Клаузевиц тщательно и всесторонне исследует изменения характера войны в различные эпохи, рассматривая явления войны и военного искусства в их развитии и движении. […]

Война представляется Клаузевицу «настоящим хамелеоном», так как она в каждом конкретном случае изменяет свою природу Характеризуя войну как «проявление насилия, применению которого не может быть пределов», он отчетливо видит и такие войны, которые ведутся лишь в помощь переговорам и заключаются только в угрозе противнику […]

Клаузевиц ясно устанавливает различие между характером войны в смысле политическом и ее стратегическим характером. «Политически оборонительной войной называется такая война, которую ведут, чтобы отстоять свою независимость; стратегически оборонительной войной называется такой поход, в котором я ограничиваюсь борьбой с неприятелем на том театре военных действий, который себе подготовил для этой цели. Даю ли на этом театре войны сражения наступательного или оборонительного характера, это дела не меняет». Таким образом, политически оборонительная война может быть наступательной в смысле стратегическом и наоборот. «Можно и на неприятельской земле, — говорит Клаузевиц, — защищать свою собственную страну». […]

Крупнейшая заслуга Клаузевица заключается в том, что он решительно отверг представления о войне как о самостоятельном, независимом от общественного развития явлении. «…Ни при каких условиях, — пишет Клаузевиц, — мы не должны мыслить войну как нечто самостоятельное, а как орудие политики. Только при этом представлении возможно избежать противоречия со всей военной историей. Только при этом представлении эта великая книга становится доступной разумному пониманию. Во-вторых, именно это понимание показывает нам, сколь различны должны быть войны по характеру своих мотивов и тем обстоятельствам, из которых они зарождаются».

Вне политики война невозможна. Всегда в человеческом обществе войны вызывались политическими мотивами. «Война в человеческом обществе — война целых народов, и притом народов цивилизованных, — всегда вытекает из политического состояния и вызывается лишь политическими мотивами», — пишет Клаузевиц.

Клаузевиц рассматривает с этой точки зрения ряд войн в истории и доказывает, что их характер целиком определялся политикой, орудием которой они были. […]

Клаузевиц, определяя войну как продолжение политики иными средствами, одновременно указывает, что война есть явление особенное, специфическое. «Война есть, — писал он, — определенное дело (и таковым война всегда останется, сколь широкие интересы она ни затрагивала бы, и даже в том случае, когда на войну призваны все способные носить оружие мужчины данного народа), дело отличное и обособленное». Касаясь в другом месте этого вопроса, Клаузевиц говорит, что специфическое в войне относится к природе применяемых ею средств. К сфере специфически военной деятельности относится все, что имеет отношение к вооруженным силам, их организации, сохранению, укреплению, использованию. Однако, отмечая специфику войны, Клаузевиц всюду подчеркивает, что война есть часть целого, а это целое — политика.

Для Клаузевица война — только инструмент политики, особая форма политических отношений. Политика определяет характер войны. Изменения в военном искусстве являются результатом изменения политики. В глазах Клаузевица военное искусство — это политика, «сменившая перо на меч». Поэтому Клаузевиц решительно борется со всеми попытками подчинить политическую точку зрения военной. Он говорит об этих попытках как о бессмыслице, «так как политика породила войну. Политика — это разум, война же только орудие, а не наоборот». […]

Устанавливая метод своего исследования, Клаузевиц возводит войну на степень абсолютной. Это абстрактное понятие абсолютной войны противопоставляется ее несовершенному отражению — подлинным историческим войнам. Ярко оказавшееся здесь влияние немецкой идеалистической философии приводит к основному противоречию в учении Клаузевица, ибо теория самораскрытия понятия абсолютной войны явно несовместима с его же основным положением о войне как продолжении политики.

Стратегические взгляды Клаузевица подводят итог тому перевороту в военном деле, который вызвала Французская революция. Если, по Клаузевицу, тактика — это «учение об использовании вооруженных сил в бою», то стратегия — «учение об использовании боев в целях войны». Центральной решающей задачей полководства Клаузевиц считает организацию генерального сражения, под которым он подразумевает не ординарный бой, каких много на войне, а «…бой главной массы вооруженных сил… с полным напряжением сил за полную победу». Клаузевиц считал, что только великие решительные победы ведут к великим решительным результатам. Отсюда его вывод: «великое решение — только в великом сражении».

Но Клаузевиц знает, что решение стратегических задач вне конкретных условий и задач данной войны — бессмыслица. Это та схоластика, которую ненавидел и против которой боролся К. Клаузевиц. «Разве, — спрашивает он, — возможно проектировать план кампании, не учитывая политического состояния и возможностей государства».

Характер политики определяет и характер войны, таково основное положение Клаузевица. «Природа политической цели имеет фактически решающее влияние на ведение войны <…> когда политика становится более грандиозной и мощной, — пишет военный мыслитель, — то таковой же становится и война». […]

В наши дни нет надобности доказывать, что понятие о научном не заключается всецело или преимущественно в системе и в ее законченном ученом построении. В нашем изложении на первый взгляд нельзя найти никакой системы, а вместо законченного ученого построения для него имеются только отдельные части.

Научная форма заключается здесь в стремлении исследовать сущность явлений войны и показать их связь с природой элементов, из которых они состоят. Философские заключения не избегались, но в тех случаях, когда связь доходила до крайне тонкой нити, автор предпочитал ее обрывать и снова прикреплять к соответствующим явлениям опытного порядка. Подобно тому, как некоторые растения приносят плоды лишь при условии, что они не слишком высоко вытянули свой стебель, так и в практических искусствах листья и цветы теории не следует гнать слишком вверх, но держать их возможно ближе к их родной почве — реальному опыту.