— Прошу вас, сэр. Вашему человеку лучше остаться здесь, — «Ящер» отворил левую створку, вошел и отступил от входа чуть вправо, давая мне проход. — Мистер Закария Майнце, господа!

В просторном зале — шагов сорок в длину и десяток в ширину, освещенном солнечными лучами, падающими сквозь пяток высоких окон, стоял замечательный Т-образный стол с дюжиной кресел за ним и троном с высокой спинкой во главе. Меня встречали три человека.

Самый старший был тем самым лордом-мэром, сэром Гревилем, я опознал его, запомнив по нескольким газетным публикациям. Где-то он был в странной шапке, мантии и со здоровенным медальоном на пузе — должно быть, ритуальное должностное облачение, где-то — в цивильном костюме, как в статье о встрече с парой беспризорников из нашего Мемфиса, где-то в рубашке-поло и традиционных бриджах. Но всегда с аккуратно уложенными слегка вьющимися седыми волосами, улыбкой на породистом лице, прямо-таки лучащимся дружелюбием и святостью. Идеальный образец мужа, облеченного народным доверием.

Вторым оказался невыразительного вида мужичок с прилизанной прической. В советских фильмах о гнусном царском режиме такими частенько изображали разнообразных приказчиков — даже тонкая щеточка усов была, что называется «в масть»! Сними с него костюмчик, изготовленный где-нибудь в районе Сэвил Роуд и стоящий как та машина, на которой я приехал, отбери лакированные штиблеты — и вот он, гольный типаж купеческого наймита!

Третий встречающий, кажется, был чьим-то секретарем — одежка поплоше, только галстук с заколкой на уровне, во взгляде одновременно достоинство и желание услужить.

— Здравствуйте, мистер Майнце! — обнажив улыбкой желтоватые зубы, воскликнул хозяин помещения. — Я так рад наконец-то с вами познакомиться! Как доехали?

Он сделал несколько энергичных шагов навстречу, протянул руку и потряс мою ладонь необыкновенно крепкой хваткой — даже у Луиджи лапа была помягче. Видимо, полковником он был без дураков — заслужил где-то.

— Спасибо, сэр, — я слегка поклонился, показывая свое почтение, — дорога к вам оказалась быстра и приятна.

— Это очень замечательно, — он приобнял меня за плечи, чему я очень удивился, помятуя о показной английской чопорности, но быстро сообразил, что передо мной разыгрывают «своего в доску парня». Позади еле слышно стукнула притворенная дверь. — А то я боялся, что какая-нибудь мелочь вроде дождливой тучи может помешать нашей встрече.

Англичане много говорят о своей отвратительной погоде, но они понятия не имеют о действительно плохой погоде. Следует понимать, что английская погода плоха только в сравнении с югом Франции — там, где Ницца и Монте-Карло. Здесь не бывает жары и холодов, снег выпадает максимум на неделю за весь год и сразу тает, туманы редки и случаются только зимой. Дождей меньше, чем в том же Риме или Гамбурге, не говоря уже о Ленинграде, где безоблачных дней за год едва наберется три-четыре десятка. Словом, даже обсуждая погоду — они врут. Вранье здесь — хороший тон, если оно убедительно и разделяется окружающими. Они врут, когда изображают вежливость и участие — на самом деле им плевать на вас с башни святого Стефана, что возвышается над Вестминстерским дворцом, врут, когда делают вид, что их не интересуют деньги — это единственное, что их по-настоящему интересует (ну, кроме футбола, конечно, и обсуждения налогов), врут, когда изображают сексуальную холодность — более похотливого народца в Европе не найти (разве только в Италии). Словом, когда англичанин тебя хвалит — бойся, ты где-то здорово лопухнулся.

— Я тоже этого боялся, но, поверьте, сэр, нет такой силы под этим небом, которая смогла бы меня отвратить от вашего общества, — обстановке приходится соответствовать, и по тому, как покруглели глаза сэра Спратта, я понял, что попал в точку.

— Вот как? Вы, американцы, не перестаете меня удивлять, мистер Майнце.

— Вы, англичане, делаете это со мной еще чаще! Зовите меня Заком, так мне привычнее, да и по возрасту так будет корректнее

Он коротко рассмеялся, и сказал:

— Тогда и вы зовите меня по-простому: сэр Гревиль или еще лучше — полковник! Договорились? — Спратт заговорщицки мне подмигнул, продолжая ваньковаляние. — Представляю вам мистера Брауна, Зак. Это мой старинный друг и партнер.

«Приказчик» слегка приподнял свой тощий зад над креслом и кивнул головой.

— И еще один мой гость — мистер Герберт Джемисон. Это постоянный помощник мистера Брауна во всех начинаниях, насколько я знаю.

«Помощник мистера Брауна» поднялся на ноги и протянул мне руку. Вот у него она была влажная и холодная.

— Сигару, Зак? Чего-нибудь выпьете? — Пока я рукопожимался с мистером Джемисоном, полковник оказался у шкафа, за темными стеклянными дверцами которого угадывались контуры стеклотары.

— Спасибо, полковник, днем я предпочитаю соблюдать трезвость.

— Жалко, но должен сказать, что восхищен вашим похвальным самообладанием, молодой человек! Ставлю двойной соверен против шиллинга, что если бы мы все начинали день с пары глотков чего-нибудь бодрящего, мы бы никогда не оказались на тех местах, что занимаем сегодня! Не так ли, мистер Браун?

— Совершенно верно, полковник, — голос у «приказчика» оказался такой же бесцветный, как и внешность. — Но, вполне вероятно, были бы много счастливее.

Мы все почему-то дружно рассмеялись.

— Как вам Лондон, Зак? — Спратт, видимо, решил выдержать ритуальную часть встречи до последней запятой.

— Красивый старый город. Здесь время осязаемо. Все эти столетия имперской мощи, брусчатка под колесами кэбов, вязы… И, конечно, деньги, океан денег!

— Да вы поэт, Зак! С американской поправкой, но поэт, — развеселился полковник. — У нас не принято говорить о деньгах. Что такое деньги? Достоинство джентельмена измеряется не в деньгах…