А вот еще ответ Бретвейта на запрос Лондона относительно Прибалтики: «Лондон запросил у меня оценку состояния Союза. Я повторил свою стандартную линию. Реформа породила сопротивление. Переворот против Горбачева возможен…

Я обращал особое внимание на ухудшающееся положение в прибалтийских государствах, особенно в Литве. Москва, возможно, позволит прибалтам покинуть Союз мирно. Но нам надо заранее определить свою публичную линию поведения на тот случай, если Горбачев прибегнет к силе. Мы могли бы поддержать насильственное восстановление порядка. Но применение силы для подавления законных политических чаяний народов Прибалтики — это было бы уже нечто совсем другое».

Итак, английский посол разъезжает по Советскому Союзу, встречается с сепаратистами, дает рекомендации по их поддержке, а английский министр в открытую провозглашает тост за отделение одной из республик— Украины— от СССР! А если бы советский посол в Великобритании поехал бы, положим, в Ольстер, поговорил бы там с представителями Ирландской Республиканской Армии, борющейся за независимость всех графств Северной Ирландии от Англии, а советский министр провозгласил бы при этом соответствующий тост? Что сказали бы по этому поводу в Лондоне даже трудно себе представить!.. Но, погодите, впереди нас ждут более удивительные признания Бретвейта:

«Вечером 4 февраля 1990 года несколько сотен тысяч человек собрались на Крымском мосту возле Парка Горького, — рассказывает английский посол. — Они прошли по Садовому кольцу, мимо Музея Революции на улице Горького до Манежной площади, находящейся прямо под стенами Кремля. Впервые демонстрации оппозиционеров позволили подойти так близко к самому центру власти. Некоторые несли царские флаги и флаги Временного правительства, созванного в феврале 1917 года, как бы намеренно пытаясь перекинуть мост в докоммунистическое прошлое. Другие несли лозунги: «Долой КГБ!», «Армия, не стреляй!», «Партийные бюрократы, помните о Румынии!».

Шла с ними и Джилл, которая пошла просто посмотреть, а затем присоединилась к общей массе. На Манежной площади к ним обратились Ельцин, Гавриил Попов, Коротич и поэт Евтушенко. Большинство демонстрантов составляли пожилые люди, принадлежавшие к средним классам. Молодежи среди них было сравнительно мало. Несколько человек узнали Джилл, которая недавно выступала по телевидению: «О! Вы жена «нашего» английского посла!».

Вдумайтесь, — жена английского посла, полномочного представителя Великобритании в СССР, участвует в демонстрации, направленной против законного порядка управления в Советском Союзе! Попробуем, опять-таки, вообразить, что нечто подобное происходит в Лондоне: жена советского посла встает в ряды демонстрантов, выступающих за изменение конституционного строя Соединенного Королевства и угрожающих его правительству. Что бы заявило по такому случаю Форин Офис, как бы отреагировал британский парламент, каково было бы возмущение общественности!.. Впрочем, это не последнее изумительное деяние сэра Родрика Брет-вейта и миссис Джилл Бретвейт в СССР, будут и еще — о них я расскажу в следующей главе.

Пока же вернемся в 1990 год. Демократы одерживают одну победу за другой, радуется сэр Родрик:

«Гавриил Попов был избран в апреле председателем Московского городского совета — еще одна ключевая позиция в старой коммунистической структуре власти. Станкевич был его заместителем. В июне г-жа Тэтчер посетила Попова в его новом кабинете в московской «ратуше» на улице Горького.

Попов вошел в свой кабинет шаркающей походкой с надетым в честь г-жи Тэтчер галстуком. За ним шел новый председатель городского исполкома, коренастый популист Юрий Лужков, ставший впоследствии его преемником. Советский Союз, сказал Попов, похож на маленького мальчика, который вскарабкался на высокое дерево, а как с него спуститься, не знает. Демократия расширена, но она не имеет экономической базы. Нынешняя волна радикального популизма может отхлынуть и превратиться в правый популизм, который приведет страну обратно к бюрократическому социализму. Горбачев довольно успешно действует в сфере международной дипломатии. Но что касается дипломатии внутренней, дела у него обстоят не так хорошо. Он не может руководить в одиночку, пространство для маневра у него сокращается и руководство сейчас непопулярно на всех уровнях.

Г-жа Тэтчер была в восторге: она узнала в Попове настоящего «тэтчериста», верного последователя Милтона Фридмана и Чикагской школы экономики (ей-богу, так у Бретвейта и написано, я ни слова не добавил, не убавил. — В.Л.).

…Массовая пресса становилась все более нетерпеливой. «Комсомольская правда», печатный орган комсомола, ставшая видным рупором либеральной общественности, напечатала манифест Солженицына «Как нам обустроить Россию». К этому времени идеи Солженицына уже не были особенно оригинальными. Многие из них стали частью общего мировоззрения в Москве… В манифесте содержались некоторые великолепные выпады. «Часы коммунизма пробили в последний раз».

Сентябрьский номер журнала «Огонек» напечатал «Манифест Крестьянской партии России». Никаких свидетельств того, что такая партия существует в реальном мире, не было. Но язык «Манифеста» был поджигательским!

«Страна накануне голода. В год небывало богатого урожая магазины в городах пусты. Миллионы тонн нашего собственного зерна гниют, а мы покупаем за золото зерно за границей. Это — не следствие глупости какого-нибудь министра, это предсмертные судороги системы, возмездие за десятилетия насилия и надругательства над теми, кто трудится на земле, и над самой землей. В результате чудовищного социального эксперимента русское село приближается к XXI веку разоренным, обезлюдевшим, обнищавшим. Импорт продовольствия — прямая поддержка агроГУЛАГа. Никто кроме русского крестьянина не может накормить Россию. Пора прекратить попытки спасти колхозы — мы должны спасти народ!»

Процесс покорения альтернативного Российского государства достиг кульминации девятью месяцами позже, 12 июня 1991 года, когда в результате выборов, происходивших в ожесточенной борьбе, Ельцин был избран президентом РСФСР. Была создана власть, противостоящая старой советской системе» правительств Англии, Франции, Германии, Италии, Японии, Канады и США — на «экономический саммит группы Семи (С7)». После заседания Джон Мэйджор пригласил его в Ковент-Гарден на оперу Россини «Золушка». Когда Горбачев вошел в театр, зрители его приветствовали, а по окончании спектакля, когда он вышел на улицу, ему устроили овацию. В своей собственной стране такого восторга он уже более не вызывал.