Так вроде бы неожиданно, чисто случайно возникла — и не где-нибудь, а на пленуме ЦК! — совершенно новая тема — постепенного выхода советов (правда, пока без указания — какого же конкретно уровня) из-под жесткого партийного контроля, превращения их в самостоятельную на деле, а не на словах, ветвь власти.

Еще более неожиданным для собравшихся и настораживающим оказалось следующее. Своеобразное объяснение того, что Яковлев назвал в докладе историческим поворотом, который производит конституция, прозвучало из уст самого Сталина. В самом конце прений, когда речь зашла о поиске наиболее беспристрастной формы подсчета голосов, Иосиф Виссарионович заметил, что на Западе, благодаря многопартийности, такой проблемы нет. И вслед, за тем внезапно бросил в зал весьма странную для подобного собрания фразу: «У нас различных партий нет. К счастью или к несчастью у нас одна партия» (выделено мной. — А.К.). Он предложил поэтому, но лишь как временную меру, использовать для беспристрастного контроля за выборами представителей все тех же существующих общественных организаций, а не ВКП(б), как можно было бы ожидать от секретаря ЦК ВКП(б) [52] . Тем самым был брошен открытый вызов партократии.

В тот же день, 27 июня, пленум единодушно поддержал проект нового избирательного закона и утвердил созыв сессии ЦИК СССР для его принятия на 7 июля. Казалось, самое трудное позади, цель достигнута и отныне устранение ВКП(б) с политической арены — вопрос нескольких лет, если не месяцев.

Однако, как вскоре выяснилось, покорность членов ЦК была обманчивой. Контрудар последовал незамедлительно. Девять секретарей обкомов и крайкомов 1-го и 2 июля посетили кабинет Сталина. Особенно долго генсек общался с И.М. Варейкисом (Дальневосточный край) и Д.А. Булатовым (Омская область). В результате Политбюро 2 июля постановило разрешить провинциальным руководителям учреждать судебные тройки (в составе региональных шефа НКВД, прокурора и партийного секретаря), которые обретали право брать под арест и приговаривать к расстрелу возвратившихся из ссылок «кулаков и уголовников», подозреваемых в антисоветской, диверсионной деятельности в колхозах, совхозах, на транспорте и в промышленности.

Сталин, развязавший борьбу с «врагами народа» наверху, не мог проигнорировать настойчивое желание местных партийных лидеров развернуть аналогичную кампанию внизу, в собственных «вотчинах» защищать партию от контрреволюционных элементов, взять на себя часть забот вождя по очистке советского общества от агентов капитализма и прочей сволочи. Не прислушайся Коба к общественному партийному мнению, которое, бесспорно, выражали приходившие к нему на прием персоны, члены ЦК могли обвинить самого генсека в сочувствии и потакании «врагам народа», после чего повернуть против него им же вынутый из ножен репрессивный меч (Выделено мной. — А.К.).

Однако не посетители кабинета Сталина 1 и 2 июля 1937 года были инициаторами создания внесудебных троек для расправы с антисоветскими элементами на местах. «Девятка», по всей вероятности, потребовала распространения на все регионы страны уже принятое Политбюро 28 июня 1937 года решение по Западной Сибири. Действительно, накануне закрытия Пленума ЦК ВКП(б) Политбюро приняло следующее решение:

«1. Признать необходимым применение высшей меры наказания ко всем активистам, принадлежащим к повстанческой организации сосланных кулаков.

2. Для быстрейшего разрешения вопроса создать тройку в составе тов. Миронова (председатель), начальника управления НКВД по Западной Сибири, тов. Баркова, прокурора Западно-Сибирского края и тов. Эйхе, секретаря Западно-Сибирского краевого комитета партии» [53] .

Содержание решения, бесспорно, свидетельствует, что оно появилось на свет как реакция на обязательную для таких случаев инициативную записку Р.И. Эйхе. Записку, до сих пор не найденную, но содержание, которой можно реконструировать с большой достоверностью. Скорее всего, ею Эйхе попытался подтвердить и развить мысль, высказанную им еще на февральско-мартовском пленуме. Тогда он безапелляционно заявил: мол, в Западной Сибири существует «немалая группа заядлых врагов, которые будут пытаться всеми мерами продолжать борьбу» [54] . Вполне возможно, Эйхе отметил в записке и то, что не разоблаченная до сих пор полностью некая «повстанческая контрреволюционная организация» угрожает политической стабильности в крае, что особенно опасно в период подготовки и проведения избирательной кампании. И потому, как можно предположить, просил Политбюро санкционировать создание «тройки», наделенной правом выносить смертные приговоры.

Подобное откровенное игнорирование права, презрение к существующей судебной системе, даже основанной на чрезвычайных законах, было присуще Роберту Индрикови-чу Эйхе издавна, практически всегда сопровождало его деятельность.

В 1930 году жесткий, волюнтаристский стиль работы Эйхе, слишком наглядно продемонстрировавшего свою предельную некомпетентность, вызвал резкий и открытый протест большой группы ответственных работников Сибири. Однако именно они, а не Роберт Индрикович, были сняты со своих должностей. В 1934 году, в ходе хлебозаготовок, Эйхе истребовал от Политбюро право давать санкцию на высшую меру наказания на подведомственной ему территории в течение двух месяцев— с 19 сентября по 15 ноября [55] . Видимо, вспомнив о том, он и обратился с новой просьбой о создании внесудебного, не предусмотренной никакими законами «тройки» — органа, явившегося почти точной копией тех во-енно-полевых судов, которые царили в стране в период первой русской революции.

Инициативная записка Р.И.Эйхе оказалась тем камушком, который вызвал страшную горную лавину. Три дня спустя, 2 июля, последовало еще одно решение Политбюро, распространившее экстраординарные права, предоставленные поначалу лишь Эйхе, уже на всех без исключения первых секретарей ЦК нацкомпартий, обкомов и крайкомов.

«Замечено, — констатировалось в нем, — что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом, по истечении срока высылки, вернувшихся в свои области, являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности.

ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организации и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.

ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество, подлежащих высылке» [56] .