– Я пришел с миром, благородный сэр.

– В Доме Гостеприимства нет места вражде, – столь же церемонно процитировал Феликс.

– Вы очень любезны, сэр. Меня зовут Мак-Фи Норберт.

– Благодарю вас. А меня – Гамильтон Феликс.

– Да, я знаю.

Неожиданно Гамильтон резко сменил тон.

– Ага! А знал ли это ваш приятель, пытаясь полоснуть меня лучом?

Мак– Фи быстро оглянулся по сторонам, словно желая убедиться, что этих слов никто не услышал. Ему явно не по душе был оборот, который начал принимать разговор.

– Тише, тише, сэр, – запротестовал он, – я же сказал, что пришел с миром.

Это было ошибкой – прискорбной ошибкой. Ссору мой знакомый затевал не с вами.

– Вот как? Тогда почему же он вызвал меня?

– Повторяю: это была ошибка. Я глубоко сожалею.

– Послушайте, – возмутился Гамильтон, – разве это по протоколу? Если ваш приятель искренне ошибся, то почему бы ему не прийти ко мне, как подобает мужчине? Я приму его миролюбиво.

– Он не в состоянии.

– Почему? Ведь я ранил его всего лишь в руку.

– И тем не менее, он не в состоянии. Уверяю вас. Он был… наказан.

Гамильтон внимательно посмотрел на собеседника.

– Вы говорите: «наказан». Так, что не в состоянии встретиться со мной. Может быть, он «наказан» настолько, что должен встретиться с гробовщиком?

Какое-то мгновение Мак-Фи колебался.

– Можем мы поговорить наедине? Конфиденциально?

– Похоже, здесь скрыто куда больше, чем видно над водой, Я не люблю секретов, друг Норберт.

– Жаль, – пожал плечами Мак-Фи.

Гамильтон обдумал ситуацию. В конце концов, почему бы и нет? Положение казалось забавным. Он взял собеседника под руку

– Раз так – давайте посекретничаем. Где?

Мак-Фи вновь наполнил стакан.

– Нам известно, друг Феликс, что вы не слишком симпатизируете смехотворной генетической политике нашей так называемой культуры.

– Откуда?

– Разве это существенно? У нас свои способы доискиваться до истины. Я знаю, что вы человек смелый и талантливый, вдобавок, готовый к неожиданностям. Хотели бы вы приложить силы и дарования к работе над действительно стоящим проектом?

– Прежде всего я должен знать, в чем он заключается.

– Естественно. Позвольте сказать… Впрочем, нет может быть, лучше ничего не говорить. К чему отягощать вас секретами?

Гамильтон отказался делать встречный шаг. Мак-Фи держал паузу, сколько мог, но в конце концов вынужден был продолжить:

– Могу ли я доверять вам, друг мой?

– Если не можете – чего будут стоить мои заверения?

В первый раз напряженный взгляд глубоко посаженных глаз Мак-Фи немного смягчился, а по губам скользнул легкий намек на улыбку.

– Тут вы меня поймали. Ну… Я считаю себя неплохим знатоком человеческой натуры. И потому намерен довериться вам. И все же – не забывайте, это секрет. Можете ли вы представить себе научную программу, составленную так, чтобы дать нам максимум того, что позволяют наши научные знания, и не стесненную при этом дурацкими правилами, которыми руководствуются наши официозные генетики?

– Вполне.

– Программу, которую осуществляют и поддерживают люди с жестким мышлением, способные думать самостоятельно?

Гамильтон кивнул. Он по-прежнему гадал, куда клонит этот деятель, однако решил играть до конца.

– Я не вправе сказать вам больше – здесь, – заключил Мак-Фи. – Вы знаете, где находится Дом Волчицы?

– Разумеется.

– Вы член братства?

Гамильтон кивнул. К Древнему Благотворительному Братству Волчицы принадлежал едва ли не всякий – орден обладал избирательностью проливного дождя. Сам Феликс не заглядывал в Дом Волчицы и раз в полгода, однако располагать местом для встреч в любом чужом городе было удобно.

– Прекрасно, Можем мы встретиться там попозже, ночью?

– Конечно.

– Там есть комната, где собираются порой некоторые из моих друзей. Не трудитесь спрашивать у портье – она в холле Ромула и Рема, прямо напротив эскалатора. Скажем, в два часа?

– Лучше в половине третьего.

– Как вам угодно.

Впервые Монро-Альфа Клиффорд заметил ее во время большого бала. Трудно объяснить, чем именно она привлекла его взгляд. Разумеется, она была красива – однако сама по себе красота не является для девушек знаком отличия. Они просто не могут не быть красивыми – как персидские кошки, бабочки «сатурния луна» или чистокровные скакуны. Нет, объяснить исходящее от девушки обаяние было куда труднее.