— Сэр! — Голос Лоуэлла сорвался почти на крик, и Прайс потрясенно умолк. — Сэр, для приборов электронного слежения его словно бы не существует, мы уже обсуждали это с вами. Сегодня мы нашли микрочип, вставленный в следящее устройство его автомобиля. Оно посылает неправильные данные — мы гонялись за пустотой. Так мои люди до сих пор не поймут, как этот микрочип работает…

В лице Лоуэлла снова появилась неуверенность, а голос утратил напор.

— Вы закончили? — спросил Прайс.

— Нет, сэр. Учитывая ограничения, с которыми я работаю, я считаю, что взять ситуацию под контроль просто невозможно.

— Ситуация такова, какова есть. Меня не интересуют оправдания.

— А я вовсе не собираюсь оправдываться, сэр. Если вы считаете мою работу неадекватной, я могу хоть сегодня же положить вам на стол заявление об уходе.

Прайс глубоко вздохнул и жестом пригласил подчиненного садиться на один из стульев, что стояли перед столом. Лоуэлл повиновался, но сел на самый краешек и сидел очень прямо, будто кол проглотил.

— Черт возьми, Брэд, я вовсе не желаю вашей отставки. И вы это прекрасно знаете.

— Да, сэр.

Прайс подпер голову рукой.

— Брэд, конец операции уже близок. Мы с вами оба это знаем. Каждый день сейчас на вес золота. Надо держаться.

— Я понимаю, сэр. Я просто не уверен, что это возможно.

Прайс поднялся, обошел вокруг стола и сел на стул рядом с Лоуэллом. Время жесткой иерархии и запугивания миновало. Сейчас ему позарез надо было, чтобы Лоуэлл собрался. Чтобы поверил — хотя бы ненадолго.

— Так какова ситуация на данный момент, Брэд?

— Дом чист, тело убрано…

— Но?

— Еще один раз — и кто-нибудь может заметить тенденцию. За краткий промежуток времени в одном и том же районе исчезло несколько молодых, образованных и красивых женщин. И мы никак не можем этому помешать.

Прайс потер губу большим пальцем, однако ничего не сказал.

— Думаете, вы можете что-нибудь поделать, сэр? — спросил Лоуэлл.

— Не знаю, Брэд. Честно, не знаю.

— Тогда, быть может, если слегка изменить правила, которым я вынужден следовать, мы могли бы…

Прайс покачал головой:

— Нет. Еще нет. Может, скоро и придется менять, но пока рано. А что та программистка из ФБР?

— Куинн Барри. Мы еще следим за ней по старой памяти, хотя не думаю, что возникнут еще какие-нибудь проблемы. Ее перевели в Квонтико, а мы исправили проблемы с CODIS.

Прайс встал, и через секунду Лоуэлл тоже поднялся, справедливо истолковав это как знак, что разговор окончен. Впрочем, когда он уже повернулся, чтобы уходить, Прайс вдруг протянул руку и коснулся его плеча:

— Я верю в вас, Брэд. Всегда верил.

Изумление на лице Лоуэлла не слишком удивило Прайса. Он ведь всегда был скуп на похвалу, считая, что тем самым придает ей больше ценности — в тех редких случаях, когда до похвалы все-таки доходило.

— Ситуация, без сомнения, необыкновенно сложна, — продолжал он. — Но вы знаете, что стоит на кону. Надо тянуть время. Сейчас важна каждая секунда. Вы ведь понимаете, правда, Брэд?

Лоуэлл коротко, отрывисто кивнул и вышел из кабинета. Прайс остался стоять посреди комнаты, глядя ему вслед.

Необыкновенно сложная ситуация.

Интересно — она с самого начала была так сложна? Или просто невозможна?

Прайс молча кивнул, приветствуя пятерых мужчин, что сидели за столом в зале для совещаний, а сам занял привычное место во главе стола.

— Рад, что вы пришли, сэр. Мы как раз готовы начать. — Техник закрыл стеклянную дверцу шестифутового стеллажа с аудиовизуальным оборудованием и попятился, сосредоточенно глядя на зажатый в руке пульт. Огромный, во всю дальнюю стену комнаты, экран замерцал, сделался из черного серым, потом зеленым, а еще через миг на нем появилось расплывчатое изображение.

— Ага, мы поймали спутниковую волну, — промолвил молодой человек, кладя пульт на стол. — Если возникнут проблемы, я в коридоре.

Он вышел из комнаты, по дороге выключив свет, от чего изображение на экране стало видно лучше.

Там не было никаких шкал или градуировок, лишь чуть зеленоватая белизна песчаных дюн, заснятых камерой ночного видения, вмонтированной в днище штурмовика «Ф-18 Хорнет». Время от времени к шипению, что раздавалось из вделанных в стены колонок, примешивался спокойный голос. Для большинства присутствующих он нес какую-то невнятную околесицу, но Прайсу было все совершенно понятно. За двадцать лет службы в армии жаргон летчиков стал для него вторым языком.