«… Президент покусился на свободу слова, на тайну переписки, на неприкосновенность частного жилища, и превратил Соединенные Штаты в одно из самых деспотических государств, какие только существуют на свете…»

В заключение бывший конгрессмен от Огайо предложил обратиться к услугам какой-нибудь дружественной иностранной державы с целью установить некое « неформальное прагматическое признание Конфедерации…».

Ну, что сказать? Валлендайхэм проиграл на выборах 1862 года, но Конституция США недаром предусматривала выборы в палату представителей каждые два года – если депутат хотел оставаться в конгрессе, он был обязан отражать настроение в своем округе. Вот он его и отразил.

К началу 1863 года на Севере было уже довольно много недовольных.

II

Демократическая партия послужила естественным центром, вокруг которого группировались все оппозиционеры Севера. Бывший мэр Нью-Йорка, Фернандо Вуд, выступил на митинге «демократов, стоящих за мир» и призвал президента прекратить военные действия, созвать конференцию представителей всех штатов, включая и отделившиеся, и « восстановить Союз без дальнейшего кровопролития…».

Вообще-то, мистер Вуд был человек увлекающийся – в свое время, при отделении Юга от Союза, он предложил отделить город Нью-Йорк от штата Нью-Йорк, но были люди, готовые идти и еще дальше. Oни были готовы признать отделение Юга как существующий факт.

В среде республиканцев их именoвали «медянками» – «Copperheads». Так назывались опасные ядовитые змеи, таящиеся в траве, – считалось, что они кусают без предупреждения…

Сильнее всего недовольство было на Западе, в Иллинойсе и Огайо. Там твердо стояли за сохранение Союза, и федеральная армия на Западе как раз на добровольцев из этих штатов и опиралась. Но оба штата несли огромные убытки из-за прекращения движения торговых судов по Миссисипи. При всех успехах железных дорог к 1860 году северо-восток США не мог поглотить всей продукции, произведенной в Огайо, и очень большая часть ее сбывалась на Юг, по рекам.

Раньше они сбывали свою продукцию и на Юге, и даже на внешних рынках, пользуясь дешевым водным путем через Новый Орлеан. Теперь же невзятый Виксбург, «Гибралтар Запада», стоял у них костью в горле. A попытки отправлять произведенное через порты атлантического побережья США кончались крахом. Дело было в высокой стоимости железнодорожных перевозок в сравнeнии с дешевым речным транспортом.

В результате приток волонтеров в армию упал почти до нуля, а попытки ввести призыв были и вовсе встречены в штыки, чуть ли не в буквальном смысле слова. Так что услуги Макклернaндa по новому набору Линкольн встретил поистине с благодарностью. Однако тот же Макклернaнд предупреждал президента, что недовольство его политикой растет, а уж прокламация об освобождении рабов и вовсе накаляет обстановку чуть ли не до возникновения мятежа. С его точки зрения, прокламация меняла характер войны. Он говорил, что готов отдать жизнь за сохранение Союза, но вовсе не за освобождение рабов. То же самое говорили его однопартийцы-демократы:

«… Огайо и Иллинойс будут переполнены неграми, которые будут готовы работать за любые деньги, и уже в силу этого расценки на свободный труд упадут до нуля, и наши сограждане будут вынуждены работать и существовать на их уровне…»

В Иллинойсе, родном штате президента, у них было большинство в законодательном собрании, и это собрание считало необходимым отозвание прокламации об освобождении для того, чтобы « предотвратить расселение негров в Иллинойсе». Они требовали немедленно прекратить практику внесудебных арестов, провозгласить перемирие с Югом, и вообще, высказывалась идея созвать конференцию в Луисвилле с целью обсуждения условий для признания КША. Корреспондент лондонской «Таймс» вообще полагал, что прокламация Линкольна послужит детонатором для взрыва, который « расколет Север на Восток и Запад».

Корреспондент, надо сказать, совершенно точно отражал то, что видел. В США регион, сложившийся вокруг Массачусетса, называется Новой Англией. Так вот, в столице Новой Англии, Бостоне, где аболиционистские настроения были очень сильны, считали, что на Западе зреет заговор и что « измена поднимает свою голову повсюду, нагло, открыто и безнаказанно».

С этим надо было что-то делать.

III

Администрация Линкольна, надо сказать, двигалась в этом случае с похвальной быстротой. Уже в январе 1863 года было решено сформировать четыре новых полка, «…с таким личным составом, на который можно было бы положиться…», и разместить эти части не на фронте, а в штате Иллинойс, где забунтовало законодательное собрание. Губернатор-республиканец Иллинойса ввел там прямое правление, предусмотренное для чрезвычайных ситуаций, – и получил на расходы четверть миллиона долларов из бюджета военного министерства.

Однако наиболее решительно действовал глава так называемого Военного департамента штата Огайо – это был уже знакомый нам Эмброуз Бернсайд. Линкольн, по-видимому, при смещении его с поста командующего Армией Потомака испытывал что-то вроде угрызений совести – неудача неудачей, но генерал пробыл в своей должности совсем недолго, вину за поражение взял на себя, на президента ее не сваливал, – короче говоря, его не уволили, как Макклеллана, а дали утешительный приз в виде «командно-тыловой» должности.

И вот, находясь на этой должности, 13 апреля 1863 года Эмброуз Бернсайд издал так называемый «Общий Приказ номер 38», в котором, в частности, говорилось следующее: «… всякий, кто предпримет любые действия, помогающие врагам нашей страны, будет арестован и судим как шпион и предатель…»

А в число действий, опасных для страны, было включено и « выражение симпатий к врагу», что могло толковаться очень широко и, безусловно, нарушало обеспеченную Конституцией свободу слова.