Но он нашел ей не только работу, он нашел для нее и новые хлопоты.

в первый же день Роберт Монтгомери зашел ко мне в уборную. Я знала, что к тому времени он приобрел статус звезды в студии «МГМ», снявшись в фильме «Ночь должна наступить». Он сыграл психопата и имел огромный успех. Думаю, что «МГМ» пробовала повторить удачу, давая ему похожую роль. Но у Боба были идеи другого плана. Очень мило он заявил, что играть не будет. Я не поняла, что он имеет в виду. Как может актер не играть»?

— Мне очень жаль проделывать все это с тобой, но я намерен только проговаривать текст. Никакой игры.

— Но как же все это будет выглядеть?

— Не знаю, как все это будет выглядеть. Мне все равно. Я не хочу делать то, что они говорят. Я слушаю их и не обращаю на эти слова никакого внимания, только говорю: бла-бла-бла, и все. Играть не буду.

Потом он все мне объяснил. У него был семилетний контракт с «Метро-Голдвин-Майер», такой же, как у большинства актеров в те дни; ему платили каждый месяц, но количество и характер фильмов определяла «МГМ». Роберт стал очень популярен как первоклассный комедийный актер. Его имя пользовалось большим спросом, поэтому стоило ему закончить один фильм, как его тут же переводили в другой. Это была конвейерная система, и он был крайне измучен. Он умолял руководителей студии: «Я смертельно устал, я не могу переходить из одного фильма в другой. Я хочу побыть с семьей, уехать куда-нибудь на месяц». «Ничего не можем сделать», — отвечали ему. Так он оказался в фильме «Лихорадка в раю». «Если я откажусь, они оставят меня без гроша. А у меня жена, дети, большой дом, бассейн. Мне нужны деньги. Но когда-нибудь я не вынесу и выскажу им все».

Предупреждение, которым он меня огорошил, Роберт повторил и Джорджу Сандерсу, тот кивал головой и слушал его с мудрым видом. Хотя думаю, что понимал он не больше моего. Но вот начались съемки, и мы сразу все поняли. Режиссер начинал объяснять, что он хочет от Роберта; тот смотрел в потолок, будто не слышал ни слова. Режиссер спрашивал: «Ну, теперь, Боб, вам понятно, о чем я говорю?» Боб утвердительно кивал головой. «Значит, мы можем снимать эту сцену?» — «Конечно». И раздавалось монотонное «бла-бла-бла» — без эмоций, без выражения.

Первый режиссер продержался две недели. Затем прибыл второй, но Роберт продолжал свое, ни на секунду не меняя выражения лица. Второй тоже скоро исчез, и тогда-то на сцене появился мистер В. С. Ван-Дайк II.

В. С. (Вуди) Ван-Дайк II был голливудским ветераном, знающим режиссерское ремесло как свои пять пальцев. Когда седеющий, коротко стриженный, одетый в бриджи Ван-Дайк появился на съемочной площадке «МГМ», ему, по мнению Ингрид, недоставало только хлыста и револьвера.

я поняла, что все считают Ван-Дайка тяжелым человеком. У него были повадки настоящего военного: всюду слышался его громкий начальственный голос, ходил он в сапогах, бриджах. С ним было очень трудно, и он мне ужасно не нравился. Для Боба все это не имело никакого значения, он продолжал свое «бла-бла-бла». Я же выкладывалась как могла. Боб должен был играть прячущегося маньяка, сбежавшего из французского сумасшедшего дома. Для него это было раз плюнуть». Джорджу Сандерсу ситуация безумно надоела, поэтому большую часть времени он спал. Зевая, он выходил из своей уборной, быстро что-то проговаривал и опять отправлялся спать. Его абсолютно ничто не волновало. Подумаешь, еще один слабый фильм.

Я совершенно не могла работать в такой обстановке. «Поворачивайтесь быстрее!», «Эту сцену нужно скорее закончить», «Не задерживайте съемку» — только подобные фразы и раздавались на площадке. Придя к Дэвиду Селзнику, я сказала:

— Вы всегда говорили мне, что поможете, если возникнут какие-то трудности. Может быть, вы попросите их еще раз сменить режиссера или заберете меня из этой картины? Я не могу работать с этим человеком. Ему надо командовать солдатами, а не актерами; он понятия не имеет, как обращаться с людьми, их чувствами.

— Дело в том, — сказал Дэвид, — что я не могу вмешиваться в дела режиссеров других студий. Ван-Дайк — большое имя, он очень опытен. И, в конце концов, это только кино. Через пару недель все закончится. В следующий раз все будет намного лучше — у меня относительно тебя масса идей.

Да, я знала, что, одолжив меня в этот фильм, Дэвид получил много денег, но мне самой не хотелось бросать начатое дело — я никогда не делала это раньше и, думаю, не сделаю впредь. Но я решила по крайней мере высказать режиссеру все, что о нем думаю. Когда в следующий раз он зашел в уборную, я сказала:

— Почему бы вам не пойти в армию? Там принято кричать, маршировать. Вы ведь совсем не разбираетесь в чувствах людей, вы не умеете обращаться с женщинами. Вас не интересует ничто, кроме количества отснятых кадров. Вам неважно, какой получится фильм. Вы не даете нам возможности играть; вы не даете нам никаких советов. Почему вы не догадались надеть роликовые коньки? Ведь тогда можно еще быстрее передвигаться от одного места к другому.

Он был удивлен, даже поражен.

— Так-так, моя девочка, если вы позволяете себе разговаривать в таком тоне, то вот что я вам скажу: вас надо просто уволить.

— Это было бы великолепно. Это то, на что я надеялась, когда шла к мистеру Селзнику. Но он не захотел забрать меня из фильма. Поэтому не будете ли вы так добры уволить меня сейчас же?

Он затих и ушел. Немного погодя вынулся снова.

— Неужели я действительно так груб и неприятен в общении с людьми?

— Да. Мне никогда раньше не приходилось работать с людьми вашего типа.

— Ну что же, не знаю, как это получится, но попробую измениться. А вы, кстати, мне очень нравитесь в этой роли.