Шрифт:
— Потерял я шляпу, — не зная, как отделаться от словоохотливого буфетчика, ответил Быков.
— Что же вы не сказали? У нас завсегда шляпы от гостей остаются, — кто убежит, не заплатит… Да вы бы мне раньше сказали… Вот, хотите, недорого уступлю, — извлекая из буфета засаленную коричневую шляпу, осклабился он, — в самый раз вам будет…
Быков купил шляпу и пошел к выходу. То ли он сделал неуклюжее движение, то ли оторвалась пуговица, — но пальто распахнулось, и знамя упало на пол.
— Что вы, господин, уронили? — подымая знамя и подозрительно посматривая на летчика, спросил буфетчик.
Быков выхватил знамя и, не оглядываясь, вышел из трактира. Ему казалось, что за ним бегут, но буфетчик, должно быть, не сразу сообразил, в чем дело, — когда он опомнился, Быков уже подходил к Большому.
На этом углу оцепленья не было. Быков нанял извозчика и поехал на Невский. По улицам навстречу шли небольшие колонны, и теперь он видел демонстрацию со стороны.
Извозчик ловко объехал патрули, но возле Казанской остановился — дальше двигаться было невозможно. По проспекту шла огромная демонстрация. Она не походила на те небольшие толпы, которые двигались по Петербургской стороне, — налететь на такое сборище решился бы не всякий патруль. Быков не хотел стоять на тротуаре, рядом с любопытствующими завсегдатаями Невского проспекта, приподымающимися на цыпочках, чтобы лучше видеть. Он снова вошел и ряды демонстрантов.
Пройдя шагов десять, он вспомнил о знамени и поднял его над головой.
— Откуда? — спросил кто-то.
— С Петербургской.
— Ну, как там? Нагайкой тебе щеку рассекли?
— Разогнали, сволочи, — с ненавистью ответил Быков. — Но мы сюда пришли.
— Эге, да это совсем другое дело. Тут и поговорить можно, — сказал кто-то знакомым ласковым голосом. Быков вздрогнул, обернулся и узнал Николая.
— Николай! — крикнул Быков. — Я только вчера узнал, что ты на нашем заводе работаешь, в механической мастерской, а ты сам меня разыскать не догадался.
— Тсс… — Николай приложил палец к губам и недовольно поморщился. — Не так рьяно, товарищ летчик, не так рьяно…
Они пошли рядом.
На углу Садовой демонстрацию окружили. Рабочие начали медленно расходиться.
— Ну, вот, — решился, наконец, Быков начать разговор. — Вот мы и свиделись. День-то какой горячий… Так бы и шел всю жизнь в этом ряду.
— Видел? — спросил Николай.
— Десятки тысяч шагали…
— Десятки? Скоро будут миллионы, а не десятки тысяч…
Они свернули на Караванную, и только Быков приготовился спросить о судьбе Ваниных родителей, как Николай взял его под руку.
— Смейся, пожалуйста, смейся и слушай, что я сейчас тебе буду говорить! Да смейся же, черт возьми!..
Летчик улыбнулся.
— За нами увязался шпик, от которого я не могу отделаться с самого утра. Постарайся отвлечь его… на углу мы распрощаемся… да не оглядывайся же, черт возьми — он поймет… распрощаемся… ты повернешь назад… он в светлой шляпе, в калошах… подойди, попроси прикурить… и как-нибудь постарайся задержать хоть на пять минут… прощай… завтра разыщи меня на заводе. Там мы с тобой потолкуем…
Николай скрылся в переулке, а Быков повернул обратно и через минуту оказался лицом к лицу с белобрысым одутловатым человеком, — у филера было белое мягкое, как подушка, лицо и коротенькие руки картежника.
— Позвольте прикурить! — попросил Быков.
Филер недоверчиво посмотрел на него.
— Некурящий я…
— Знаем мы вас, некурящих, спичку жалеешь…
Филер стал отступать, но Быков вцепился в его рукав.
— Дашь ты мне, наконец, прикурить или нет?
— Что вы пристаете? Я городовому буду жаловаться… хулиганить на улицах не полагается…
— Ах, так! — возмутился Быков, подходя вплотную и наступая на ногу филера.
Филер закричал, Быков же спокойно пошел к Невскому. Филер пошел за ним. Минут через десять, оглянувшись на углу Литейного, Быков увидел, что соглядатай, следовавший за ним по пятам, исчез.
Вечером Быков прошелся по Невскому. Улицы стали тихими, как будто и не было днем демонстрации в столице. Конные полицейские патрули озабоченно скакали по проспекту.
Вскоре ранка зажила, но узкий шрам — отметина полицейской нагайки — навсегда остался на щеке.
Вечером Николай пришел к Быкову.
— Других гостей не ждешь сегодня? — спросил он, оглядев большую комнату с окнами в сад.
— Никого не жду…
— Вот и хорошо. Не люблю посторонних людей, — каждому нужно выдумывать какую-нибудь особенную историю о себе, а знаешь, как это надоедает после долгих месяцев, когда за тобой по следам ходят шпики…
Он сел в кресло и негромко проговорил:
— Устал дьявольски, прямо не носят ноги…
Впервые слышал Быков от Николая такое признание и удивленно поднял брови.