Опустив глаза, старик выговорил:

— По преданию, оборотень может вновь появиться только в королевской семье…

— А почему, отец, это все ты рассказываешь мне… и таким странным тоном? — запинаясь, проговорил пекарь. Какое-то неясное тоскливое предчувствие томило его.

— Потому что ты потомок королей, Ладислав. Ты должен сам понять, к чему я веду этот разговор. Где твой старший сын?

— Какой же я король? — криво усмехнувшись, сказал пекарь. — Я бедный.

— Ты происходишь из древнего королевского рода, и ты единственный, кто остался. Ты и твои дети.

— Моя мать прожила почти девяносто лет и к концу жизни стала не вполне здоровой, принялась рассказывать всякие небылицы. Но это все пустое…

— Я это знаю не от твоей матери. У тебя голубая кровь.

Пекарь в сердцах схватил со стола нож и полоснул лезвием по среднему пальцу на левой руке. На чистый глиняный пол закапала ярко-алая кровь.

— Ну?! Голубая? — торжествуя, обратился пекарь к старикам, пристально глядящим на кровь.

Те печально кивнули.

— Голубая, — сказал старший.

Не веря своим глазам, пекарь вновь посмотрел на красные пятна на полу.

— Жена, — обратился он к женщине, сидящей за столом, — посмотри… Какого цвета эта кровь?

— Цвета неба, — не глядя, сдавленным голосом ответила та и тихо заплакала.

Пекарь растерянно опустился на стул и сгорбился.

— Где твой сын, Ладислав? — помолчав, спросил второй старик, что был пониже ростом.

— Он работает в артели лесорубов… уже почти год… Недавно он принес нам денег.

— Сколько?

— Десять золотых монет.

Старики зашевелились, с осуждением покачивая головами.

— Я не обманываю! — горячо повторил пекарь. — Десять золотых монет! Мы, правда, почти все уже раздали… Людям сейчас живется несладко…

— Мы верим тебе, Ладислав, не в этом дело… Ты не спросил, откуда у него столько денег?

— Это деньги почти за целый год работы.

— Ты совсем не знаешь жизни… Столько лесорубу и за пять лет не заработать.

Пораженный пекарь надолго замолчал. Его маленькая, похожая на девочку жена, сидевшая все это время неподвижно, измученным голосом произнесла:

— Чего вы хотите от нас? Мы любим нашего мальчика… — Она подняла на стариков глаза и вдруг выкрикнула, сердито застучав маленьким кулачком по столу: — Я не верю вам! Не верю, что он оборотень!

— А когда убедишься в этом… ты… убьешь его?… — спросил высокий старик.

Женщина вскочила на ноги, настежь распахнула входную дверь и закричала, захлебываясь слезами:

— Уходите прочь! Прочь отсюда!

Пекарь, тяжело поднявшись, обнял плачущую жену, усадил ее на стул и закрыл дверь. Второй старец достал из котомки сложенный кусок грубого льняного полотна и развернул его. Бурые пятна покрывали белую ткань. Старик поднес полотно поближе к женщине и сурово произнес:

— Посмотри хорошенько, Софья. Это другая мать заворачивала в эту ткань своего ребенка, которого загрыз волк…

С застывшим взглядом, жена пекаря раскачивалась на стуле, из глаз ее катились крупные слезы.

— Если мы убедимся, что волк — это наш сын, — глухо сказал пекарь, — я сам убью его.

Не соглашаясь, старики покачали головами.

— По преданию, волка-оборотня может убить только женщина, — сказал первый старик, и оба гостя посмотрели на жену пекаря.

— Нет, — сказала та, глядя куда-то сквозь стену.

— Волк не различает, кто перед ним, и может так случиться, что он убьет кого-нибудь из твоих остальных шестерых детей! Ты должна сделать то, о чем мы просим.

— Нет, — ответила женщина.

Пекарь сидел, опустив голову. Старики молчали, опершись на посохи. Вдруг в проеме двери, ведущей в другую комнату, появилась высокая светловолосая девочка лет четырнадцати. В руках она держала ружье.

— Я все слышала, — сказала она. — Я убью волка. Не плачь, мама. Он всегда нас всех ненавидел, я знаю, и братья это знают. Я умею обращаться с ружьем, — повернулась девочка к старикам, которые с сомнением смотрели на нее. — Недавно я подстрелила рысь.

— Доченька, ведь он твой брат! — закричала жена пекаря.

— Он волк! — сердито выкрикнула девочка. — Он убивает людей, а ты сидишь тут и жалеешь его! Ненавижу его! Когда в следующий раз он придет домой…

— Он больше не придет, — раздался с печи тоненький детский голосок, и из-за занавески высунулась взлохмаченная голова пятилетнего малыша. — Когда сегодня он уходил к себе, в лес, я бегал во дворе и налетел на него. Он меня пнул и говорит: «Хорошо, что я вас больше никогда не увижу…»