«Еврейская наука», как говорят антисемиты. Поставить любой вопрос с ног на голову и потом засунуть его вам же в задницу. Все психоаналитики выглядят талмудистами, выгнанными из семинарии в первый же год. Все это напомнило мне одну дедушкину любимую шутку:

Вопрос: Почему евреи всегда отвечают вопросом на вопрос?

Ответ: А таки почему бы евреям и не отвечать вопросом на вопрос?

Что меня больше всего удручало — это полное отсутствие воображения у большинства аналитиков, особенно потому, что у моего первого психоаналитика, немца, его было более чем достаточно; но таких, как он, надо еще поискать: остроумный, умеющий посмеяться над собой, без капли тщеславия или той книжной категоричности, из-за которой даже самые блестящие психоаналитики выражаются напыщенно. Все остальные, с которыми я общалась, отличались удивительно прозаическим складом ума.

Лошадь в твоем сне — это твой отец. Кухонная плита — эта твоя мать. Куча дерьма — это твой психоаналитик. Так называемый перенос. Разве нет?

Вам приснилось, что вы сломали ногу во время лыжной прогулки. Вы и вправду сломали ногу во время лыжной прогулки и лежите на кушетке дома в утомительном десятифунтовом гипсе, который вам снимут через несколько недель, и единственное, что вам остается, — это смотреть на собственные пальцы ног и думать о гражданских правах паралитиков. Но, оказывается, сломанная во сне нога представляет собой ваши собственные «искалеченные гениталии». Вы всегда хотели иметь член и сейчас чувствуете вину из-за того, что нарочно сломали свою ногу и получите удовлетворение от гипса, нет?

Нет!

О'кей, давайте отложим вопрос об «искалеченных гениталиях» в сторону. И забудьте о лошади — отце, и матери — кухонной плите, и психоаналитике — куче дерьма. Что же нам остается, кроме запаха? Я не говорю о первых годах психоанализа, когда ты большей частью постигаешь собственное сумасшествие, не находя ничего лучшего, как готовиться посвятить всю жизнь своим неврозам. Я говорю о том, что ты и твой муж уже не помните, сколько времени наблюдаетесь у психоаналитиков и ничего не начинаете без того, чтобы психоанализ не озарил вашу голову. Вы чувствуете себя, как ахейцы и троянцы в «Илиаде», которых поддерживают Зевс и Гера. Я говорю о том, что в какой-то момент ваш брак становится menage a quatre [2] . Ты, Он, твой психоаналитик, его психоаналитик. Четверо в постели. Вот уж действительно крутая порнуха!

Мы были в таком состоянии по крайней мере с прошлого года, все проблемы переадресовывались к нашим аналитикам или подвергались аналитическим истолкованиям.

— Мы переедем в большую квартиру?

— Давай хорошенько обсудим все это (Беннетов эвфемизм для — «обратно на аналитическую кушетку»).

— Мы заведем ребенка?

— Давай посмотрим на это внимательнее.

— Может, мы вступим в теннисный клуб?

— Давай изучим это хорошенько.

— Мы когда-нибудь разведемся?

— Давай посмотрим, каков скрытый смысл развода.

Мы достигли критической точки в браке (пять лет — и простыни, подаренные на свадьбу, уже износились), когда пришло время покупать новые простыни, возможно, заводить ребенка, а не жить друг с другом как сумасшедшие — предаваясь воспоминаниям о свадьбе (выбрасывая простыни). И снова начиная игры под музыкальное дребезжание кровати.

Решение, конечно, еще больше усложнялось психоанализом — основными положениями психоанализа, который не обращает внимания на реальность, — утверждающим что вам делается все лучше и лучше. Это была вечная песня подобно этой:

— О-то-что-я-вышла-за-тебя-было-проявлением-тяги— к-саморазрушению-милый-но-теперь-я-чувствую-себя— лучше-е-е.

(Имеется в виду, что ты могла запросто выбрать кого-нибудь получше, милее и красивее, и, может быть, даже удачливее в игре на бирже).

На что он может ответить:

— О-я-ненавижу-всех-женщин-после-того-как-я-влю— бился-в-тебя-милая-но-теперь-я-чувствую-себя-лучше-е-е.

(Подозреваю, что он мог запросто найти кого-нибудь милее, прелестнее, умнее, умеющую отлично готовить и, может быть, даже унаследовавшую кучу денег от папаши.)

— Пойми, Беннет, дружище, — сказала я (хотя сомневалась, что он может понять), — ты мог бы жениться на нимфоманке, фригидной или особе, страдающей нарциссизмом. (Первое, что должна выучить жена психоаналитика, — профессиональный жаргон мужа, потом его выбрасывают в лицо супругу в подходящий момент.)

Но я знала себя и Беннета, он не притворялся. Что-то было не так в нашем браке. Наша жизнь была похожа на железную дорогу: Беннет проводил дни в своем офисе, своей больнице, со своими психоаналитиками, а затем, к вечеру, снова в своем офисе, обычно часов до 9-10. Я училась пару дней в неделю и писала остальное время. Мое расписание было легким, писательство, напротив, изнурительным, а когда Беннет возвращался домой, я уже была свободна. Чего-чего, а одиночества мне хватало, и я проводила достаточно времени наедине с пишущей машинкой и моей фантазией. Я всегда представляла себе встречу с мужчиной. Мир казался набитым доступными, интересными мужчинами, каким никогда не был до моего замужества.

Ведь как происходит в браке? Даже если вы любите мужа, наступает неизбежный момент, когда занятия любовью с ним напоминают вам сыр «Вельветт»: жирный, питательный, но без остроты и пряности. А вас тянет к экзотическому «Камамберу»: ароматному, сочному, валящему с ног.

Я не против брака. Я даже верю в него. Необходимо иметь одного лучшего друга во всем этом враждебном мире, одного человека, которому надо хранить верность, одного человека, который был бы верен тебе, но что делать со всеми этими желаниями, которые вовсе не утихли после брака. Беспокойство, томление в желудке и груди, желания, которые должны быть удовлетворены, чтобы получить удовольствие, через все отверстия тела, жажда сухого шампанского и влажных поцелуев, наслаждения с запахом пионов июльской ночью, с огоньком на краю пирса, как в «Гэтсби», — не то чтобы это было нужно на самом деле — ибо ты знаешь, что любой богач куда как зануднее нас с тобой, — но они возбуждают. Сардонические горько-сладкие любовные песенки Кола Портера, печальная сентиментальность стихотворений Роджерса и Харта, вся эта романтическая чепуха, к которой тянется половина вашего сердца, тогда как вторая половина смеется над этим.