Моё существование в сообществе себе подобных отличалось от общепринятых мнений и представлений о них. Никакого братства, никаких загулов, пьянок с братками, исключая первый год вхождения в бригаду. Я любил тишину, одиночество, изредка скрашивая их коллективом друзей детства, а чаще футбольными встречами и, после них, часовыми посиделками с кружкой пива и весёлой, пустословной болтовнёй на отвлечённые темы. Открытые, благодушные люди, двери домов которых всегда были открыты для меня, дружба с семьями, всегда доставлявшими особое наслаждение своей чистотой отношений и непредвзятостью, были отрадными островками среди моря опасностей, лжи и злобы. Хотя и у нас в профсоюзе были люди, отношения с которыми приносили положительные моменты, но это было редко и, скорее, мельком, а после 1993 года закончились и они.

Итак, подошёл момент, когда дело с ЧОПом «под-висло», и наше взвешенное положение, положение сбившейся пятёрки, приняло оформившиеся очертания, и нам доверили первые серьёзные шаги — пару фирм, особо из себя ничего не представляющих, но имеющих перспективу. Через полгода их стало четыре. Офисы их представляли снятые в институтах или гостиницах несколько комнат с минимальным персоналом, искавшим, где выгоднее купить и куда подороже продать, деньги, почти всегда кредитные, а контракты неуверенные. Всегда появлялись мысли и подозрения, что новая сделка — «кидалово», оформление документальное — на уровне «на коленях придуманного договора», нотариусы — покупные, печати — валом, а платёжки — просто бумажки, ничего особо не гарантирующие. Параллельно процветали и коммерция, и мошенничество, как мне кажется, не особо друг от друга отличавшиеся. В этой ситуации «купи-продайщики» очень желали заручиться гарантией честного слова и просто защитой, и если вдруг находился кто-то без силовой поддержки, то есть без «крыши», то сразу определялся «сладким». Для начала таких кидали, а затем под любым маринадом предлагали помощь. Если помощь опять была не нужна, то договаривались со «смежниками» — другой дружественной бригадой — о создании проблем разного рода либо настойчивого предложения с большей платой за безопасность, чем предлагали мы, а также шантажа, грабежа, избиения, подсылкой «своих» милиционеров, пожарных, санэпидемиологов, а иногда и возбуждения уголовных дел, но это уже высший пилотаж. В общем, круг сужался, и те первые, предложившие свои услуги, уже казались очень хорошим выходом, но теперь уже с другими, новыми условиями сотрудничества — ведь после создания всех проблем у нас появлялись пусть разовые, но обязательства перед другими братками, да и «появившиеся» проблемы «решать» надо. Но зато дальше, конечно, при условии разумности и надёжности «крышующих», жизнь становилась проще и даже спокойнее, правда, как правило, до поры до времени.

Впоследствии пытались создать и создавали целые экономическое конгломераты, куда входили все звенья цепи, а главное — позволяющие вращать финансовые средства внутри «содружества» «своих» бизнесменов, просто платя проценты и комиссионные друг другу, оставаясь в общем выигрыше. Они представляли собой целые организмы из банков, нотариальных, адвокатских, юридических, аудиторских контор и фирмочек разного направления, магазинов, рынков, со «своими» полезными силовиками, чиновниками, депутатами, со своими карго-перевозками, ЧОПами, врачами, местами в больницах, санаториях, банями и даже, пардон, на кладбищах, где каждый мог выбрать себе наиболее понравившееся место. Нельзя забывать о турагентствах, которые занимались не только организацией отдыха и деловыми поездками, но и документами, иногда вызывающими некоторые вопросы, что подчас было неплохим подспорьем для людей, подобных мне, из-за своей нелегальной жизни забывших своё настоящее имя. Также занимались подбором и покупкой недвижимости, я уже не говорю об организации прохода без досмотра и прохождения паспортного режима на границе, через VIP-залы и другими путями. Свои сервисы, кафешки, кто круче — рестораны и ночные клубы, тренажёрные залы, которые тоже занимали не последнее место не только в ежедневных планах, но и в безопасности, так как оборудовались не только удобно, но и с учётом избегания всяких неожиданностей. У нас, скажем, недалеко от Савёловской улицы был ресторанчик с восточной кухней и с потайной комнатой в зале, где можно было ставить (и ставили) пулемёт с возможностью сектора обстрела всего зала, с прицеливанием через большой аквариум. И это было не исключением. Деньги, как кредиты из своих банков, проценты от которых оставались в нашем же банке, как и плата за перевозку, погрузку- выгрузку; за охрану ЧОПами, юридическое обслуживание сделок и судебных издержек адвокатов, — всё это суммы немалые, и экономятся, так как не уходят на сторону, а остаются внутри, с чего «профсоюз» опять-таки получает свою долю.

Иногда получались неожиданности, которые, казалось бы, предугадывали и предотвращали, но…

Как-то по готовящейся сделке мы встречались с поставщиками, кажется, сливочного масла. Цена и всё сопутствующее не вызывало подозрений, нужно только было встретиться с крышей, оказавшейся «бауманскими». Друг о друге слышали, «старшенькие» навели необходимые справки, но встретиться поленились — и так всё ясно. В этом и была ошибка. Собрали, на всякий случай, постановочные данные, номера машин, выписки из паспортов некоторых работников, познакомились, вплоть до постели, с секретаршей и так далее. Но каково было удивление, когда злополучное масло не только задержалось, но и вовсе, «расплавившись», протекло между пальцев в неизвестном направлении. Кинулись к «бауманским» — оказалось, что контора такая есть, успешно работает с тем же маслом, и даже некоторые имена и фамилии сотрудников совпадают (специально или нет — до сих пор остаётся тайной). Офис-квартира были уже пусты, от секретарши остались только приятные воспоминания, паспорта и другие документы — липа. В общем, первый класс, было чему поучиться, но денег и товара от этого больше не становилось, а спрашивать не с кого, но всё же придётся.

К коммерсанту не только никогда не было претензий, но он пользовался большим уважением, имея учёную степень, изданные труды и был весьма полезным человеком. Но! Не долго думая, Олег, один из двух братьев Пылёвых, направленный Гришей для расстановки точек в цифрах пропавших финансов, сделал простой выбор и назначил виноватого. Раз сделка неудачная, значит нужно спросить с того, кто её готовил, — расслабившегося учёного!

Я был несколько поражён, но всё же принял это решение и не стал перечить, радуясь, что не стал крайним, ведь если бы захотели спросить с меня, то всё было бы жёстче. Но и того, что произошло, я не ожидал.

Радушно встретивший нас хозяин офиса в институте на Тушинской с фамилией Балагула, как потом оказалось, имевшая вполне исторические корни-перевозчик на тележке тяжёлых грузов, вожатыми которых были очень мощные дяди. Беседа продолжалась в разных тонах до тех пор, пока не прозвучала заранее обговоренная фраза из уст Олега, которая дала сигнал к началу физического воздействия, что привело профессора в состояние скрученного бараньего рога. Услышанные в таком состоянии требования были им исполнены в срок.

Что-то продав, возможно, квартиру, что-то поскребя по сусекам или родственникам. Но на удивление быстро восстановился, даром что учёный, занявшись белорусскими холодильниками.

До сих пор стоит перед глазами картина, где половина дюжины крепких молодых парней, изо всех сил выполняет распоряжение человека в два раза моложе провинившегося профессора, избивая того, лежащего и стонущего на полу, и вряд ли даже различая интонацию презрения, исходящую от не имеющего среднего образования и уважения к тем, кто его кормит. Картина на удивление мерзка, но показательна для всех. Надо сказать, что все эти издевательства он (Балагула) выдержал с достоинством завидным, которое было далеко не присуще тем же бойцам в подобных же ситуациях! Каждый, представляя себя на месте коммерсанта, понимал, что за гораздо меньшее может оказаться в еще худшем положении, но был уверен, что бородатому пожилому мужчине достаётся не зря, и по-другому быть не может.

Пару дней юноши вспоминали «баталию», перечисляя свои «заслуги», но мне казалось и кажется до сих пор, что так не должно быть. Но как именно должно, я не знал. Время было жестокое, а точнее, его вообще не было как субстанции — мы ничего не успевали, многого не понимали, да и не стремились, а возможно — боялись по-настоящему в чём-то разбираться.

Балагула был интеллигентный, образованный человек, которого, иногда витиевато, заносило в софистику, где молодые люди начинали теряться в вопросах этики и мотивации, за что, с одной стороны его уважали, с другой — подспудно испытывали чувство неприязни из-за непонимания своего места перед, этим бывшим представителем науки. Вот за эти чрезмерные мудрствования, насколько я понимаю, он и пострадал, так как господа «плаща и кинжала» всяк ставили себя по своему «табелю о рангах» выше любого интеллектуала, тем более зарабатывающего, в том числе и для них, деньги.