декабря. Российский президент сообщил, что на встречу прибудет лишь он. Это еще больше усилило раздражение Горбачева.

После крайне нервного разговора со своим постоянным оппонентом Ельцин предложил найти президента Казахстана (который в основном разделял наши взгляды), сообщить ему обо всем и предложить присоединиться к только что подписанным беловежским соглашениям. Борис Николаевич заметно нервничал, он опасался, что Горбачев сможет перетянуть Назарбаева на свою сторону, а это, по его мнению, могло поставить под угрозу весь процесс образования Содружества Независимых Государств, поскольку казахстанский лидер имел немалое влияние на некоторых своих коллег (в частности, на Акаева, Каримова и Ниязова). Вскоре выяснилось, что Назарбаев как раз летит в Москву. Я уговаривал Бориса Николаевича не волноваться, так как был уверен, что обратного хода этот процесс уже не получит. Но Ельцин все же приказал своим подчиненным разыскать президента Казахстана и уговорить его приехать в Беларусь. Представителям лидера России удалось «перехватить» Назарбаева во Внукове, но тот отказался менять свои планы».

Снова неточность: с Назарбаевым телефонные разговоры велись до разговоров с Бушем и Горбачевым. И приехать Назарбаев отказался не сразу, сначала пообещал, что приедет.

К приему гостей готовились давно

Несколько по-другому описывает то, что происходило в Вискулях, другой участник тех исторических событий - бывший министр иностранных дел Белоруссии Петр Кравченко. Начать с того, что, согласно его утверждению, все происходившее там вовсе не было какой-то импровизацией. Признаки, что именно на территории Белоруссии должно свершиться что-то важное, лично он стал замечать уже за несколько недель до того, как случились сами события. В середине ноября в Белоруссию собирался приехать только что вернувший на пост союзного министра иностранных дел Эдуард Шеварднадзе. Как предположил Кравченко, - по заданию Горбачева, чтобы прозондировать обстановку в республике. Об этом своем намерении Шеварднадзе уведомил Кравченко, тот согласовал этот вопрос с белорусским премьером Вячеславом Кебичем (у премьера не было возражений). Однако через несколько дней Кебич позвонил Кравченко и неожиданно велел ему попросить Шеварднадзе, чтобы тот «повременил» с приездом в Белоруссию. «По поведению Кебича, - пишет Кравченко, - нетрудно было понять: готовится что-то серьезное, но что именно, оставалось для меня загадкой». Чуть позже аналогичная история произошла с известным американским телемагнатом, владельцем компании CNN Тедом Тёрнером, которого Кравченко, еще в октябре, пригласил поохотиться в Беловежскую пущу (рассчитывал «пристроить на CNN какой-нибудь серьезный материал о Белоруссии»). Тогда опять-таки тот же Кебич согласился предоставить Тёрнеру ту самую правительственную резиденцию «Вискули». И вот накануне приезда американца, 4 декабря, снова от Кебича - команда «отбой»: «Знаешь, Петр Кузьмич, седьмого к нам прилетают Ельцин и Кравчук. Готовится встреча руководителей трех республик...» Правда, - уверение: «О чем пойдет разговор, не знаю...»

Короче говоря, в действительности, по-видимому, и в Минске, и в Москве, и в Киеве в самом деле прекрасно знали заранее, что в Вискулях встретятся именно трое, а не двое, и что говорить они будут о вещах более серьезных, чем какие-то частные экономические проблемы.

Почему в Беловежской пуще?

В дальнейшем немало догадок, домыслов прозвучало насчет того, почему именно Вискули выбрали как место встречи. Так, бывший пресс-секретарь Горбачева Андрей Грачев, пишет: мол, выбор этот был связан с тем, что рядом белорусско-польская граница - в случае чего сели в вертолет и перемахнули через нее. Однако Кравченко приводит другую версию: Вискули были выбраны еще год назад, в декабре 1990-го, когда в Москву приезжала белорусская правительственная делегация для заключения договора с РСФСР. В делегацию входил ряд депутатов белорусского парламента, которые провели несколько неформальных встреч с людьми из окружения Ельцина. Среди прочего, говорили о необходимости создания нового постсоветского образования, причем по сценарию Ельцина, а не по плану Горбачева. Тогда-то один из белорусских депутатов и предложил для заключения нового договора собраться в Беловежской пуще. Находится она возле Бреста, а с этим городом связана одна из самых позорных страниц советской истории. Здесь в 1918 году был заключен Брестский мир, в соответствии с которым, как известно, вождь российских большевиков Ленин отдал немцам значительную часть Белоруссии и Украины. Так что, если исторический договор будет подписан здесь же, это как бы послужит символом восстановления справедливости. Это предложение было принято.

Как мы знаем, идея создания «союза четырех» как ядра будущего Союза позже звучала не раз, особенно в речах Ельцина. Правда, к Беловежью, к Вискулям она не привязывалась. Да это и не было принципиально – в конце концов подписать соглашение можно было и в другом месте.

Сколько было «зубров»

В своем рассказе о памятных событиях Кравченко «сократил» число «беловежских зубров» с трех до двух: белорусская сторона, по его словам, не играла там какой-то сколько-нибудь важной роли. Спикеру белорусского парламента Станиславу Шушкевичу Кравченко он вообще дает довольно пренебрежительную характеристику: