— Так точно, — говорю, — лежал, уткнувшись лицом в снег. Городовой сказал, словно спать улегся и халатиком прикрылся. Материя шелковая, блестит как снег, светлая, потому и не заметили сразу. Долго ли на таком морозе выспишься.

— Иностранные подданные, проживающие в участке, все по учету проходят?

— Как же иначе, — говорю.

— Проверьте, где проживал некий господин Санже.

Заглядываю в регистрационную книгу: как есть, в доме на 1-й линии.

— А где этого нашли? — Ванзаров спрашивает.

Сверяю: мать честная! Адрес-то один и тот же. А господин Ванзаров даже не удивился, словно знал.

— Кто же таков этот Санже будет? — спрашиваю. — Купец или коммерсант?

— Все значительно интересней, пристав, — отвечает мне. — Готовьтесь, у вас будет масса хлопот. Потому что господин этот — секретарь американской миссии. Важный дипломат и знаменитый боксер. Ждите больших гостей. Из министерства, не иначе. В общем, я вам не завидую…

Как сказал, так у меня внутри все похолодело. Это какую же холеру на свою шею повесил. Все, теперь замучают проверками. Скажут: как же ты, пристав, не углядел, что у тебя дипломат иностранной державы в снегу голяком спит? Плохо ты, пристав, за участком следишь. Надо тебя куда подальше отправить. И ведь отправят. Сделают во всем виноватым, это у нас умеют.

В общем, натерпелся я, Николаша, тогда страху. Думал, совсем пропал: турнут с должности, и поминай как звали. И все из-за этих «самоварок» проклятых. Такая неприятность.

Ванзаров только нажал кнопку электрического звонка, как дверь распахнулась. Гостя встретил седой старичок с ухоженной бородкой в примерно чистом смокинге с белыми перчатками. Он удивленно осмотрел незнакомца.

— Что вам угодно?

— Это квартира секретаря американской миссии господина Санже?

— Именно так. Однако хозяина нынче нет дома. А вы…

— А вы его камердинер?

— Дворецкий. Так что вам угодно?

— В котором часу господин Санже вчера ушел из дома?

Дворецкий не был расположен сообщать подробности первому встречному. Ванзаров представился и даже показал зеленую книжечку Департамента полиции. Но и это не тронуло верного слугу.

— У мистера Санже дипломатический иммунитет, его не может задерживать или допрашивать полиция, — ответил он, демонстрируя хорошую осведомленность в международной политике.

— Я не собираюсь его допрашивать. Я спросил: когда он ушел из дома? — пояснил Ванзаров.

— Хорошо, я отвечу. Мистер Санже ушел из дома в девятом часу.

— Вас не беспокоит, что его до сих пор нет?

— Мистер Санже взрослый мужчина, который может за себя постоять. У него дипломатический иммунитет.

Дворецкому нравилось это сочетание. Словно и он имел к важному и значительному свое маленькое дворецкое отношение.

— Вам известно, с кем у господина Санже была назначена встреча? — спросил Ванзаров.

— А вы уверены, что имеете право задавать такие вопросы? Дипломатический…

— Уверен. Господина Санже нашли сегодня утром на улице мертвым…

Русский дворецкий перенял выдержку английских коллег. Он только приподнял бровь, ничем более не выразив удивления, зато распахнул дверь, предложив войти.

— Ваша фамилия Ванзаров? — спросил он. — В таком случае для вас оставлено сообщение. Можете подождать в гостиной.

Дворецкий удалился бесшумно.

У Санже оказался хороший вкус. В обстановке гостиной не чувствовалось вызывающей роскоши: состоятельный человек со стабильным доходом. Вместо безделушек и пейзажиков, какими хозяйки любят украшать семейное гнездышко, на стенах красовались фотографии с боксерских рингов. Снимки покрывали стену плотным ковром. Одна фотография вызвала интерес.

Это был снимок последней победы англичанина на декабрьском турнире: Санже в окружении поклонников. За спиной боксера был виден улыбающийся Окунёв. Выходит, профессор в редкие минуты отдыха посещал спортивные состязания. Рядом с боксером стояла дама, лицо которой было удивительно знакомо, и более того: дама как две капли воды была похожа на Ивана Наливайного.

Появившись как привидение, слуга протянул письмо на серебряном подносе.

— Мистер Санже, уезжая вечером, оставил распоряжение: если с ним что-то случится, передать это письмо вам. Я выполняю волю хозяина, — сказал он, поклонился и хотел выйти. Но Ванзаров его задержал: